Селянин (СИ) - "Altupi"

— Не вижу, — отворачиваясь от окна, прошептал Егор. — В глаза светит.

— Почему они не уезжают? — спросил Андрей, так и не поменявший позы.

— Тоже интересно. Что-то от нас нужно. — Егор ещё раз коротко выглянул в окно. — Я выйду…

— Нет! — С Калякина мигом спало оцепенение, он шагнул наперерез. До него только сейчас дошло, что селянин и не догадывается, как длинен список возможных хулиганов. — Это может быть опасно!

— Но надо же выяснить…

— Мальчики… — встревоженная их громким шепотом, прервала Галина. Ей хотелось быть в курсе нестандартной ночной ситуации. Она беспокоилась, хоть сын и просил не делать этого.

Парни замолчали.

— Я схожу, — принял волевое решение Кирилл: так он видел шанс предотвратить столкновение Егора с Мишаней или его жёнушкой. Если это они, конечно.

— Кир…

— Молчи, я схожу. Ты оставайся, прикроешь меня, если что.

И тут под окном прыснули со смеху. Сдерживаясь, будто прикрывая рот рукою, потом громче и громче. Потом уже несколько человек заржали в голосину. Один ревел, как пеликан, второй стрекотал, как мартышка, третьи будто захлёбывались соплями. Кирилл узнал этот гогот, не весь зоопарк, но половину точно. Уроды, стояли и подслушивали под окном!

— Пидоры! — тем временем сквозь смех крикнул один урод. — Зассали, голуби?

— Паша, сука! — Кирилл заскрежетал зубами. — Сейчас я ему накостыляю! Теперь точно мне идти. Ничего не бойся, — кинул он Рахманову и быстро метнулся в спаленку. На ощупь схватил со стула футболку и штаны, на ходу надел, на веранде сунул ноги в шлёпанцы с огородной пылью и рванул к калитке. Щеколда была, как всегда, открыта — Егор не имеет привычки её закрывать, а надо бы научиться.

На улице Кирилл увидел только тёмный силуэт: яркий, действительно ксеноновый свет бил ему в глаза. Четыре человека топтали траву и куриный помёт под окнами, ржали и выкрикивали про пидоров. Веселились, долбоёбы. Пьяные, конечно, — по голосам было слышно. Двое курили. Огоньки сигарет краснели во тьме.

— Сами вы пидоры, — огрызнулся тихо прикрывший калитку Кирилл. Повернулся к ним, чуть расставил ноги, руки скрестил на груди. С этими отбросами он чувствовал себя как рыба в воде, перестал бояться. Странно, как сразу не включил их в список, не думал, что они могут пожаловать. Всего не предусмотришь. Ждал-то птицу покрупнее.

Ржач оборвался.

— Опа! Главный фраерок-пидорок пожаловал! Мы вас ни от чего не оторвали? Если что, извини.

Это сказал гондон Никита Жердев. Остальная компашка загоготала.

— Себе в жопу засунь свои извинения, — посоветовал Кирилл. — Нахуя вы окно разбили?

— Ой, прости, мы не хотели, — сказал стриженный в олимпийке, которого Калякин не знал, и делано затрясся от страха. — Не бей нас, пожалуйста!

— Он всё в жопу любит совать, заметил? — Никитос толкнул Пашу в бок локтем. Он всегда слышал и видел только пошлятину.

Они уже приблизились, выстроились перед Калякиным в неровную линию, пыхали в лицо дымом. От них несло винищем. Ото всех. Хари были опухшими, но вот ведь, блять, ухмылялись! Уроды недоделанные… Четвёртого кента Кирилл раньше видел только мельком, звали его вроде Лёха Таксофон, а учился он в культпросвете.

Кириллу на их базар было насрать. Он не сдвинулся ни на миллиметр, тона не сменил.

— Хули вы припёрлись, спрашиваю. Умные очень?

— Мочить пидоров! — заорал дурниной Стриженный, который был обдолбан больше всех, аж слюна изо рта летела, и двинул вперёд кулаком. Вложил бычью силу, но пьяная координация его подвела: Кирилл уклонился от удара и чисто случайно подставил ему подножку. Практически Стриженный сам в темноте налетел на его выставленную в попытке отскочить ногу и загремел мордой в кучу угля, пропахал там канаву. Земля сотряслась.

— А-аа! — заорал он, вставая на четвереньки. — Сука! Ты за всё ответишь!

Компашка ржала уже над ним. Кирилл отвернулся от поверженного врага.

— Ладно, камень я вам прощаю. Теперь уходите — все спят.

— Не, мы что, зря ехали? — не согласился Никита и положил Кириллу руку на плечо. — Ты давай, приглашай нас в дом…

— На хуй иди! — сбрасывая руку, оборвал Кирилл. И тут его ударили сзади. В шею у основания черепа. Боль разлилась по мышцам, только некогда на неё было внимание обращать — от неожиданности он пошатнулся и подался вперёд, наткнулся лбом на нос Никиты. И дальше уже плохо соображал, что происходит: началась драка. Тумаки сыпались с четырех сторон, били и руками, и ногами, швыряли, чуть не повалили на землю.

— Мочить пидоров!

— Заднеприводный, сука! Другом моим был! Пидор, нахуй!

— Не жить! Очком на раскалённый прут насадить! Пидоры не люди!

— Опустить обоих и закопать в навозе!

— Где, блять, второй? Тащите его сюда! Пойдём разберёмся!

— А мелкий тоже пидор?

Кирилл отбивался, насколько мог, адреналин кипел, и долбоящерам нехило досталось. Он бы запросто пьяных выродков завалил, если бы они не нападали всей гурьбой, с залитыми глазами, не замечая ни боли, ни усталости. Только животная жажда убивать, «мочить пидоров». А он-то весь день с картошкой ебался, не отдохнул за два часа сна. Но когда заговорили о Егоре!.. когда стали угрожать расправой ему и Андрею!.. вот тогда Кирилл по-настоящему озверел. Он отпихнул Пашку, толкнул Лёху, дал пяткой по колену Жердеву и остался один на один со Стриженным, тот был злее остальных, пыхтел, хлюпал разбитым в кровь носом, но только и мечтал, что накрутить яйца Кирилла на кулак. Они оба стояли в позах, готовые броситься друг на друга.

Тут за спиной Калякина хлопнула калитка. Шаги сразу затихли. Никто, слава богу, не ворвался во двор, но кто-то вышел оттуда. Нетрудно было догадаться, кто.

— Егор, зачем ты вышел?! — наугад закричал Кирилл. У него всё болело, костяшки на правой кисти были сбиты, кровь текла из губы, ссадин и ушибов не сосчитать. Но присутствия Егора он не желал! Егор должен находиться в безопасности!

И всё же радовало, что Егор вышел помогать ему. Селянин всегда был смелым, что касалось защиты других, не терпел несправедливости.

— Второй пидор, ёпта, — сплюнул кровавую слюну Лёха Таксофон, однако попятился. Попятились и остальные, даже Стриженный сделал несколько неловких шагов назад, глядя Кириллу за спину. Попятился и Калякин, только в другую сторону, к забору. Оставаясь настороже, обернулся.

Перед калиткой стоял Егор. В руках сжимал толстый, тяжелый кол, похожий на черенок лопаты. Оружие деревенского пролетариата, а ещё решительный настрой воспользоваться им, написанный нахмуренными бровями, плотно сжатыми губами, размахом плеч, и повергли незваных гостей к отступлению. Кирилл возрадовался, внутренне рассмеялся: Егор наверняка владеет боевым колом не хуже, чем боевым топором или боевой косой! Поскольку Рахманов красноречиво молчал, а нападавшие отплёвывались, стирали с лиц кровь и пребывали в небольшом замешательстве, он взял руководство на себя.

— Уматывайте отсюда, дебилы. Больше чтобы вас тут не видел.

— Пидорам слова не давали, — закатывая разорванный рукав, сообщил Стриженный. Морда у него после целования с углём была чёрной, как у кочегара, под глазом наливался фингал.

— Сам ты пидор, — парировал Калякин, уверенно чувствуя себя под защитой человека с колом. — Паша, сука, это ты всему свету разболтал?

— Ты сам всему свету разболтал, — огрызнулся Машнов, вытер разбитые губы предплечьем. Он хоть и приволок сюда свору, был менее воинственен. — Ты на весь клуб трепался. Что тебя в жопу охуенно ебут.

— Так вы приехали, чтобы вас тоже охуенно отъебали? — решил схохмить Кирилл, а зря: Пашкиных приятелей перекосило, и все трое, не сговариваясь, сжали кулаки, выдвинули челюсти и попёрли на него.

— Уроем пидоров! — скомандовал Стриженный.

— Э! — щурясь от света фар, закричал Кирилл и, мгновенно среагировав, выхватил у Егора кол, замахнулся. Палочка и впрямь была тяжёлая, полновесная, не какая-нибудь трухлявая сушнина. Такой по горбу перешибёшь, мало не покажется. Пацаны это тоже поняли, остановились на полушаге.