Селянин (СИ) - "Altupi"

— Я не шучу, — предупредил Калякин. — Уебу, коньки отбросите.

— Мы тебя сами уебём, — сказал Жердев и вышел из-за подельников, собрался померяться силами. — Пидоры не люди, замочить не жалко. Тремя петухами на земле меньше станет.

Кирилл занервничал, перехватил поудобнее кол. Егор справа от него маячил сжатой в пружину тенью. Преимущество было не на их стороне. Двое против четверых даже с колом не выстоят. Пьяные остервенелые ушлёпки искалечат их, вломятся в дом и примутся за инвалида и ребёнка. Они ведь пришли убивать… да пусть просто покуражиться — бед таких могут натворить! Кирилл знал, что быдло ничем не проймёшь, если оно решило повеселиться, он сам был таким. Будут измываться и на телефон снимать, чтобы на ютубе просмотров и лайков побольше срубить, ментам по хую на такое… Ментам! Да!

— Егор, неси телефон, я в ментуру звоню…

— Менты не помогут, — ухмыльнулся Никитос.

Егор без разговоров метнулся за калитку, но сразу наткнулся на Андрея. Пацанёнок прошмыгнул мимо брата на улицу, протянул руку, в пальцах яркими красками светился новенький смартфон.

— Вот, Кир, у меня есть!..

Банда перешёптывалась, отплёвывалась. Кирилл взял кол в правую руку, большим пальцем левой стал набирать экстренный номер полиции «сто два».

— Ты что здесь делаешь? — отругал младшего Егор. — Где я сказал быть?

— Но я же понадобился! — обиженно и убеждённо в своей правоте отнекнулся тот и юркнул во двор. Конечно, снова засел подслушивать за забором. Егор не стал проверять и прогонять, а взял у Кирилла кол, чтобы тому не мешался, удерживал гопоту на расстоянии.

Гудки оборвались.

— Дежурная часть, Токарев, — доложили в телефоне. — Говорите.

Кирилл немного проворонил, разбираясь, как включается громкая связь. Наконец нашёл, включил.

— Алло, говорите, — повторил Токарев. Среди нормальных пацанчиков появилось шевеление.

— Из деревни Островок звонят, — медленно проговорил Кирилл, обводя гопарей взглядом. — На нас совершено нападение. Банда из города. Они пьяные. Возможно, обкуренные. Возможно, вооружённые. — Он нагло врал, но при такой информации фараоны среагируют быстрее. К тому же нож в кармане, который вполне может быть припрятан у кого-нибудь из этих отморозков, тоже сойдёт за оружие, холодное и смертельное.

— Эй, что ты пиздишь! — первыми нервы сдали у Пашки. — Кто вооружён?!

— Сдохнешь, пидор ебучий, — прорычал Стриженный и харкнул прямо под ноги Кириллу, обрызгал ступни слюной.

— Точный адрес называйте, — поторопил дежурный, он, конечно, слышал весь разговор, смекнул, что звонок не розыгрыш.

— Тут в Островке три дома, не ошибётесь. В самый конец деревни. Мы на улице обороняемся. Маски-шоу с автоматами вызывайте и гаишников можно, чтобы водителя прав лишить. Наркоконтроль еще: один из нападавших месяц назад коноплю собирал, не прекратил это дело…

— Да хорош! — завопил Паша, глаза у него расширились, возбуждённо скакали туда-сюда. — Мы уходим! Пацаны, ну их на хуй, сваливаем. Поедем бухать лучше.

— Так пидоры же! — заупрямился Никита.

— Алло? — позвал Токарев. — Что там у вас? Алло!

Кирилл воззрился на Пашу, давая ему секунду на принятие окончательного решения. Машнов не был лидером, но был тем ещё трусом и трясся за свою задницу. За это лето он и так получил солидный нагоняй от родаков и бабки, а ночёвки в вонючем сизо запомнились ему на всю его долбаную жизнь. Стражи порядка в наше время работают оперативно и по совести, даже перерабатывают. Кирилл не любил их, но отдавал должное. И Паша, похоже, мыслил так же — он проиграл ментальный поединок и признал поражение.

— Уходим, пацаны, — повторил он, разворачиваясь. — Пока менты не нагрянули.

Остальные в бессильной ярости подвигали челюстями, шепча угрозы, и пошли к машине.

— Всё нормально, шеф, уезжают, — ответил Кирилл и нажал на сброс, но вздохнул свободно он, только когда машина, оставляя оседать пыль, скрылась за изгибом дороги, перестали мелькать за кустами огоньки габаритов. Это был «Ниссан Теана», за рулём сидел Лёха. Чтоб его дэпээсники поймали, гондона.

Наступила темнота. Свет горел в окнах зала и на веранде, но не давал той освещённости, что ксенон. Кирилл устало привалился к забору, провёл ладонью по лбу, стирая пот и отодвигая чёлку к уху. Бой окончился, в мир пришла тишина.

Егор, опустив кол, стоял рядом, молчал. Кирилл краем глаза видел, как он вяло отмахивается от комаров. Говорить было не о чем, всё, абсолютно всё было ясно без слов — он провинился, в очередной раз навлёк «неожиданность», ему нет прощения. Тоскливо, погано, и руки с ногами не держат. Уж лучше б, наверно, Мишаня или папаня-депутат Калякин…

— Пойдём домой, — обыденно позвал Егор.

Кирилл повернул голову, всмотрелся в почти неразличимое в ночи лицо, будто спрашивая: «Я такого наворотил, а ты меня после этого домой зовёшь?» Да, Егор такой, он всех прощает, не держит зла… вот только Кириллу не стало от этого легче, на душе дерьмо лежало таким толстым слоем, что ненавидел, презирал себя, сам себе не мог простить. И делать вид, что ничего не произошло, что он ни в чём не виноват, что он тоже жертва, бурно обсуждать сейчас с братьями и мамой Галей, какие говнюки на них напали, какая охуевшая молодёжь нынче пошла, тоже не мог. Все знали, кто виноват, кто привлёк внимание к этой семье. Рахмановы бы промолчали, не корили его, но он сам… не мог. Стыд, совесть? Всё едино.

Кирилл отвернулся, кашлянул, прочищая горло, кивнул.

— Иди… иди, а я… мне надо чуть-чуть проветриться, — выдавил он.

Егор не уходил.

— Я приду, — подняв на него глаза, пообещал Кирилл, и самому показалось, что соврал. Но Егор ушёл, тихо притворил калитку, сразу обнаружил за ней Андрея и стал ругать за непослушание, отправлять в кровать. Мальчишка оправдывался. Потом голоса отдалились и стихли. Хлопнула дверь, ведущая с веранды в дом — Кирилл научился по звуку отличать все двери, половицы в разных комнатах, многое другое.

Загрустив, он сполз по забору вниз, сел на землю. Под задницу попались колкие камешки и травинки, разгребать их не было ни сил, ни стремления. Но с несколькими точками опоры стало проще, держаться на ногах он уже физически был бессилен, тело налилось свинцом. Сколько они проспали после тяжёлого трудового дня?

Кирилл задрал голову к небу. Оно было насыщенно-чёрным, звёзды горели крупными бриллиантами. А рассветает в августе рано, в четыре утра или в половине пятого, значит, сейчас не больше, и ещё можно подремать до подъёма. Он пощупал землю справа от себя, прикидывая, удобно ли будет на ней спать. Былки подросшей травы и камешки, засохшие куриные какашки… Кирилл вытер ладонь о штаны, вздыхая, что выбора у него всё равно нет. Поспит здесь, заодно покараулит на случай, если пьяные укурки вернутся, а утром… Про утро Кирилл пока думать не хотел — боялся, что встанет солнышко, и всё равно придётся посмотреть Егору в глаза. Впервые за месяц тянуло закурить.

В доме погас свет. На веранде тоже. Ну и хорошо, ну и поделом ему. Ночь, Рахмановым надо отдыхать, он и так отнял у них два часа и без того короткого сна.

Калякин загрёб в кулак несколько камешков и сухих травинок, пересыпал с одной ладони на другую. Всё же было обидно, что Егор лёг, не дождавшись его, не пришёл ни позвать, ни поинтересоваться. Но он человек рациональный, для него лишние десять минут сна - это энергия для выполнения домашних дел, всё правильно.

Вдруг заскрипела калитка. На фоне тёмного забора появился стройный силуэт Егора. Селянин осмотрелся, немного даже озадаченно, потом, наконец, увидел его, сидящего под забором.

«Егор?» — пронеслось в мозгу у Кирилла, будто он только что не сетовал, что любимый не выходит звать его в дом. Настолько уверовал в свои размышления, что настоящие события оказались неожиданными. Он растерялся и не знал, что сказать. Да он и раньше не знал этого, не находил нужных слов.

Они молчали. Время шло. Кирилл понял, что привык к темноте и может разглядеть лицо Егора. Тот не смотрел на него, голова была повёрнута чуть в сторону и опущена, но не как у провинившегося строго к земле, а немного, только бы не касаться глаз. Взгляд, как всегда, был погружён в себя. Все эмоции бурлили у него внутри, все слова говорились там же, вытаскивать что-то наружу было для него сложно.