– Ты останешься здесь. Будешь заниматься домом и дочерью. Никаких телефонов. Никакого интернета. Никаких визитов. Твое общение с внешним миром теперь проходит через меня. Понятно?
В его тоне не было злорадства. Была холодная, неумолимая констатация факта. Как будто он озвучивал новый, непреложный закон мироздания.
– Но… моя работа… Егор…
Имя моего начальника будто ударило его током. Его лицо исказилось гримасой, но он мгновенно взял себя в руки.
– Ты уволилась. По состоянию здоровья. Я уже позаботился об этом. И о том, чтобы господин Потапов больше не беспокоил мою жену своими… предложениями.
У меня похолодело внутри. Что он сделал? Что он сказал Егору?
– Ты не имеешь права! – вырвалось у меня, но я тут же замолчала под его тяжелым взглядом.
– Я имею все права… на тебя, – тихо произнес он. – Я твой муж. Отец Тонечки и нашего будущего ребенка. И я несу ответственность за эту семью. Даже если ты решила от этой ответственности сбежать.
Он сделал шаг ко мне, и я невольно отпрянула. Но он лишь поправил воротник моего старого пальто, с легкой брезгливостью.
– Ты будешь учиться заново. Учиться быть благодарной. Учиться быть моей. Это займет время. Но у нас его теперь достаточно.
В его словах не было угроз. Была уверенность человека, который абсолютно уверен в своей правоте и своей силе. Это было страшнее любой ярости.
– Я пришлю тебе еду и одежду. Приличную одежду, – он окинул мой наряд уничижительным взглядом. – А теперь разденься.
У меня перехватило дыхание.
– Что?
– Ты принесла в мой дом грязь с той фермы, запах страха и предательства. Я не потерплю этого. Сними это тряпье.
Я, повинуясь его стальному тону, на автомате стянула с себя пальто и свитер. Я стояла перед ним в джинсах и простой футболке, чувствуя себя абсолютно голой под его оценивающим, холодным взглядом.
– Всё… снимай, – скомандовал он.
Слезы позора выступили у меня на глазах, но я знала, что сопротивляться бесполезно. Я сделала так, как он сказал. Медленно сняла футболку, джинсы, бюстгальтер и трусики. Закрыла руками грудь и низ живота. Внутри боролась ярость со стыдом. Но я продолжала смотреть в глаза своему мужу.
А там… в его взгляде была жадная похоть и ненасытная страсть. Я это видела, чувствовала по его движениям и по набухшему паху.
Макар сделал шаг ко мне и протянул руку, словно в надежде, коснуться меня, но я отшатнулась от него как от чумного, поджала губы и процедила. – Не смей… ко мне… прикасаться.
Он молча собрал мою одежду с пола, свернул ее в аккуратный сверток и вышел из комнаты, не глядя на меня.
Я слышала, как щелкнул замок снаружи.
Я осталась стоять посреди незнакомой комнаты, дрожа от холода и унижения. Но вместе с тем во мне шевелилось странное, почти необъяснимое чувство… облегчения? Он не бил меня. Не кричал. Он… сохранял самообладание. В его безумии была своя, извращенная логика. Он не уничтожал меня физически. Он перевоспитывал. Переделывал.
Это была тюрьма.
Но тюрьма с теплой кроватью для моей дочери и с четкими, пусть и безумными, правилами.
Через несколько минут в дверь постучали. Вошла немолодая женщина в строгом темном платье – новая домоправительница, как я позже узнала. Она молча поставила на тумбочку поднос с простой, но сытной едой и положила на стул стопку аккуратно сложенного белья и простое хлопковое платье – серое, бесформенное, лишенное всякой индивидуальности.
– Хозяин просил передать, чтобы вы покормили ребенка и отдохнули, – безэмоционально произнесла она и вышла, снова заперев дверь.
Я машинально надела простое белье и платье.
Ткань была грубой, но чистой.
Я подошла к кровати. Тоня спала, ее дыхание было ровным и спокойным. Я прижалась к дочери и поцеловала ее.
Тонечка была в безопасности. Она была накормлена, уложена, с ней ничего не случилось.
А потом, я села на край кровати, обхватила колени руками и задумалась. Его месть была изощренной. Он лишал меня не свободы – он лишал меня себя. Своей ярости, своих эмоций, своего внимания. Он низводил меня до положения провинившегося ребенка, который должен быть наказан и исправлен.
И самое ужасное было в том, что часть моего измученного, запуганного сознания цеплялась за эту новую реальность.
Здесь были правила. Здесь был порядок. Здесь не было неожиданных вспышек гнева – пока я подчинялась.
Я легла рядом с дочерью, прижалась к ее теплой спинке и закрыла глаза. Впервые за долгие дни меня не мутило от страха. Пусть это была ловушка. Но пока что это была тихая гавань. И мне, истощенной до предела, этой гавани было достаточно.
Битва была проиграна. Но война, я знала, только начиналась. Теперь мне предстояло научиться воевать по-новому. Изнутри. Тихо. Играя по его правилам, чтобы однажды найти в них слабину.
А пока… пока я должна была быть идеальной, покорной, сломленной ученицей. Чтобы выжить. Чтобы дождаться своего часа.
– И я дождусь… обязательно дождусь.
_______________________________________________________
Друзья, сегодня у вас есть возможность купить мою книгу с 50% скидкой (прокатной).
Предатель. Ты разрушил нашу семью
https:// /shrt/h7f-
– Мира, я тебе изменил, и моя любовница сейчас в нашей спальне. Немею от услышанного, и торт, который я купила в честь благополучного возвращения домой, падает на пол. Сюрприз удался, для меня. Меня не было дома целую неделю. Лёжа на сохранении в больнице, я верила своему любимому мужу, как себе. Но, вернувшись, обнаружила, что муж привел любовницу в наш дом, в нашу постель. Внутри меня растёт наш ребёнок, но жить в одном доме с предателем, я больше не могу… а простить тем более. И что мне теперь делать? Как быть? Куда податься?
Глава 50.
Утром я проснулась от тупой, тянущей боли внизу живота. Она была не сильной, но назойливой и тревожной. К ней примешивалась легкая тошнота и головокружение. Сердце сжалось от паники. Не сейчас. Только не сейчас.
Я попыталась не подавать вида, уложила Тоню завтракать, но рука сама непроизвольно потянулась к животу. Этот жест не ускользнул от внимания Агриппины Львовны.
– Вам плохо? – спросила она без тени участия, больше как констатацию факта.
– Нет, все в порядке, – поспешно ответила я, но очередная волна дурноты заставила меня схватиться за спинку стула.
Домоправительница молча вышла. Через пять минут в дверь без стука вошел Макар. Он был уже одет для работы, но вид у него был мрачный.
– В чем дело? – отрывисто спросил он, окидывая меня взглядом. – Агриппина говорит, ты себя плохо чувствуешь.
Я глубоко вздохнула, собираясь с духом. Это был риск. Но риск необходимый.
– У меня болит живот. Тянет. И тошнит. Мне нужно к врачу, Макар. К гинекологу. Срочно.
Его лицо осталось непроницаемым, но в глазах мелькнула искорка чего-то – тревоги? Раздражения?
– Ты что-то придумываешь.
– Нет! – в моем голосе прозвучала искренняя паника, которую не нужно было изображать. Я положила его руку себе на живот поверх платья. – Чувствуешь? Напряжено. Макар, это может быть угроза. После всего стресса… Пожалуйста.
Он медленно поводил ладонью по моему животу, его пальцы были холодными. Он изучал мое лицо, ища признаки обмана. Я смотрела на него прямо, позволяя ему видеть весь свой страх – не перед ним, а за ребенка.
– Хорошо, – неожиданно согласился он. – Я отвезу тебя в клинику. К своему врачу. Никаких женских консультаций.
Облегчение смешалось с новой тревогой. Его врач. Его контролируемая территория.
– Спасибо, – прошептала я, опуская глаза.
Через час мы уже ехали в его машине.
Я сидела на заднем сиденье с Тоней, глядя на знакомые улицы, которые казались мне теперь декорациями из другой жизни. Макар молчал всю дорогу, но я чувствовала его напряженный взгляд в зеркале заднего вида.
