Редаманс (ЛП) - Долорес Х. К.

Далтон просто откидывается назад, закидывает ногу на ногу и пожимает плечами.

— Если хотите, адвокат, можете поговорить с моим начальником, — говорит он. — Но я думаю, вы измените свое мнение, когда увидите, что еще мы нашли.

Брайант снова входит в комнату, и когда я вижу, что он несет, моя кровь застывает в жилах.

— Я не буду спрашивать вас, узнаете ли вы этот предмет, — саркастически протягивает Далтон. — Учитывая, что это ваше. — А потом он берет сумочку - мою сумочку - у Брайанта и начинает вываливать ее содержимое.

Мой телефон, бумажник и запасной тюбик туши, который я храню в наплечной сумке, вываливаются первыми.

— Признаюсь, я не ожидал, что это будет так просто, — говорит он. — Но в этом есть смысл. У вас не было времени избавиться от него.

Какая-то часть меня уже знает, что он собирается сделать, прежде чем он это сделает. Дребезжание таблеток выдает это, когда Далтон достает из сумочки пузырек с рецептом, этикетка повернута так, что я отчетливо вижу ...

Пропанолол.

У меня замирает сердце.

— Знаете, — продолжает Далтон. — На самом деле я знаком с этим материалом. После того, как пару лет назад у моего датского дога диагностировали сердечную недостаточность, ветеринар прописал пропранолол, чтобы справиться с его симптомами. Дозировка тоже аналогичная. — Он гремит почти пустой бутылочкой, пока Брайант роется в остальной части моей сумочки. — Это выписывается по рецепту. Я чуть было не вызвал доктора, но, думаю, в этом не было необходимости. — Он переводит взгляд на меня. — Вы и это нам облегчили, мисс Дэвис.

На этот раз он переворачивает флакон, чтобы я могла прочитать название лекарства, выписанного по рецепту, - и мои мышцы каменеют.

Нет.

Нет, это...

Брайант кладет рецептурный бланк Луэнн на стол перед нами.

— Что ты думаешь? — Далтон кивает головой в сторону своего коллеги. — Кто-то мог украсть рецептурный бланк доктора Луэнн Харт для своих собственных гнусных целей?

Нет.

Паника выбивает воздух из моих легких.

Комната расплывается, и я едва слышу скрип стула Далтона. Или резкость в его голосе, когда он перечисляет все мои законные права. Или Джо, застывший и молчаливый, как статуя, с глазами, по-прежнему прикованными к бланку с рецептами.

Только когда холодный металл сжимает мои запястья, меня осеняет правда - ясная как день.

Меня обвиняют в убийстве.

Автор: Адриан Эллис.

Глава двадцать пятая

Тишина, окутавшая меня, когда я осталась одна - запертая за стальными прутьями камеры предварительного заключения, с испачканными чернилами пальцами, - кажется странной.

Это долгожданная передышка от постоянной паники, к которой моё тело привыкло за последние тридцать часов. Но это также неестественная тишина перед бурей - мгновение затишья перед тем, как Адриан сделает свой следующий ход.

Он поймал меня именно там, где хотел - изолированным, без вариантов и в его власти. Это только вопрос времени, когда он нападет и закончит игру.

Но я не волнуюсь.

Я прислоняюсь головой к холодной бетонной стене и чувствую себя более собранной, чем когда-либо за последние дни.

Даже годы.

Потому что теперь я знаю, что это за игра.

***

Я нахожусь в пустой камере не более нескольких часов, прежде чем появляется пугливый офицер с детским лицом и сообщает, что у меня посетитель.

— Я думала, мне запрещено принимать посетителей, — говорю я, но единственный сюрприз - это время. Я была уверена, что он подождет до окончания утреннего слушания по моему обвинению.

Взгляд полицейского с детским лицом неуверенно скользит по мне, прежде чем он отпирает камеру, стальная сетка с лязгом открывается, и он выбегает из пустого тюремного блока.

Я не двигаюсь.

Мне потребовалось пару часов, чтобы найти сидячее положение, которое было бы хотя бы отдаленно удобным - моя спина прижата к неровному бетону, ноги вытянуты на холодной стальной скамье, а руки скрещены на груди, чтобы сохранить как можно больше тепла тела.

Я слышу приглушенный стук ботинок Адриана по бетонному полу, прежде чем вижу их: коричневые мокасины из телячьей кожи, которые поблескивают в резком свете флуоресцентных ламп.

Они останавливаются прямо у входа в мою камеру.

Мое сердце бешено колотится.

Даже сейчас, после всего, что произошло, присутствие Адриана так же легко игнорировать, как низко нависшую грозу над Мобил-Бэй. Он давит на меня, плотный, удушающий и заряженный электричеством между нами.

Не давай ему ничего.

Медленно и с большим усилием, чем мне хотелось бы признать, я окидываю его взглядом с тем же скучающим безразличием, с каким смотрела на таракана, бегающего по сломанной раковине камеры.

Он - воплощение спокойного мужского красноречия в своих плиссированных темно-серых брюках и облегающем темно-синем свитере, его темное шерстяное пальто перекинуто через руки.

Кроме того, он одет более подходяще для экскурсии по частным виноградникам на Фингер-Лейкс, чем для расплаты в тюремной камере.

Я, с другой стороны...

Я выгляжу как «До» на рекламе, которую вы использовали бы, оценивая эффективность салфеток для снятия макияжа и шампуня. На моей голове слой жира, остатки подводки и туши, которые я нанесла для художественной выставки, все еще стекают по моему лицу, а скользкая от пота пижама бывшей девушки мертвеца прилипла к моей коже.

— Ты выглядишь так, словно у тебя было неудачное утро, милая, — растягивает он слова, и я напрягаюсь от звука его голоса, отражающегося от стен. — Ну, теперь, я полагаю, вечер.

Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание, когда я не вижу в его глазах ничего, кроме торжества. Я даже не сдалась, но он явно пришел сюда, ожидая победы.

Это - или он считает мой вид, грязный, недосыпающий и официально занесенный в федеральную базу данных, достаточным поражением.

Я расправляю плечи.

Да, чертовски верно.

Мой рот дергается.

— Ну, я бы не сказала, что это было неудачно.

Он слегка приподнял бровь.

— Нет?

— Нет, — качаю я головой. — На самом деле, я бы сказала, что нам очень повезло. Нет доступа к технологиям и нет возможности сбежать... это что-то вроде одного из тех цифровых детоксикационных центров, за которые люди платят тысячи долларов, но зато бесплатно. И без всех этих отвлекающих живописных видов на пляж или Гранд-Каньон. — Я бросаю взгляд на стену, где кто-то выцветшим фломастером нарисовал удивительно подробно пенис. — Я имею в виду, этот вид.

Наступает пауза тишины, и моя кожа зудит под тяжестью его темных глаз, прежде чем он тихо отвечает:

— Тогда это к счастью.

Именно так. Ты думал, что найдешь меня, обезумевшую и рыдающую, как ребенок, готовую покориться любой судьбе, которую ты мне уготовил?

— Хочешь знать, какая часть была самой лучшей?

Его пристальный взгляд давит на меня.

— Какая?

— Все это время мне нечего было делать, кроме как думать. — Я оглядываюсь на него, выражение моего лица становится жестче. — И я почти уверена, что теперь собрала большинство мелких кусочков воедино. Это просто общая картина, в которой я все еще немного запутана.

Медленная, довольная улыбка, которая появляется на его лице, напоминает мне кота, облизывающегося после того, как съел мышь. Как будто он ждал этого момента.

— Я расскажу тебе все, что ты захочешь, милая.

Мои глаза сужаются.

Теперь ты это сделаешь.

Теперь, когда все сработало в точности по твоему плану, я уверена, ты более чем счастлив рассказать мне обо всех тех способах, которыми ты разрушал мою жизнь.

Какая-то злобная часть меня почти хочет ни о чем не спрашивать - разрушить ясную кульминацию, на достижение которой он потратил месяцы, если не годы.

Но мое собственное любопытство берет верх надо мной.

— Хорошо, — киваю я, немного выпрямляясь. — В таком случае, правда или ложь? Ты купил мой многоквартирный дом.