Слишком хорошо (ЛП) - Коринн Майклс

Он слегка качает головой.

– Не стоит.

Я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь еще такой момент. Если это сон, шанс или что-то еще, я должна им воспользоваться. Я делаю шаг к нему и прижимаю руку к его щеке.

– Леклан, – я произношу его имя со всей любовью в своем сердце. С четырнадцати лет я мечтала о нем, хотела его и никогда не думала, что когда-нибудь представится такой шанс.

Он наклоняется вперед, прижимаясь лбом к моему.

– Это не имеет смысла.

– Что не имеет? – шепчу я, не желая разрывать эту связь.

– То, что я не могу получить тебя.

Я вдыхаю, напряжение проходит через меня и оседает в животе. Вместо того чтобы отстраниться, как я обычно делаю, я подаюсь вперед, чтобы у него не было выбора, кроме как посмотреть на меня. Когда его темно-карие глаза открываются, я вижу в них тоску. Я поднимаю руку и кладу ладонь на его щеку. Он не двигается, позволяя мне прикоснуться к нему так, как я представляла себе миллион раз. Я думаю... Мне кажется, он хочет меня поцеловать, и, видит Бог, я хочу его поцеловать.

– Теперь я у тебя есть.

Я приподнимаюсь на носочках, не позволяя разуму говорить, позволяя сердцу вести меня за собой, и прижимаюсь губами к его губам. Он быстро двигается, поднимая меня на руки. Мои ноги обхватывают его талию, а затем холодные камни прижимаются к моей спине. Он целует меня, его язык проникает в мой рот, и жар разливается по моим венам. Леклан обнимает меня за талию, его тело вдавливает меня в стену. Мы целуемся и целуемся, и нервы уходят, сменяясь блаженством. Он целует меня. Я повторяю это в голове, потому что это не кажется реальным или возможным. Вкус виски на его языке, смешанный с его одеколоном – это афродизиак, от которого я могла бы опьянеть.

Леклан Уэст целует меня.

Он стонет, и я позволяю его шелковистым прядям скользить сквозь мои пальцы, как песок. Каждое ощущение я фиксирую в памяти. Он пахнет дубом, табаком и шоколадом. Этот запах присущ только ему. Ощущение его мозолей на моей коже, слегка шершавых, но абсолютно идеальных.

– Леклан, – вздыхаю я.

Он стонет и снова тихо целует меня.

Не знаю, как долго это будет продолжаться, но надеюсь, что никогда не закончится.

– Черт, Эйнсли, – его рука перемещается к моему животу, затем ниже. Все внутри меня сжимается в предвкушении, а затем, без предупреждения, он отстраняется.

Его глаза словно фокусируются, и он видит, что это я. Мои ноги падают с его талии, ударяясь о землю, и он делает два больших шага назад.

– Что я делаю? – спрашивает он, проводя руками по волосам.

Я открываю рот, но из него ничего не выходит. Что случилось? Мы так потрясающе целовались, а теперь он выглядит так, будто хочет броситься в фонтан своей матери.

– Мы не можем так поступить. Ты... Я... Господи, прости меня. Я пьян, и мы... Я долбаный мудак, – он поворачивается ко мне спиной, хватает лежащую на земле бутылку, делает большой глоток и выплевывает содержимое. Как будто он может вымыть мой вкус изо рта.

Я стою здесь и сейчас, чувствую покалывание на губах, его запах въедается мне в нос, и я бы хотела только одного – не видеть этого выражения на его лице.

– Леклан, прости меня.

Это заставляет его перевести взгляд на меня.

– За что? Ты ничего не сделала.

– Я поцеловала тебя.

Он трет переносицу.

– Я пьян.

– Я знаю.

– Мне не следовало целовать тебя, – говорит он, по-прежнему не глядя на меня.

И я не должна была приходить сюда. Я такая глупая. Я думала, что он хочет меня, что он что-то чувствует, но он был просто пьян. Боже, я больше никогда не смогу смотреть на него. Я все испортила.

– Это моя вина, – я выдавливаю из себя слова, сдерживая слезы смущения.

– Нет, это... – он поднимает глаза к небу. – Черт!

Я стою здесь, мои ноги словно приклеились к земле. Мне хочется бежать. Спрятаться в своей комнате и закрыть жалюзи, чтобы никогда больше не видеть этот сад.

– Мне нужно идти.

Я не собиралась возвращаться в Нью-Йоркский университет еще три дня. Родители попросили меня остаться и присутствовать на церемонии вручения звания адмирала, но у меня нет ни единого шанса остаться в этом городе еще на минуту. Отец должен простить меня.

– Этого не следовало делать...

Я поднимаю руку.

– Пожалуйста, обними Роуз и скажи ей, что я попрощалась.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, зная, что слезы не утихнут ни на секунду. Как только я открываю дверь, он зовет меня по имени. Я не поворачиваюсь. Не могу. Мое зрение уже расплывается, и я не позволю ему увидеть меня такой.

На этот раз он говорит мне в спину.

– Мы поговорим об этом завтра. Когда я буду трезв.

У нас не будет возможности сделать это, потому что меня здесь не будет. Я поцеловала его, он отверг меня, и теперь я никогда не смогу вернуться к прежним отношениям.

– Прощай, Леклан.

Затем я закрываю дверь и оставляю свое сердце в саду с парнем, которому оно всегда принадлежало.

Глава вторая

Эйнсли

~ Наши дни ~

– Есть ли у кого-нибудь истории, которые они хотели бы рассказать? – спрашивает мой босс, мистер Криспен.

Я усвоила, что, если я буду первой, меня обязательно завалят, так что я не тороплюсь, жду, когда появится «жертвенный агнец».

Я жду.

Я жду еще.

Я оглядываюсь по сторонам, ожидая, что кто-нибудь из моих коллег что-нибудь скажет, но они не говорят. Это похоже на игру в салочки. Они ждут ответа от меня, а я жду от них.

– Ни у кого здесь нет ни единой идеи? – снова спрашивает он, его глаза находят мои. – Мне трудно в это поверить.

Конечно, есть, ведь мистер Криспен знает меня. В смысле, он знает, что я – тот еще трудоголик, который просто хочет хорошо делать свое дело. Однако последние полгода я была вынуждена писать ужасные статьи. Ну, ужасные для девушки, которая готова сразиться с миром. Сначала мне поручили написать статью о том, действительно ли белый цвет после Дня труда – это уместно. Спойлер: это не так. Затем я должна была написать статью о том, как правильно ухаживать за кожей в тридцать с небольшим лет. Звучит, конечно, здорово, но мне двадцать шесть. В прошлом месяце я писала о шляпах. Да, о шляпах. Поэтому в этот раз я буду держать свой рот на замке и ждать подходящего момента.

Я дарю ему натянутую улыбку, надеясь, что он перейдет к Тори, своему «золотому ребенку-журналисту», которому не приходится писать ту чушь, что пишу я. Разница между Тори и мной в том, что я не умею держать язык за зубами, а она умеет. Возможно, дело еще и в том, что Тори работает здесь уже пять лет и имеет связи в Пентагоне, но... мы остановимся на первом варианте.

Он продолжает осматривать кабинет, а потом снова возвращается ко мне. Черт.

Не высовывайся. Не высовывайся. Не высовывайся... не высовывайся...

– У меня есть две идеи, – говорю я, прежде чем успеваю остановить себя.

Когда-нибудь я научусь. Но не сегодня.

Он ухмыляется, словно знал, что именно так и произойдет.

– Ладно, давайте послушаем, Эйнсли.

– Я бы хотела сделать репортаж о сенаторе Эриксоне и обвинениях в связях его семьи с террористической группировкой за границей.

Это был мой второй вариант, и, поскольку он всегда меня отшивает, я надеюсь, что он последует своему обычному процессу, и тогда я смогу написать о том, о чем действительно хочу написать, а именно о напряженности вокруг недавно предложенного законопроекта о введении ограничений на срок полномочий для судей и всех государственных чиновников.

Эта тема не слишком популярна, и если бы мы смогли привлечь к ней внимание общественности, она могла бы набрать обороты, а это как раз то, чего не хотят политики.

– Нет, – тут же возражает мистер Криспен.

Мой план работает.

– Понятно, но почему нет?

Он откидывается назад.

– Потому что мы – небольшая газета, у которой нет ресурсов для выхода за границу. Когда компания «Карсон Найт» выкупила нас, нам повезло, что нас не закрыли полностью. Не говоря уже о том, что ты здесь всего полгода, и эта важная часть должна была бы достаться кому-то более высокопоставленному. Вместо этого я бы хотел, чтобы ты взяла историю о новом приложении для знакомств.