Редаманс (ЛП) - Долорес Х. К.

Он даже не моргает.

— Правда.

— И ты следил за мной дольше, чем те три месяца, что прожил в Нью-Йорке.

— Правда.

— С того дня, как я уехала из Лайонсвуда? — Спрашиваю я, и Адриан с любопытством наклоняет голову.

— Почему ты задаешь мне вопросы, на которые уже знаешь ответы, милая? Ты читала то досье в моем офисе. Ты точно знаешь, как долго я следил за тобой, — отвечает он.

Моя голова наклоняется набок, отражая его.

— Потому что я хочу услышать, как ты признаешься в этом, — говорю я мягко. — Во всем. И на этот раз я хочу знать правду -только правду.

И я не позволю своим сомнениям, эмоциям или чему-то еще встать на пути моего нутра.

Правда или ложь - это все, что мне нужно услышать.

Его взгляд чуть смягчается.

— У меня больше нет причин лгать тебе, милая. Что бы ты ни хотела узнать, я буду честен. Обо всем.

Было бы приятнее, если бы не подразумевалось очевидное: у меня нет причин лгать, потому что я уже выполнил свой план.

Потому что я стою здесь, в том же самом полицейском участке, в котором подставил тебя, не опасаясь последствий - ни от кого.

У меня сводит челюсть.

— Правда или ложь? Ты подбросил это досье в свой кабинет специально для того, чтобы я его нашла.

— Верно. — Уголок его рта кривится от нескрываемого стыда. — Я знал, что ты не сможешь удержаться и не порыться в моих вещах, если останешься без присмотра.

Мои глаза сужаются.

— Ты не мог знать, что я начну разнюхивать.

Он с вызовом приподнимает бровь.

— Может, и нет, но я знал, что у тебя была обширная история неспособности совать нос не в свое дело. Особенно с моими вещами. Это было справедливое предположение.

Я краснею.

— Я немного обижен, что ты подумала, будто я все еще настолько глуп, чтобы опрометчиво оставлять конфиденциальную информацию в незапертом ящике стола, — добавляет он с ноткой веселья во взгляде. — Как будто я не усвоил свой урок в первые два раза.

И я не могу поверить, что была настолько глупа, чтобы думать, что это не ловушка.

Но если это было оставлено для того, чтобы я пронюхала информацию, и он знал, что я лгу, чтобы скрыться от него, тогда...

Мой желудок переворачивается.

— Ты намеренно убрал имя Тома из списка, — говорю я. — Зная, что я запаникую и побегу прямиком к единственному человеку, не попавшему в поле твоего зрения.

Это первый раз, когда я вижу что-то близкое к раздражению в его глазах.

— Я не знал, — говорит он, и теперь в его голосе слышится раздражение. — Но да, я подумал, что это наиболее вероятная возможность.

Я сглатываю.

— И рецептурный бланк Луэнн - ты украл его, когда я впустила тебя в нашу квартиру в тот день.

— «Украсть» - кажется удачным выбором слов, — отвечает он, игнорируя мою насмешку. — Честно говоря, именно она принесла его домой, без какой-либо защиты или запертой коробки. Я воспользовался предоставленной мне возможностью.

На самом деле, из-за тебя все выглядело так, будто я воспользовалась случаем и украла бланк с рецептами моей лучшей подруги по гнусным причинам.

При мысли о Луэнн и Джо комок подкатывает к моему горлу. Конечно, она уже знает - если не потому, что Джо рассказал ей, то, вероятно, потому, что детектив Далтон звонил, чтобы узнать больше о рецептурном бланке.

Итак, шесть лет дружбы пошли насмарку. Она решит, что я какая-то мошенница-убийца, разыгрывающая против нее длительный план, и я не смогу дать правдоподобного объяснения обратному.

Печаль собирается внутри меня, как грозовые тучи, но я стряхиваю это чувство.

Я уверена, что в тюрьме у меня будет достаточно времени, чтобы дуться и жалеть себя.

Я прочищаю горло.

— И я предполагаю, что ты подбросил таблетки и бланк в мою сумочку, пока я рылась в твоем кабинете.

Он кивает.

— Верно.

Я так и думала, но от его подтверждения у меня голова идет кругом.

— А таблетки? Тебе пришлось бы вламываться, пока мы спим, просто чтобы...

— Ложь, — Адриан качает головой, выглядя слегка оскорбленным таким предположением. — Это было бы смешно. Я не вламывался. — Веселая ухмылка растягивает его губы. — Ну, не совсем.

Я почти боюсь спрашивать.

— Тогда...?

Он опускает взгляд - и хихикает.

— Он оставляет свою дверь незапертой.

Я бросаю на него скептический взгляд.

— Что?

Адриан кивает.

— Днем. Когда он на работе.

Я усмехаюсь.

— Ни за что, он бы...

— О, я тоже не мог в это поверить, — говорит он. — Никто, живущий в большом городе, никогда не был бы так доверчив к людям. Это своего рода философия соседства в маленьком городке, которая, вероятно, присуща только...напомни, откуда он был? Где-то на Среднем Западе, верно? Вроде Индианы? Иллинойс? Что-нибудь с «А».

— Айова, — выдыхаю я.

Еще один смешок.

— Совершенно верно. Айова. Я уверен, что все равно нашел бы способ проникнуть, но ... — Он прищелкивает языком. — Такое глупое, легковерное мышление сработало в мою пользу.

Мои глаза сузились.

— Он был не глуп. Он просто верил в лучшее в людях...

— То же самое, — он закатывает глаза. — И посмотри, к чему это его привело.

Я не уверена, что пугает меня больше. Этот Адриан говорит о человеке, которого хладнокровно убил, как о домашней мухе, которую он отогнал от своей еды, или об последней части.

Посмотрите, к чему это его привело.

И в самом деле - посмотрите, куда я его привела.

Той ночью я пришла к нему домой, прекрасно понимая, что Адриан стал опасной, непредсказуемой личностью.

Я решила рискнуть его жизнью ради своей собственной, и это убило его.

Это убило его из-за меня.

Я мирно спала на диване, в то время как он умирал в одиночестве, напуганный и, вероятно, взывающий о помощи…

Чувство вины ударяет меня между ребер, и я наклоняюсь вперед на скамейке, обхватив голову руками.

Что, если бы я проснулась на двадцать минут раньше? Или на десять? Или даже...

Шаги Адриана эхом отдаются все ближе, и я напрягаюсь, поднимая голову ровно настолько, чтобы покачать ею.

Шаги стихают.

Мне не нужно твое утешение. Нет.

Тишина окутывает камеру. Длинные, элегантные пальцы Адриана несколько раз сжимаются и разжимаются по бокам, прежде чем он, наконец, спрашивает:

— Какие эмоции ты испытываешь? — И не так, как большинство людей задали бы этот вопрос - как теплый, сострадательный переход, побуждающий к большей эмоциональной уязвимости. Адриан спрашивает, нахмурив брови, с неподдельным замешательством. Потому что он не знает. Он всего лишь изображает чувство вины - на самом деле он ее не чувствует.

Не о Томе.

Не о том, чтобы подставить меня.

Ни о чем таком.

Еще раз качаю головой.

— Я в порядке.

Я поднимаюсь на ноги.

— Правда или ложь… — я поворачиваюсь и встаю прямо перед ним с каменным лицом. — Том был бы все еще жив, если бы я не решила пойти к нему домой прошлой ночью.

Ему достаточно одного моргания, чтобы собраться с мыслями.

— Ложь.

Мои глаза расширяются.

— Ложь?

— Я все еще думаю, что убил бы его, — открыто признается он. — Даже если бы ты выбрала другое место. Даже если бы ты никогда больше не связывалась с ним. Даже если его смерть не была мне полезна. Даже если это было просто для того, чтобы доказать свою точку зрения.

Ужас и растерянность захлестывают меня в равной степени, и я, запинаясь, выговариваю:

— Но почему? Он не сделал ничего плохого.

— Не намеренно. — В его пронзительном взгляде нет теплоты - но тепло есть. Что-то дикое и темное едва скрывалось под поверхностью. — Но он все еще думал, что может забрать то, что ему не принадлежало. Он был ходячим мертвецом в тот день, когда увидел тебя. — Пауза. — Как и другие.

— Другие? — Мое тело становится таким же каменным, как и выражение лица. — Как другие имена в списке? Люди, которых я... ты убил их?