Бесишь меня, Ройс Таслим - Хо Лорен

Я хмурюсь – нет, это несправедливо. Лица родителей Таслима мелькают повсюду, но сам Таслим держится в тени, независимо от того, чей это выбор – его или семьи. К тому же в стендап-шоу он выступал под сценическим псевдонимом. И так сильно растерялся, когда я упомянула его родителей. Значит, они точно не знают, чем он занимается.

Я расплываюсь в широкой ухмылке чеширского кота (мне никогда не делали дорогостоящих ортодонтических операций, так что да, это уместный пример). «Ох, Таслим, ухватила я тебя за яйца», – злорадствую я. В переносном смысле, конечно. Не нужны мне никакие… части тела Таслима.

Мой телефон вибрирует, получив целую кучу сообщений. Я незаметно достаю его и читаю, одно за другим.

Зи: ЭЙ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ВЧЕРА? Я ЖДАЛА ТЕБЯ ЦЕЛЫХ ДВА ЧАСА

Зи: ОК, ладно, два часа, но дома

Зи: ОК, ладно, может, через час заснула

Зи: О, подожди-ка, я только что получила твои сообщения, странно. Значит, у тебя разрядился телефон?

Я печатаю ответ под учебником, со всеми возможными предосторожностями.

Агнес: Да, детка, извини, телефон разрядился, как только я вошла. Кстати, твои сообщения тоже только пришли

Зи: Итак, как прошло выступление? Где видосик?

Агнес: Записать было без шансов. Попросить было некого, а мне надо было выступать! К тому же у меня разрядился телефон! Иии Ти на сцене был в шапочке-бини!

Зи: Нееееет! Я бы хотела посмотреть твое выступление!

Агнес: Тебе хотелось поглазеть на Таслима, извращенка

Зи: А вот и нет! Я уже вроде как смирилась, к тому же он был в бини. По доброй воле. Фууу… И вообще, я не фанат комиков. Они все такие озабоченные

Агнес: Вот спасибо, подружка

Зи: Ты, конечно, исключение. В любом случае жду подробностей, поки-чмоки

Я обещаю, что после занятий все ей расскажу сама и не по телефону, и стараюсь сосредоточиться на уроке.

Мой телефон снова жужжит: меня добавили в групповой чат под названием «Вечера открытого микрофона по всему городу», чтобы я могла зарегистрироваться, – это Кумар постарался, даже не сомневаюсь. Я внимательно изучаю список, что можно и что нельзя публиковать в группе, а затем как ни в чем не бывало открываю список участников, просто чтобы посмотреть, сколько здесь комиков. И меня словно током бьет, когда я вижу имя одного конкретного человека. Рэя, то есть Ройса.

Теперь у меня есть номер телефона Ройса Таслима. Осознание этого странным образом воздействует на зону моего солнечного сплетения, которое, кажется, сжимается. Я списываю его на сезонную аллергию.

Глава 8

Субботним утром, зевая и просматривая уведомления на телефоне, я захожу на кухню, где сидит один Стэнли. В групповом чате «открытого микрофона» кипит бурная жизнь: завтра вечером состоится концерт в популярном ирландском баре-ресторане города, и Таслим уже зарегистрировался в списке желающих выступить.

Не знаю, почему я до сих пор не вышла из чата, хотя прошло уже около двух недель с момента моего стендап-дебюта. Наверное, мне просто приятно снова чувствовать себя частью сообщества. «Вспышки-крутышки», очевидно, слишком заняты тренировками и общением между собой и поэтому забывают приглашать меня на свои веселые посиделки и тусовки. Но я и сама была страшно занята: работала над заявлениями на поступление. Помимо колледжей первого дивизиона, которые были бы «весьма перспективными, учитывая все, что произошло», как дипломатично выразилась мой консультант по поступлению мисс Тина, она посоветовала мне выбрать несколько колледжей второго и даже третьего дивизиона, учитывая, что мне будет нужна значительная финансовая поддержка. Так что я была по уши завалена этой работой.

– Доброе утро, Агс, – говорит Стэнли, кивая на плиту. – Я оставил тебе гречневые блинчики.

– Спасибо, п… Стэнли.

Я сворачиваю блинчики, поливаю их кленовым сиропом и добавляю сливочного масла. Теперь можно есть все, что хочется, и это единственный светлый момент в моей трагедии.

Стэнли прокашливается, и я беззвучно вздыхаю.

– Знаешь, я заметил, что с тех пор, как ты вернулась в школу, ты почти перестала «тусоваться», – руками он делает жест, изображая кавычки в воздухе, – с друзьями, хотя уже с прошлой пятницы ходишь без костылей.

– Хм, – отвечаю я нейтрально.

Стэнли прав. Я просыпаюсь, иду в школу, потом сижу в библиотеке и занимаюсь, потом прихожу домой и снова еще немного занимаюсь. Иногда захожу к Зи, чтобы поучиться вместе с ней (Мас, суперрепетитор, который занимается с ней с первого класса, не возражает, когда я присоединяюсь к Зи), а затем работаю над заявлениями для колледжа. Свое семейство я сейчас почти не вижу, только утром мы иногда встречаемся. Я и раньше бывала занята, но встречи и вечеринки посещала регулярно, а сейчас да, не хожу.

– Все в порядке? – Голос Стэнли звучит мягко.

Я изо всех сил киваю головой:

– Сто процентов.

Конечно, иногда мне немного одиноко и я очень скучаю по бегу, но только когда думаю о нем. Поэтому я изо всех сил стараюсь не вспоминать и не думать.

– Просто все сильно заняты, особенно я, особенно с учетом физиотерапии, а еще эссе для колледжей и все такое. Ну и вообще, ммм, жизнь продолжается.

– Хм, – произносит Стэнли, наблюдая за мной и потягивая свой кофе. – Хм.

Когда Стэнли так делает, мне сразу хочется поделиться с ним всеми своими секретами. Вместо этого я копирую его и тоже произношу: «Хм».

– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все что угодно, и я обещаю, что прежде всего выслушаю, – говорит он через некоторое время. – И если есть что-то, что ты не можешь… Ну, знаешь, я умею хранить тайны, если они не опасны и не вредны.

Стэнли, очевидно, имеет в виду мою маму. Примерно за четыре года, прошедшие с тех пор, как он появился в нашей жизни и изменил все, я научилась ему доверять. Но не настолько, чтобы делиться с ним своими секретами. Стены вокруг себя я воздвигала всегда, даже дома.

Я не знаю, сможет ли Стэнли скрыть от моей мамы что-то вроде: «Я растеряна, мне ужасно грустно, потому что не знаю, как изменится моя жизнь и чего мне ждать от будущего, и я волнуюсь». А рисковать я не могу: маму очень легко вывести из равновесия и я боюсь возвращения ее депрессии, хотя и знаю, что мама в течение нескольких лет более или менее справляется с помощью лекарств и консультаций. Но я помню – я видела, какой она была, и просто не хочу снова проходить через все это.

Я рассеянно чешу руки.

– Да это все просто стресс, выпускной класс, экзамены, заявления в колледжи и все такое.

– Ну да, верно, – кивает Стэнли. – Просто дай мне знать, если тебе понадобится помощь по любому из твоих предметов. Правда, в географии или истории я не силен, но в большинстве научных дисциплин очень даже неплох.

– Научных дисциплин? – поддразниваю его я, делая круглые глаза.

– И во французском, – говорит он с бесстрастным лицом.

– Спасибо, Стэнли.

Я протягиваю руки и обнимаю его. Прижимаюсь к нему всем телом, чтобы дать ему понять, что со мной все в порядке, даже если это не так.

Два часа спустя я сижу на трибуне стадиона, откуда открывается вид на угол поля, где женская спринтерская команда отрабатывает упражнения. Здесь не так много людей. Только чьи-то родители-вертолеты [21], помощники, друзья и те, кому хочется побыть в одиночестве.

Я смотрю, как девочки бегут, и бегут, и бегут.

Как раз в то утро я пригласила их на бабл-ти. Обычно мы так и делали, собирались и шли пить чай с шариками тапиоки после субботней тренировки, но они ответили, что не могут. А потом я провела простое расследование в соцсетях одной из девочек и выяснила, что после тренировки «вспышки» собирались пойти в «Прыгучую планету», спортивное кафе с батутным парком, выпить фруктовых коктейлей и попрыгать на батуте.