После чего вопросительно посмотрел на Уэйнрайт.
«Да, он уверен в себе, — подумала Джулия, — он ведь знает, что у меня нет против него никаких улик. Да, был один–единственный свидетель, Генри, но этот проходимец все очень точно рассчитал и успел обработать его… А теперь этот Джакоби будет всеми силами изображать благородное негодование… Однако, мне кажется, что стоит попробовать…»
Джаггер напомнил:
— Мисс Уэйнрайт, вы хотели задать этому человеку какие‑то вопросы?..
Та коротко кивнула.
— Да.
— Прошу вас…
Поправив прическу, Джулия сказала:
— Но, прежде чем я сделаю это, считаю своим долгом рассказать суду о некоторых обстоятельствах, которые, насколько я считаю, имеют к следствию по этому делу самое что ни на есть непосредственное отношение… Вы позволите?..
Судья кивнул.
— Конечно…
И Джулия начала свой рассказ.
Как и всегда, повествование Уэйнрайт отличали предельная обстоятельность и лаконичность — она не упустила ни одного обстоятельства, ни того, что предлагал ей Джакоби, ни его шантажных планов относительно Мейсона, ни последнего разговора с этим человеком.
Единственное, о чем она не поведала суду, так это о роли в этой истории Гарри Брэфорда — Уэйнрайт сделала это лишь потому, что обещала своему бывшему возлюбленному не выдавать его…
Когда она закончила, Джакоби, посмотрев на Джаггера, произнес нарочито–наигранным тоном:
— Надеюсь, все, тут присутствующие должны прекрасно понимать, что изложенные мисс Уэйнрайт факты — мягко говоря, плод ее болезненного воображения… Или же, — голос его стал тверже, — или же, боюсь, мы имеем дело с наглой клеветой…
Джулия, конечно же, прекрасно представляла реакцию Джакоби — зная его хладнокровие и изворотливость ума. Правда, на этот случай у нее было несколько сильных козырей…
Обернувшись к Джаггеру, она спросила:
— Ваша честь, вы, надеюсь, помните, что по определению почтовых служащих, это письмо было брошено в почтовый ящик как раз между двумя и пятью часами дня в районе Хилтон–стрит?..
Тот согласно наклонил голову.
— Да.
— Но ведь это — буквально в нескольких шагах от офиса «Джакоби и К», — принялась объяснять Джулия Уэйнрайт. — Стало быть, более чем вероятно, что письмо в почтовый ящик мог бросить этот человек, — она кивнула в сторону Генри Джакоби. Тот только улыбнулся.
— Ваша честь, — произнес Генри в свою очередь, — ваша честь, моя контора действительно расположена рядом с Хилтон–стрит. Но ведь вы должны понимать, что, кроме меня, почтовыми ящиками на этой улице пользуется еще множество людей…
Джулия тут же парировала:
— Разумеется, но когда обстоятельства стекаются так странно, это поневоле вызывает подозрение…
В разговор вступил Тиммонс — он никак не мог понять смысла этого хода Уэйнрайт, не мог сообразить, почему же, с какой целью она потребовала, чтобы на слушании был допрошен Генри, к которому, надо отдать должное, Тиммонс испытывал острейшую неприязнь.
Кейт произнес:
— Скажите, мистер Джакоби, вы ведь не станете отрицать, что были знакомы с потерпевшей?..
Это было новостью — во всяком случае, для Джулии Уэйнрайт. Она никак не могла предположить, что Кейту известно об их знакомстве…
Откуда?..
Может быть, в нем проснулась хоть какая‑то совесть, и он теперь хочет помочь Мейсону?..
Джулия сразу же отмела этот вариант. Нет, это так непохоже на Тиммонса. Тогда…
Может быть, он где‑то видел их вместе?.. И теперь хочет изобразить из себя такого объективного человека, такого хорошего юриста…
Да, наверняка видел их…
Вот это — скорее всего.
Как бы то ни было, но это — отличная зацепка… Во всяком случае, Кейт теперь вольно или невольно, но поможет разобраться Джулии с этим проходимцем.
Тиммонс повторил свой вопрос:
— Вы были знакомы с мисс Лайт?.. Джакоби нехотя кивнул.
— Да… Впрочем, — добавил он после непродолжительного раздумья, — впрочем, не только я: многие в нашем городе попали под несравненное обаяние этой женщины…
Инициативу тут же перехватила защита:
— Она рассказывала вам что‑нибудь о своих взаимоотношениях с обвиняемым?..
Джакоби, словно нехотя, ответил:
— Да…
— Часто?..
Помявшись, он произнес:
— Нет, не очень… Иногда.
Джулия продолжала наступать:
— А что именно рассказывала вам Лилиан Лайт о мистере Кэпвелле?..
Тот развел руками.
— Ну, их отношения с подсудимым в последнее время ни для кого не были секретом. Они, насколько я знаю, часто ссорились…
Джулия тут же поняла, что Джакоби теперь будет всячески увиливать, будет стремиться всячески уйти от прямого ответа…
— Она говорила что‑нибудь конкретное?.. Он вновь замялся.
— То есть?..
Видимо, этот вопрос был задан только лишь потому, что Генри хотел выгадать немного времени для размышлений о своей дальнейшей тактике.
«Наверняка он уже пожалел, что ввязался в это дело, — с удовлетворением подумала Уэйнрайт. — Да еще как сильно пожалел!.. Да, Генри при всей своей хитрости и изворотливости, при всем своем уме, допустил два очевидных, два очень серьезных прокола: во–первых, состряпав это письмо, несомненно — лишь для того, чтобы подстраховаться, а во–вторых — придя на это судебное слушание… Да, конечно же, он ведь прекрасно понимал, что теперь у меня нет другого выхода, как назвать его имя… Наверняка он и на этот раз, идя в суд, решил просто–напросто подстраховаться. Впрочем, это бы его все равно не спасло — фамилия Джакоби прозвучала бы тут в любом случае… Теперь остается выяснить главное — тайну попытки самоубийства этой аферистки Лилиан Лайт…»
Джулия, пристально вглядываясь в лицо свидетеля, вновь спросила:
— Так говорила ли пострадавшая вам что‑нибудь конкретное о своих отношениях с мистером Мейсоном Кэпвеллом?..
Тот тут же понял, какую западню готовит ему Джулия — ведь если бы Джакоби сказал, что Лили действительно рассказывала ему о том, что Мейсон замышляет в отношении ее что‑то недоброе, ему бы пришлось выслушивать и другие вопросы на этот счет…
А потому он вновь принялся топтаться на месте, делая вид, что не понял вопросов.
— В каком смысле?..
— Ну, делилась ли с вами какими‑нибудь наблюдениями, соображениями по этому поводу?..
Джакоби пожал плечами.
— Она, кажется, говорила, что Мейсон — очень опасный человек, и что от него можно ожидать чего угодно.
— Так… Еще?
— Еще она говорила, что он не тот человек, которым хотел бы предстать перед ее глазами…
— Мистер Джакоби, мы отклоняемся от темы, — перебила его Джулия, — в настоящее время нас интересует не морально–нравственный облик моего подзащитного, а ваши взаимоотношения с этой женщиной.
— Вот я и говорю…
Прищурившись, Джулия очень осторожным голосом спросила:
— Скажите… А какого рода отношения вас связывали с пострадавшей?..
«Разумеется, он сейчас начнет распинаться перед всеми о любви и дружбе, — подумала Джулия, — а что еще ему остается?»
Она не ошиблась в своих предположениях.
Генри изрек:
— Наши отношения с мисс Лайт можно было бы определить как искреннюю и нежную дружбу…
Пройдясь по возвышению перед местом судьи, Уэйнрайт вновь спросила:
— А она никогда не пыталась попросить вас… Ну, скажем, сделать что‑нибудь такое… Чтобы помочь ей избавиться от Мейсона?
Джакоби тут же поспешил изобразить на своем лице благороднейшее негодование.
— Нет!.. Об этом и речи быть не могло!.. Как вы смеете задавать мне подобные вопросы!..
«Смею, стало быть, — подумала Уэйнрайт, — ничего, ничего, это еще цветочки… Боюсь, что тебе придется отвечать и на другие вопросы…»
— Тогда поставим вопрос иначе: просила ли вас когда‑нибудь Лили Лайт оградить ее от необоснованных, на ее взгляд, нападок мистера Кэпвелла?.. — поинтересовалась Джулия.
— Я уже сказал…
— Но я не понимаю, что именно вы хотели сказать, мистер Джакоби…
После этого Джакоби, вспомнив о своем праве не отвечать на вопросы, которые могут ему показаться лишними, быстро произнес:
