Редаманс (ЛП) - Долорес Х. К.

Ни одна часть меня не хочет признаваться в убийстве, которого я не совершала, но Адриан уже разрушил большую часть моей жизни - если мне придется разрушить все остальное, чтобы доказать свою точку зрения, я это сделаю.

Клянусь, я так и сделаю.

Дрожа, я готовлюсь к любой словесной перепалке, которая последует дальше.

Но Адриан не спорит со мной.

— Ты права, — тихо говорит он и отводит взгляд. — Тебе не следует верить мне на слово.

Я моргаю, почти уверенная, что, должно быть, неправильно расслышала.

Он уступает?

Однако радость победы почти сразу же омрачается разочарованием.

... вот так просто?

Он даже не собирается пытаться?

— На самом деле, это всегда было нашей проблемой, не так ли? — Его правая рука опускается в глубокий карман брюк. — Безопасность - или ее отсутствие. Ты всегда ждешь, когда что-нибудь случится. На тот день, когда я проснусь и решу, что ты больше не та, кто мне нужна.

Я ерзаю, чувствуя себя неловко из-за того, что он видит меня насквозь.

— И ты так убеждена, что это произойдет, — продолжает он. — Ты даже не останешься здесь, чтобы выяснить. Ты просто сбежишь.

— Не то чтобы я этого хотела, — защищаюсь я. — Но...

— Это инстинкт самосохранения, — вставляет он и поворачивается ко мне лицом, в глазах светится что-то нечитаемое. — Что, по иронии судьбы, является одним из моих любимых качеств в тебе. Твоя способность позаботиться о себе независимо от того, кто или что встанет у тебя на пути. — Он делает шаг ко мне. — И это понятно. Ты должна была позаботиться о себе, потому что никто другой никогда этого не делал для тебя.

Ну, я думаю, вы уже встречались с моей матерью.

— Даже сейчас, — продолжает он. — Твоя жизнь здесь, в городе. Постоянные финансовые трудности. Постоянное стремление к стабильности. Постоянная борьба за каждый полученный дюйм. Это, должно быть...

— Прекрасно, — говорю я, скрещивая руки на груди. — Моя жизнь прекрасна. Это...

— Это не то, чего ты на самом деле хочешь, — перебивает он, его взгляд пронизывает насквозь. — Этого никогда не было. Ты хочешь безопасности. Ты хочешь комфорта. Ты хочешь всего того, чего никогда не могла позволить себе сама.

Меня бесит, что я не могу этого отрицать, поэтому я качаю головой.

— Даже если бы я и хотела, — говорю я. — Ты не смог бы дать их мне. Комфорт - да. Но безопасность? Эмоциональная безопасность? — Я сглатываю. — У нас были полноценные отношения, а ты даже не мог сказать мне, что любишь меня.

Я ожидаю гнева или защиты, но Адриан отводит взгляд.

— Это правда. Я не мог, — признается он. — Я никогда не мог. — Пауза, а затем он добавляет: — До тебя.

Воздух застревает у меня в легких.

Он...

— Но теперь я понимаю. — Он снова поворачивается ко мне, и я замираю совершенно неподвижно.

В его глазах нет ни фасада, ни маски, ни настороженного расчета.

Только он.

Голый и уязвимый.

— Дело не в том, что я не могу чувствовать любовь, — объясняет он. — Просто выражение другое. Моя версия любви - это что-то вроде одержимости. Это поглощение. Это контроль. Это фиксация до крайности. И даже если бы я был способен выбирать объект своей привязанности, большинство людей не захотели бы этого, не говоря уже о том, чтобы пережить это ... Но ты - при всем твоем стремлении к самосохранению - хочешь.

Пауза.

— И я люблю тебя.

Я тихо ахаю.

Его глаза приковывают меня к месту, когда он уверенно шагает вперед.

— Ты раньше спрашивала меня, какова моя конечная цель. — Адриан останавливается прямо передо мной.

Его взгляд скользит вниз, к его рукам, и когда мой взгляд следует за ним...

Срань господня.

— Выходи за меня замуж, — предлагает он. — И у тебя будет вся безопасность в мире.

Глава двадцать шестая

Восемнадцать часов спустя мы уже стоим на ускоренной церемонии в здании суда. Адриан одет в темный костюм от Армани, подчеркивающий цвет его глаз, а на мне атласное платье с длинными рукавами, корсетным каркасом и юбкой, струящейся, словно водопад.

Это работа какого-то итальянского дизайнера, который сразу же согласился подарить его мне, как только услышал имя моего будущего жениха.

Возможно, мы слегка переборщили с нарядами - всё-таки нас только двое, безлюдная комната без окон, монотонный голос церемониймейстера и личный фотограф. Но сама церемония - идеальна.

Никаких фанфар. Никаких ярких зрелищ. Никаких членов семьи, которые пытаются испортить наш день. Только он, я и обручальное кольцо с розовым бриллиантом овальной огранки стоимостью пять миллионов долларов, которое сейчас занимает большую часть моего безымянного пальца на левой руке.

Я до сих пор не привыкла ни к весу кольца на своём пальце, ни к тому, как оно рассыпает радужные блики на всех поверхностях - даже на идеально гладких и блестящих поверхностях кухни в пентхаусе Адриана.

У меня такое чувство, будто я ношу на пальце драгоценность, похищенную из музея.

Я рассматриваю его так внимательно, что не замечаю тихих, широких шагов Адриана, возвращающегося на кухню, пока он не прижимается спереди к моей спине, фактически прижимая меня к столешнице.

— Моя жена, — приветствует он меня, оставляя легкий, как перышко, поцелуй в мочку моего уха. Он вибрирует с той же легкостью, что и с тех пор, как мы покинули Мэрию, наш союз скреплен чернилами.

— Ты продолжаешь называть меня так, — говорю я, хватаясь пальцами за край стойки, когда он прикусывает мочку моего уха.

— Потому что это правда, — бормочет он. — Теперь ты моя жена. — Он целует меня под подбородком. — Ты живешь в моем доме. — Затем в точку пульса на моей сонной артерии. — Носишь мою фамилию. — В основание моей шеи. — Нет ни одной причины, по которой ты не бы не принадлежала мне. — Он убирает руку со стойки и проводит ею вниз по моему платью, прямо к застежкам на пуговицах, застегивающим его. — Ну, кроме одной.

Низ моего живота опускается от предвкушения, которого я ждала десять лет, но он только парит там, играя с застежками и оставляя мягкие поцелуи с открытым ртом на моей шее.

Слишком много одежды.

Я нетерпеливо шевелюсь.

— Ты собираешься...

Я вскрикиваю, когда он прикусывает - на этот раз еще сильнее - точку пульса на моей шее.

— Нет, — отвечает он. — Не здесь.

А затем, одним быстрым, непринужденным движением, он поднимает меня на руки.

— Я хочу тебя в своей постели. — Его взгляд возвращается к стойке. — В первый раз.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз я так нервничала из-за секса, когда Адриан переносит меня через порог главной спальни - и мой взгляд останавливается на огромной двуспальной кровати.

Я собираюсь заняться сексом со своим мужем.

Жадное чувство желания прокатывается по мне.

Очевидно, Адриан не единственный, кто получает какое-то собственническое удовлетворение, зная, что кто-то по закону принадлежит ему.

Да, я думаю. Один из самых могущественных мужчин в мире отнес меня в постель.

И он мой.

И когда он ставит меня на ноги и снова тянется к застежкам - я качаю головой.

Он вопросительно приподнимает бровь.

— Нет, — говорю я с колотящимся сердцем. — Я хочу...

Я действительно это делаю?

— Я хочу извинений, — заканчиваю я.

Он не выглядит сразу оскорбленным идеей моего требования извинений - просто сбит с толку.

— Извинений?

Я колеблюсь.

Ты должна либо придерживаться этой полосы, Поппи, либо убираться с нее.

Я расправляю плечи и смотрю на него суровым, неумолимым взглядом.

— Ты пытался разрушить мою жизнь, — говорю я. — И ты пытался обвинить меня в убийстве.

И вот две вещи, о которых я никогда не думала, что скажу мужчине, за которого однажды выйду замуж.

— И это привело тебя сюда, — парирует он. — В мой дом, в мои объятия и с моей фамилией. Я не могу извиняться за то, о чем не сожалею, милая.