Селянин (СИ) - "Altupi"

— Ничего страшного, мой замечательный любовник, — улыбнулся Калякин и занялся делом. Тёр губкой плечи, руки, грудь, живот, бока и удивлялся отличной физической форме Егора, сильным мышцам под загорелой кожей. Он был изящным, гибким, но ни в коем случае не женственным. Хорошие природные данные и ежедневные тренировки — в кидании навоза, поднимании мамы Гали, косьбе, колке дров — давали завидный результат. Кирилл знал, что недотягивает.

Он аккуратно и тщательно, лаская, намылил гениталии Егора. Член набух лишь слегка, да и свой не дошёл до полной твёрдости — усталость, чёрт её дери!

После Егор повернулся спиной, и она оказалась не менее возбуждающей! А ягодицы? Маленькие, крепкие. Кирилл водил по ним и между ними губкой, мечтая упереть селянина в стену или в лавочку руками и по мыльной смазке протиснуться внутрь, получить полноценный расчёт за ночь, когда кое-кто нагло уснул под ним. Дальше фантазий дело, конечно, не продвинулось. Кирилл причислял себя к понятливым людям, и раз Егор сказал, нет сил, значит, нет сил. Можно потерпеть денёк-другой, обойтись петтингом. К тому же вода холоднела, места под душем не хватало для двоих.

— Давай теперь я тебя? — предложил Егор. Кирилл замотал головой:

— Нет, я точно сам.

Егор не настаивал. И хоть Кириллу нестерпимо хотелось, чтобы его тело приласкали любимые пальцы, он не заикнулся об этом. Он-то три дня на кровати провалялся, в клуб бухать ходил, а его любимый ни на минуту не присел. Поэтому надо уважать мнение Егора. Кирилл был готов на это. Он вышел из-под лейки, накапал ещё геля, быстро прошёлся по своему не такому уж сексуальному телу. С волос капала вода, мелкая растительность на руках и ногах прилипла к коже, под ступнями хлюпали лужицы.

— Кир, — позвал Егор. Он стоял под струями, и они, разбиваясь о его плечи, разлетались быстрыми брызгами. — Иди, вода заканчивается.

Да, электрический титан с хитромудрым подводом воды это вам не центральное горячее водоснабжение. Кирилл кинул губку на лавку и встал на место отошедшего Егора. Вода действительно лилась почти ледяная, сковывала члены, на спине появились мурашки. Словно в крещенскую иордань окунулся.

— Жуть, — выругался Кирилл, выныривая из-под лейки. — Замёрз! Согреешь меня?

Егор тут же накинул ему на плечи махровое полотенце, которым сам вытирался, и за края притянул к себе, обнял за талию и поцеловал. В тесном темноватом помещении всё-таки было тепло и очень влажно, а стены… будто отделяли от всего мира. Не хотелось уходить, хотелось трахаться и целоваться.

— Ты удивительный, Егор… Мне хорошо с тобой, спокойно…

Рахманов качнул головой, разубеждая его.

Они вытерлись, надели чистое бельё и так, в одних трусах, пошли в дом. Егор за задёрнутой шторой занялся матерью, делал то, что никто не видел — мыл, менял памперс, растирал мазями и кремами. Ходил туда-сюда между спальней и кухней, принося воду, вынося мусор. Кирилл лёг, чтобы ему не мешаться. О различиях кроватей в родительской квартире и этой деревенской каморке он даже не вспомнил, просто лежал и радовался, что лежит. День получился долгим, очень долгим, словно месяц или год. Всё тело, несмотря на освежающий душ, болело, израненные ладони жгли. Кстати, он так и не похвастался ими Егору, хотя воображал, как тот будет его жалеть и целовать, чтобы скорее зажили.

Егор выключил везде свет и молча лёг. Всё, на что его хватило, это найти руку Кирилла и переплести пальцы. Потом он повернулся на бок, устроился в удобной позе, накрыв простынкой только зад, и заснул. В доме всё стихло.

— Спи… Спокойной ночи… — гладя раскинувшиеся по подушке влажные волосы, прошептал Кирилл. Он не стал геройствовать, охранять покой любимого и тоже уснул.

71

Странный звон ворвался в сознание. Звон бьющегося стекла и стук от падения чего-то тяжелого. Сразу закричал Андрей, а Егор резко сел на кровати.

— Что? — спросил Кирилл. Его вдруг испугал неожиданный поворот событий. Темно, все должны спать! Что бьётся? Зачем крики?

Ответного взгляда Егора он не разглядел, видел только поворот головы, но понял, что он крайне встревоженный. Егор быстро поднялся и, отодвинув штору, кинулся в зал. Тут Кирилл заметил, что темнота не кромешная, её разбавлял тусклый свет.

— Егор! — быстро и путано заговорил Андрей. — Окно! Разбилось! Что это? Кто светит? Егор, цветок упал! Я вздрогнул! Прости, маму, наверно, разбудил.

Старший брат ничего не отвечал, не включал люстры. Слышались лишь его осторожные шаги.

Кирилл перестал тупить и, зевая, пошёл на помощь.

Светили в окна с улицы. Фонариком или… фарами. Ночные шторы не были задёрнуты, и свет беспрепятственно проникал через тюль. Под окном на полу лежал разбившийся пластмассовый горшок, земля частично рассыпалась на палас, от растения отлетели два листика. Рядом лежал жёлтый бесформенный камень размером с полбуханки хлеба, в стекле зияла дыра с острыми осколочными краями, от которых змейками расходились трещинки.

— Блять… — вырвалось у Кирилла. Именно теперь, а не под душем, у него всё похолоднело. Он пожалел сразу обо всех своих необдуманных решениях и смелых, а на деле дебильных, выпадах. Кто бросил этот камень?

Предложение

В голове Кирилла пронеслось много вариантов: Мишаня, собственные родители, истеричная жена Мишани, подосланные гопники, хулиганьё, грабители и даже ревнующая Лариска. Многим, очень многим он успел насолить или настроить против Егора. Да и для кого эта акция устрашения — для него или для Рахмановых? Единственный ли это камень или сейчас посыплются ещё? Их на дороге завались — бери и швыряй. В любом случае Кирилл знал, что причиной инциденту он, ведь совпадений быть не может: раньше в деревне жилось спокойно, а как он разворошил осиный улей, произошла эта хрень. И в любом случае Кирилл не представлял, что делать.

Егор насторожённо замер посреди комнаты, прислушивался. Андрей в напряжённой позе сидел на диване, ноги прикрывала простыня, но он был готов по команде брата её сбросить и бежать без оглядки. Оба всматривались в освещённые снаружи прямоугольники окон. Штора в спаленку мамы Гали оставалась задёрнутой, не было видно, проснулась ли она, но Кирилл был уверен, что проснулась: раз уж он спавший как убитый услышал звон бьющегося стекла, то чутко спавшая женщина тем более.

И вправду.

— Что шумело? — прошелестел из-за шторки слабый голос.

Егор не шелохнулся, только скосил глаза на Кирилла, словно спрашивая его мнения по поводу безопасности ситуации. Тот вслушался и всмотрелся в полумрак комнаты сильнее, будто, как вампир, мог регулировать остроту слуха и зрения.

Ничего не происходило. Ни тени, ни движения. В доме и снаружи стояла тишина, даже цикады и сверчки в это время суток перестали петь. Только на улице ведь кто-то был, фары — а это были именно они — ведь светили. Яркие, белые, скорее всего ксеноновые, притом машина стояла поперёк дороги, пробивая долбаными прожекторами листву деревьев.

Блять, Егор, не дождавшись его реакции, видимо, сам сделал выводы об относительной безопасности и шагнул к спальне. Осторожно шагнул, бесшумно и также бесшумно отодвинул шторку.

— Окно, — шепотом пояснил он. — Ты в порядке? — Но он уже просканировал спальню и кровать внимательным взглядом. По выражению его лица Кирилл понял, что окно цело и камней нет, и тоже успокоился.

— А вы? — спросила Галина.

— Не беспокойся, — ответил Егор и скользнул от спальни к стене рядом с разбитым окном, прижался к ней спиной. Медленно наклонил и повернул голову, заглядывая через тюлевую штору и пыльное стекло. Ему в руке только пистолета не хватало, чтобы отстреливаться от нападающих. Кирилл чувствовал себя как в дурном боевике, не знал, чем помочь, выйти за калитку и прогнать сволоту трусил. В голове крутился калейдоскоп самых плохих вариантов развития событий, внутренний голос ржал. Самое обидное заключалось в том, что он не мог разобрать, почему боится высунуться во двор и дать отпор, что за страх сковал его члены. Но в глубине души он знал причину — боялся, что обидчиком окажется кто-то из Мамоновых и расскажет Егору о приеме по личным вопросам и запрошенных алиментах. Тогда будет скандал. А потерять Егора — это… смерть. Жизнь будет кончена.