Игра в сердца - Бейкер Сэнди

Не то что я.

Точнее, не я, а Анастасия.

Итак, если Джек предложил мне пересесть просто из вежливости, что прикажете делать с бабочками в животе? Давно я не встречала парня, от которого у меня бы бабочки порхали, и я не знаю, что с этим делать. Если я пойду на поводу у своих чувств, моему редактору и начальству это вряд ли понравится, а мое пребывание в Волчьем особняке существенно усложнится. А мне и так будет непросто, полагаю.

Гудят двигатели, мы ускоряемся на взлетной полосе и взмываем в воздух. В животе ухает, а я не пойму, от чего: то ли от набора высоты, то ли от предчувствия начала чего-то удивительного.

Глава шестая

«Эбигейл, это не свидание», – напоминаю себе я в четвертый раз за два часа.

Но будь это свидание, оно стало бы лучшим в моей жизни, а может, и лучшим за всю историю существования Вселенной. Ведь с тех пор, как я пересела к Джеку после взлета, мы, не переставая, вели искрометную беседу.

Впрочем, искрилась не только беседа, но и шампанское в моем бокале. Настоящее шампанское из Франции. Когда я попросила повторить, Джек в шутку велел бортпроводнице не уносить бутылку; та улыбнулась и вернулась с полной бутылкой шампанского в ведерке со льдом! В ведерке! В самолете!

Однако придется мне притормозить, ведь всем известно, что в полете пьянеешь быстрее. Или это выдуманный факт, который мы напечатали в «Пище для ума»? Короче говоря, я слегка захмелела, а в чудесной, даже прелестной компании Джека время летит. Осталось всего двадцать четыре часа!

– Значит, у тебя есть брат. Один? – спрашиваю я.

– Один. Мама говорит, что после рождения Гарри у нее не осталось сил. Я тогда был еще маленький, а отец вечно пропадал на съемках, его не бывало дома по несколько месяцев. Он помогал, конечно, когда возвращался в Сидней, но все же… – Он замолкает и хмурится. – Странно прозвучит, когда про отцов говорят, что те «помогают» матерям. Ведь если у тебя есть ребенок, суть не в том, чтобы «помогать» другому супругу, а в том, чтобы быть таким же полноценным родителем, верно?

– Верно, – отвечаю я, хотя сама понятия не имею, что должен делать или мог бы сделать отец, чтобы считаться хорошим. Тем не менее я мысленно записываю его мудрое рассуждение в колонку плюсов своего списка «Плюсов и минусов Джека как потенциального парня». Я даже Лизе не говорила, что веду этот список, но она, наверное, и так в курсе.

– Какие истории он мне рассказывал, ты бы знала, – Джек тихо усмехается. – И до сих пор рассказывает. Он однажды работал с Клинтом Иствудом.

– Серьезно?

– Да. Его тогда впервые взяли на должность ГО. – Он видит растерянность на моем лице и поясняет: – Главного оператора. Клинту понравилась его работа в австралийском фильме, может, ты слышала – «Станция»?

Я качаю головой.

– В общем, он увидел этот фильм, позвонил отцу и предложил работу. А папа думал, это кто-то из его ребят решил над ним подшутить, но нет. Это правда был Иствуд.

– Ну надо же, – с улыбкой говорю я.

– Ага. Но если ты однажды познакомишься с моим папой и он начнет рассказывать эту историю, советую сразу устраиваться поудобнее. Он может час об этом говорить.

Я смеюсь, и он тоже. Он говорит о своей семье с такой любовью. Его лицо сияет. А потом до меня доходит, что он только что сказал. «Если ты однажды познакомишься с моим папой…» Мы с Джеком коллеги. В некотором роде. С какой стати мне знакомиться с его родителями, пока мы будем сниматься в Сиднее? Если только…

Может, это все-таки свидание?

«Нет, Эбигейл, он просто ведет себя по-дружески, – рассуждаю я. – Просто лететь долго».

– Ладно, что я все про себя да про себя. Давай поговорим о тебе и твоей семье, – просит он.

Услышав этот вопрос, я обычно превращаюсь в колючего ежа. Я росла с матерью-одиночкой, работавшей на нескольких работах, чтобы свести концы с концами, отца у меня не было, мы жили в муниципальном жилье… Услышав эту историю, большинство людей или качают головой, всем видом выражая сочувствие, или в их поведении происходит едва заметный сдвиг, как будто я внезапно падаю в их глазах и становлюсь хуже, чем они, а также хуже, чем была до того, как во всем им призналась.

Но я уже знаю, что Джек – не большинство, поэтому решаю рассказать почти правду, ничего не говоря об отце и описывая маму как «мать-одиночку». Когда в конце я говорю, что мама приехала в аэропорт меня проводить, Джек отвечает:

– Кажется, она у тебя потрясающая.

– О да. Я ради нее на все готова. Мне просто… – Я смотрю на сотни пузырьков, поднимающихся со дна бокала.

– Тебе не хочется ей лгать, – говорит он.

Я поворачиваюсь к нему.

– Да. Как ты узнал?

Он пожимает плечами.

– Я вижу, что ты порядочный человек; должно быть, тяжело врать собственной маме.

– Она переживает, что я считаю себя недостойной любви. – Слова слетают с моих губ, прежде чем я успеваю подумать. Зачем? Зачем я рассказываю Джеку такие вещи, ведь это личное и выставляет меня в не очень выгодном свете. Дурацкое шампанское. Я, хмурясь, смотрю на бокал, ставлю его на столик между нашими креслами и чувствую, как заливаюсь краской.

– Эй…

Не хочу на него смотреть. Хочу взять свои вещи, вернуться обратно на место 10В и провести остаток полета в последнем ряду салона бизнес-класса в тихом отчаянии.

– Эбби, послушай, я понимаю, почему она так говорит.

Он понимает? Я искоса смотрю на него. Меня ободряет его сочувственный тон.

– Понимаешь? Но почему?

– Я работаю на этом шоу уже четвертый сезон… Точнее, для британского ТВ мы снимаем впервые, но в Австралии я сделал уже три сезона «Жеребца» – так шоу называется у нас.

Вообще-то, я в курсе: гуглила Джека и узнала о нем много интересного, в том числе и это. Для работы гуглила, не подумайте плохого. Я не какая-нибудь кибер-сталкерша, боже упаси.

– Так вот, я уже в четвертый раз собираю команду волчиц, и знаешь что? – задает он риторический вопрос. – Большинство действительно хотят найти любовь. Учитывая этот факт и то, что ты рассказала о ваших с мамой отношениях, неудивительно, что она тебе поверила.

Я киваю и понимаю, что он прав. Мама лишь озвучила вслух то, что я сама про себя знаю. Мне по-прежнему больно, что она из-за меня переживает, но на самом деле я не считаю себя недостойной любви. Хотя внутренний голос иногда твердит обратное. И я обязательно найду способ сказать об этом маме, даже если та никогда не узнает об истинных причинах моего участия в шоу.

Тут в голову приходит мысль.

– А остальные волчицы?

– Что с ними?

– Ты сказал, что «большинство» волчиц хотят найти любовь, а остальные?

– Ах да. Остальные приходят на шоу ради шутки или чтобы попасть на телевидение. Кто-то хочет заинтересовать агента, получить эпизодическую роль в сериале и тому подобное.

– И ты знаешь об этом заранее?

– Ну, прямо они в этом не признаются, – в его глазах загорается смешливая искорка. – Им-то кажется, что они умело притворяются «искренними», – он добавляет воздушные кавычки, – но это же очевидно. – Он пожимает плечами. – Бывает, мы берем таких актрис специально, чтобы добавить интриги, понимаешь?

О, инсайдерская информация! Анастасия навостряет уши.

– Сказать по правде, мне не нравится эта часть шоу – сфабрикованные интриги ради рейтинга… – Он не договаривает, и, заметив его хмурое лицо, я добавляю еще один плюсик в свой список. У него есть совесть, а это шоу – всего лишь способ достижения цели, источник заработка для того, чтобы открыть собственную продюсерскую компанию вместе с Гарри.

Он качает головой, будто приводя в порядок мысли, и лучезарно мне улыбается. Я обещаю себе, что мы обязательно обсудим его моральную дилемму, когда он в следующий раз об этом заговорит, но он только что раскрыл важную информацию, и мой ум переключается. Анастасия берется за дело.

– Итак, – я достаю досье из сумки и кладу на колени, – рассказывай, кто есть кто.