— Я отказываюсь далее выступать на этом процессе в качестве свидетеля…
В ответ неожиданно раздался голос окружного судьи Джаггера:
— Почему, если не секрет?..
— Потому, что эти вопросы более смахивают на обвинительные, чем на те, которые в подобных случаях задают свидетелям.
Джаггер спокойно ответил:
— Это ваше право…
Джулия, сделав несколько шагов, подошла к Джакоби и произнесла:
— Да, мистер Джакоби… Вы, как всегда, весьма проницательны. Боюсь, что вскоре из этого кресла вам придется пересесть на скамью подсудимых — впрочем, об этом я уже как‑то раз имела удовольствие вам сообщить, не так ли?..
Если бы эта реплика была брошена в частной беседе, то, вполне возможно, Джакоби и не уцепился бы за нее. Однако когда она прозвучала на официальном судебном слушании, да еще в присутствии такого количества людей, да еще в присутствии окружного прокурора…
Вскочив со своего места, Генри резко обернулся в сторону Кейта.
— Мистер Тиммонс, вы слышали?.. Вы слышали?.. Она оскорбила мои честь и достоинства!..
Тот, разумеется, тут же подтвердил правомерность претензий свидетеля:
— Да, действительно… Это может быть расценено, как оскорбление… Не вы ли, мисс Уэйнрайт, говорили мне, что обвинять человека в преступлениях, которые он не совершал — не только невозможно, но и преступно для настоящего юриста?..
Джакоби все продолжал, распаляя себя все больше и больше:
— Я хочу сделать заявление!.. Ваша честь!..
Внимательно посмотрев на него, окружной судья спокойно произнес:
— Да, мистер Джакоби…
— Я сейчас же вношу иск на… — он смерил ненавидящим взглядом Джулию. — Вношу иск на мисс Джулию Уэйнрайт…
«Неужели заявит, что я должна платить ему эту идиотскую неустойку в сто тысяч долларов?.. — пронеслось в голове Джулии. — Интересно, как он будет мотивировать свои претензии ко мне?.. Тогда мне придется рассказать еще кое‑что… О его жульнических лотереях, например… Да и не только о них…»
Однако Джакоби то ли забыл о своих предыдущих претензиях к Джулии, то ли решил оставить это для следующего иска.
— Я вношу иск на мисс Уэйнрайт за оскорбление чести и достоинства, — произнес он, — и потому буду требовать компенсации за моральный ущерб. Сумму, в которую я оцениваю этот ущерб, я сообщу дополнительно…»
Джаггер вновь поправил очки.
— К сожалению, в настоящее время ваш иск не может быть принят к рассмотрению — идет судебное слушание. Когда оно закончится…
Несколько успокоившись, Генри уселся на свое место и сказал:
— Я дождусь окончания судебного слушания…
— Не возражаю, — ответил Джаггер.
Спустя полчаса он возвестил об окончании этого слушания. Следующее слушание по этому делу было назначено на четверг–Джулия медленно ехала на своем «олдсмобиле», не превышая пятнадцати миль в час. И не потому, что на улице было полно машин, и она не хотела в кого‑нибудь стукнуться. Просто так ей лучше думалось…
Ситуация немного прояснилась, однако не совсем. Главное — теперь установлено, и установлено для всех, что Лили Лайт и Джакоби были знакомы… Что это дает?.. Очень многое…
Во–первых, таким образом всем стало понятно, что теоретически Джакоби мог быть сообщником Лили Лайт в этом деле.
Во–вторых, Джакоби сам признался в факте знакомства — стало быть, появилась возможность более аргументировано доказать, что он был заинтересован в том, чтобы у Мейсона появились какие‑то неприятности…
Несомненно, что Джакоби в этой истории — ключевая фигура.
Он, а отнюдь — не Джулия.
Но для того, чтобы доказать его причастность, нужны улики. Какие?..
Ну, хотя бы черновик того самого письма, которое якобы Лили Лайт отправила в прокуратуру.
Разумеется, оно было набрано и распечатано в офисе Генри и, скорее всего, им самим.
Может быть, потребовать провести экспертизу ленты принтера или винчестера «Макинтоша» в офисе Генри?.. Ведь по ленте вполне можно определить текст, который был на ней распечатан… А специалисты без особого труда вычислят любой файл, который был записан на винчестере…
Впрочем, это бесполезно — Генри не так глуп, чтобы не предвидеть этого.
Ленты принтера он уже наверняка поменял, а винчестер компьютера вполне мог переформатировать — так, что теперь факт набора на нем того письма не установит ни одна в мире экспертиза.
Да, получается какой‑то порочный круп с одной стороны — налицо организатор и вдохновитель этого преступления, который в свое время косвенно признался в этом самой Джулии…
Налицо его прямая заинтересованность во всем этом, налицо и связь с Лили Лайт…
Однако для того, чтобы суд и жюри присяжных поверили Джулии, нету только одного — какой‑нибудь улики…
По своему опыту Уэйнрайт прекрасно знала, что для суда нужны только улики…
Нужны улики, во что бы то ни стало…
— Но где же их взять?..
И вновь у нее разболелась голова — на этот раз от сильнейшего перенапряжения…
Сколько же навалилось на нее!..
О, это просто невыносимо!..
Это просто невозможно стерпеть!..
Вот если бы Мейсон был рядом…
«Олдсмобиль» свернул с главной дороги и направился в сторону дома Джулии.
Войдя в дом она, не раздеваясь, сразу же бросилась к телефону.
— Мейсон?..
— Да…
— Мейсон, прошу тебя — срочно приезжай ко мне!.. — воскликнула она в трубку.
Он понял ее без дальнейших объяснений…
— Хорошо, — ответил Кэпвелл сразу же, — хорошо… Сейчас выезжаю…
И Джулия в полном изнеможении опустилась на диван и закрыла лицо руками…
ГЛАВА 8
Признание Джулии и ответ Мейсона. Цветы для Джулии. Уэйнрайт продолжает свои рассуждения. Что должна сделать адвокат, если она влюблена в своего подзащитного?.. Джулия еще раз убеждается, что современная женщина должна иметь все, в том числе и владеть компьютером. Визит к Генри Джакоби. Встреча с Кейтом Тиммонсом и его обещание.
Была глубокая ночь. Внезапно на улице начался дождь. Капли падали мягко и нежно, не так, как ранней весной, когда они шумно ударяются о голые еще ветви деревьев; теперь они тихо шуршали, стекая вниз по податливой листве…
Дождь успокоился также внезапно, как и начался — сделалось очень тихо. Уличный шум как‑то смолк, отошел на второй план.
Кэпвелл посмотрел в окно — над мокрым тротуаром метался свет одинокого фонаря. Древесная листва, освещенная снизу мощным электрическим фонарем, казалась почти белой, почти прозрачной, а кроны были как мерцающие светлые паруса…
Он, приподнявшись на локте, произнес тихо и задумчиво:
— Слышишь, Джулия?.. Та тоже подняла голову.
— Что…
Его голос звучал очень тихо, но, тем не менее, внятно:
— На улице дождь…
Она ответила задумчиво:
— Да…
Немного помолчав, Мейсон спросил:
— Тебе хорошо со мной?..
Джулия ничего не ответила — она только благодарно посмотрела на Кэпвелла, после чего зарылась лицом в подушку…
Эта была их первая ночь…
Все получилось как‑то само собой, они даже не договаривались о том, что Мейсон на эту ночь останется тут, у нее…
Так, как будто бы они были знакомы друг с другом целую вечность.
Она лежала рядом с Мейсоном, подложив руки за голову. Лицо ее рельефно выделялось на белой подушке. Одно плечо приподнялось — оно поблескивало, как матовая бронза. На руку падала узкая полоска света…
— Посмотри, — сказала она, поднося свою руку к лицу Мейсона.
Тот улыбнулся.
— Это от фонаря на улице. Она неспешно привстала.
Теперь осветилось и ее лицо. Свет сбегал по плечам, по груди, желтой, как пламя восковой свечи; он менялся, тона сменялись, становились оранжевыми, потом замелькали зеленоватые и голубые круги, а потом над ее головным оралом всплыло теплое красноватое сияние. Оно соскользнуло куда‑то вверх и очень медленно поползло по потолку.
Мейсон сказал:
— Это отсвет рекламы… Видишь, как прекрасно освещается твоя комната…
