Яблочный пирог и любовь - Сахра Зейнеп

Он рассмеялся, затем схватил меня за пальцы и притянул к себе.

Прижавшись к его груди, я почувствовала, как по моим венам разливается адреналин. Я не знала, что за план придумал Эмир, но мне не терпелось узнать правду о Кенане.

Глава 4. Шрек

Я не знала точно, в чем заключался план Эмира, но, по его словам, состоял он из двух частей. Единственное, что Эмир мне сказал, – первую часть он берет на себя. Во второй приму участие я, но пока все должно было продолжаться как обычно.

А это означало, что ему снова придется дважды в день ходить в «склеп». Первый раз – в те самые дневные часы, когда он исчезал с обеда. Эмир сказал, что пропустить дневные сессии – не проблема, так как они – всего лишь подготовительные туры перед финальной игрой ночью. В этих нескольких играх днем проходил отбор участников для вечерней.

Теперь я понимала, почему все говорили, что выиграть «Эдем» сложно. Как объяснил Эмир, иногда дневные игры собирали до двадцати столов. Но, сколько бы их ни было, вечерняя игра шла лишь за одним. Поэтому вечерние визиты Эмира в «склеп» были практически обязательными: ведь именно он раздавал «Эдем» победителям.

Тем временем он сдержал оба своих обещания.

Во-первых, он избавился от этого проклятого дивана. Хотя мне было неловко признавать, что я этого хотела, его исчезновение обрадовало меня.

С той же скоростью в университете и общежитии прекратились и сплетни об «измене» мне. Не знаю, как Эмир «попросил» тех девушек, – вряд ли на самом деле вежливо. Должно быть, нелегко признаться, что тебя вышвырнули на улицу полуголой посреди ночи, но, честно говоря, я не испытывала к ним жалости – слишком уж была счастлива избавиться от виртуальных рогов.

Выполнить второе обещание оказалось сложнее, чем выкинуть диван. И худшей была первая ночь…

Через несколько дней после того, как мы узнали о расследовании Кенана, я была у Эмира дома. Он нервно сидел на краю кровати, наблюдая за мной, а я, чтобы занять себя чем-то, рылась в его комнате, полной сюрпризов.

Мы просто ждали. Как будто подозревали, что в полнолуние Эмир превратится в оборотня.

Я листала книгу, когда его голос заставил меня поднять голову. На его лице не было обычной уверенности – только тревога.

– Это будет непросто, Джульетта, ты ведь понимаешь?

Я улыбнулась:

– С тобой с самого начала ничего не было просто, Эмир.

Он на мгновение улыбнулся, но затем снова нахмурился. Когда он посмотрел на меня, в его глазах читалось беспокойство:

– Я сам не знаю, что произойдет. Я могу напугать тебя. Вызвать отвращение. Или того хуже – причинить тебе вред. Я не знаю, как отреагирую.

Он действительно волновался, но то, что его тревожила не собственная участь, а моя, заставило меня улыбнуться сквозь боль. Я подошла к нему с книгой в руках, села рядом и, заправив волосы за ухо, дотронулась указательным пальцем до кончика его носа, как он часто делал со мной.

– Во-первых: с таким милым лицом ты не сможешь меня напугать. Во-вторых: после того как я видела, как кое-кто выворачивает желудок до самых кишок и извергает его содержимое, тебе придется постараться, чтобы вызвать у меня отвращение. И в-третьих: ты мне никогда не навредишь, Ромео!

Произнося последнее, я смотрела прямо в его глаза и говорила абсолютно искренне. Мои слова, звучавшие так убедительно, видимо, тронули Эмира: его губы дрогнули в слабой улыбке. Но он так и не расслабился:

– Никто не принимал «Эдем» так долго, как я. Были такие, кто умирал от передозировки, другие впадали в кому, но никто не употреблял его так регулярно и контролируемо. Признавать это неприятно, но я – самый успешный подопытный в этом эксперименте. – Эмир стиснул зубы и опустил голову. – Я слышал, что происходит, когда бросаешь, представлял, но не придавал значения. А теперь перспектива пережить это рядом с тобой… беспокоит меня.

Я сжала кулаки, мысленно проклиная того типа по имени Акын. Если верить Эмиру, «Эдем» был целиком и полностью его творением. Акын утверждал, что создал препарат исключительно в научных целях, но, помня его змеиный взгляд, было трудно поверить в его добрые намерения. Мысль о том, что Эмир доверял этой гадюке и три года принимал его яд, сводила меня с ума. Но я промолчала. Сейчас ему нужна была не критика, а поддержка.

Разжав кулаки, я повернулась к нему и коснулась его подбородка, чтобы он посмотрел на меня:

– Ты забыл, кто ты? Ты – Эмир Ханзаде. Ты самый избалованный и упрямый кошмар на моем пути. Ты вытерпел, когда я тебя лупила. И теперь ты боишься, что какая-то таблетка окажется сильнее тебя?

Он слабо улыбнулся и накрыл мои пальцы ладонью:

– Я боюсь, что после того, что ты увидишь… ты снова отдалишься от меня.

Я отвела взгляд. Когда он говорил такие вещи, в животе у меня словно начинали копошиться муравьи. Покраснев, я пробормотала:

– Помни: ты делаешь это не ради того, чтобы я или кто-то еще остался с тобой. Ты делаешь это для себя.

Эмир сжал мою руку, словно прося посмотреть на него:

– Это не исцеление, Джульетта. Это пытка. А Эдем – он и так здесь… там, где ты.

Я освободила пальцы и с улыбкой коснулась его щеки. Что я могла сказать?

Что бы он ни делал, в каком бы состоянии ни был, в конце концов ему всегда удавалось оставаться моим кошмаром… моим Ромео.

Через несколько часов у Эмира начали дрожать руки. Он объяснил, что уже давно снижал дозу «Эдема», но резкий отказ – это совсем другое. Лишиться этого вещества было пыткой для каждого нейрона. С полуночи Эмир не принял ни одной таблетки, и теперь его мозг требовал «Эдема». А тело не могло сопротивляться этому требованию.

Сначала дрожали только руки, но через несколько часов тряслось уже все тело. Сначала Эмир сказал, что замерз, и залез под одеяло. Потом начал потеть, и через пару минут у него поднялась температура. Когда через несколько часов его тело начало дергаться, точно его били током, я обняла его. Я шептала ему на ухо, что я рядом, но вскоре начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.

Он резко вскочил с кровати, словно пытаясь убежать от невидимых пауков, прислонился спиной к стене и съехал на пол. Как беспомощный ребенок, схватился за голову и застонал. Его пальцы впивались в кожу головы, будто насекомые, от которых он бежал, грызли его мозг. Я попыталась остановить его – не могла вынести, когда он вот так причинял себе боль. Он посмотрел на меня такими красными глазами, будто плакал несколько дней подряд. Я услышала скрежет зубов.

Внезапно Эмир встал. Как загипнотизированный, побрел к стене. Я сразу поняла, что он задумал, и быстро встала перед рамкой на стене, закрыв ее собой. Я знала, что он хочет добраться до таблеток, спрятанных за ней. Увидев, что я стою у него на пути, он остановился. В другой ситуации этот тяжелый взгляд и дыхание могли бы испугать меня, но сейчас я должна была быть сильнее его.

Эмир схватил меня за руку. Я ожидала, что он отшвырнет меня, и, кажется, он сам думал об этом. Но вместо этого его пальцы впились в мою кожу так сильно, что я невольно скривилась от боли. Моя реакция, похоже, привела его в чувство – он отпрянул, будто обжегшись. Крепко зажмурился, а когда открыл глаза, со всей силы ударил в стену. Кулак пролетел в нескольких сантиметрах от моего лица – я даже услышала свист воздуха. Когда маленькая картина упала на пол, Эмир сглотнул.

– Думаю, тебе стоит увести меня из этой комнаты, – прошептал он так, будто сил у него оставалось всего на несколько вдохов.

Я обняла его за талию, и мы медленно двинулись к двери. Он был слишком слаб, чтобы спуститься по лестнице, поэтому мы зашли в ванную. Я уложила его в ванну – вот мы и вернулись к тому, с чего все началось…

Эмир посмотрел на меня, и я поняла, что он думает о том же. Его попытка улыбнуться выглядела жалко.

– Как думаешь, мне и на этот раз удастся выбраться из этой ванны живым?

Он попытался растянуть свою кривую улыбку шире, а я нахмурилась. Наклонилась к нему, откинула со лба растрепанные волосы и посмотрела в светло-голубые глаза: