Мистер Ноябрь (ЛП) - Гудин Николь С.

Голова раскалывается, пока я пытаюсь осознать, что это за незнакомец, склонившийся надо мной, и откуда обжигающая боль в груди и горле.

— Дыши медленнее, спокойнее, — мягко говорит он, — просто ровно и спокойно.

Я делаю, как он говорит, и удерживаюсь от того, чтобы делать глубокие, жадно хватающие воздух вдохи, как того требует моя голова.

— Вот так, у тебя получается, милая, — хвалит он, и его карие глаза не отрываются от моих.

Сейчас явно не время, я не знаю, где нахожусь и что со мной, но я не могу не заметить, насколько красив этот загадочный мужчина.

— Я сейчас подниму тебя, — говорит он, и я смотрю на него, как олень на фары, пока он просовывает руки вокруг моего дрожащего тела и приподнимает меня в сидячее положение.

Только тогда я замечаю, что мы не одни, и что я нахожусь в лодке.

— Эй, ты нас напугала, — говорит другой парень, протягивая руку и накидывая на меня серебристое одеяло.

— Где я? — спрашиваю я, но из меня выходит нечто едва слышное, всего лишь хриплый шёпот.

— Ты на пляже, — отвечает мужчина, который держит меня, возвращая моё внимание к себе. — Ты не справилась с водой. Нам пришлось тебя вытаскивать.

Память возвращается ко мне стремительно.

— Течение, — хриплю я.

Он кивает, его лицо в дюймах от моего.

— Опасное. Тебе повезло.

Не чувствую себя очень везучей, но осознаю, что стою на пороге смерти.

Я плавала, как делаю это каждый день, когда течение изменилось, и меня потащило за размеченную буйками зону, прямо к мощной отбойной струе. Я пыталась бороться с течением, но не смогла. Прекрасно знаю, что нужно плыть вдоль течения, а не против него, но я запаниковала.

Я пытаюсь пошевелиться и вздрагиваю от боли.

— Просто постарайся расслабиться, — ободряет он, прижимая руку к моей спине и предлагая мне откинуться на него, что я и делаю. — Мне пришлось делать искусственное дыхание. Возможно, у тебя сломаны рёбра.

Искусственное дыхание… сломанные рёбра?

Слеза скатывается по моей щеке.

Я чуть не умерла.

— А вот и они, — тихо шепчет он мне на ухо. — Они о тебе хорошо позаботятся.

Раздаются аплодисменты и одобрительные возгласы, я оглядываюсь и вижу всех людей, окружающих нас. Что важнее — всех людей, уставившихся на меня.

Я отшатываюсь, но боль в груди и рука этого парня, кто бы он ни был, мешают мне.

— Всё в порядке, — шепчет он, но это не так. Он не понимает — у некоторых из этих людей в руках телефоны, они делают фото, даже видео… и вот тогда я вижу ее — огромную телекамеру, направленную прямо на меня.

Я резко наклоняюсь вперёд, из-за чего меня чуть не стошнило от боли. Я стискиваю зубы, пока приступ тошноты отступает.

— Что ты…

— Выключите видео! — пытаюсь я крикнуть, но получается едва слышно.

— Давай просто доставим тебя в скорую, — говорит он, протягивая ко мне руки.

— Никаких камер! — шиплю я, и моё горло протестует огненной болью.

Наши взгляды встречаются, и его ошеломлённое выражение лица было бы комичным, если бы всё это не стало таким сраным кошмаром.

— Как она, Ретт? — слышу я женский голос.

Ретт. Имя отзывается в моей голове, пока он говорит.

— Она испытывает сильную боль. Была угроза утопления, возможны переломы рёбер — мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы вернуть её.

— Мисс? — новый голос обращается ко мне, но я отказываюсь поднимать глаза.

— Я не знаю, в чём дело, — говорит Ретт ей, — но ей нужна медицинская помощь, прямо сейчас.

— Я никуда не поеду, пока камеры не уберут, — шепчу я, слёзы наворачиваются на глаза.

— Боюсь, времени нет, — говорит Ретт, и я чувствую, как он обнимает меня. — Ты можешь беспокоиться о неудачных фотографиях позже.

Если бы дело было только в этом, но у меня нет выбора.

Он легко поднимает меня с пола лодки, и я не в силах ему сопротивляться; мне слишком больно, я слишком устала. Я безвольно висну в его руках, но он, кажется, не замечает этого. Он невероятно бережно укладывает меня на носилки, и вместе они несут меня по пляжу, пока мои глаза сами собой закрываются.

***

— Пожалуйста, мисс, позвольте отвезти Вас на обследование.

— Мне не нужно обследование, — возражаю я, мой голос наконец вернулся, так что меня можно расслышать, — и меня зовут Либби. Либби Рид, мне двадцать пять лет. Сегодня среда, пятое число. Я в порядке. Клянусь.

— Либби, — пожилой мужчина в задней части машины скорой помощи смотрит на меня. — Не думаю, что Вы понимаете, насколько близко Вы находились к краю смерти. Вам нужно, чтобы Вас осмотрел врач в больнице.

Я содрогаюсь от этого слова. Ненавижу больницы. Я ненавижу врачей.

— Не могли бы Вы просто осмотреть меня здесь?

— Я уверен, что ваши рёбра сломаны. Вам нужны рентген, лекарства… вещи, которые я не могу дать.

Мой голос дрожит, я качаю головой.

— Я не хочу ехать.

Он тяжело вздыхает.

— Я пойду и посмотрю, не найдётся ли кто-нибудь, кто сможет вразумить Вас.

Я очнулась, когда меня уже загружали в машину скорой помощи. После чего устроила истерику и последние пять минут умоляла их позаботиться обо мне прямо здесь.

Больница — это последнее место, где я хочу оказаться.

В больницах задают вопросы; им нужно знать историю болезней, контакты для экстренных случаев… всё то, о чём я не хочу говорить.

Он исчезает и через тридцать секунд возвращается. С ним парень из лодки — Ретт.

При виде него у меня ёкает сердце. Он без рубашки, мокрый насквозь и выглядит озабоченным.

Он медленно приближается ко мне.

— Эй, милая. Всё в порядке?

Я киваю, и моя голова протестует адской болью.

— Она не слушает меня, Ретт. Мне нужно увезти её.

Он не отвечает ему, всё его внимание приковано ко мне.

— Привет, я — Ретт.

— Привет, — шепчу я.

— Я понимаю, что ты не хочешь ехать в больницу, но мне очень нужно, чтобы ты поехала, хорошо? Мы очень старались сохранить тебе жизнь, и я хочу, чтобы так и продолжалось.

Он проводит рукой по мокрым волосам, его пальцы задевают более длинные пряди, и я не знаю, что в этом парне такого, но моя решимость тает… слово «да» застревает на губах.

— Я… я… — заикаюсь я, и он делает шаг ближе к тому месту, где я сижу.

— Ретт! — раздаётся крик, и он мгновенно разворачивается, переходя в состояние повышенной готовности.

Я замираю, когда хорошенькая брюнетка бежит к нему, а за ней следует та самая камера, которую я видела на пляже.

Я слышу, как Ретт вздыхает, но он отходит от меня по направлению к ней.

Я пытаюсь убедить себя, что меня пугает камера, но, думаю, дело может быть не только в ней — если честно, женщина, строящая ему глазки, беспокоит меня ничуть не меньше.

— Я — Эмили Саймонс, и я в прямом эфире с пляжа Ховард, я здесь с Реттом Дженсеном…

Всё вокруг замирает, когда камера медленно проезжает по пляжу, останавливаясь на мне, сидящей в задней части машины скорой помощи.

Она сказала — прямой эфир.

Прямой. То есть, в эфире прямо сейчас.

А я-то думала, что моё главное беспокойство — это видео, которые люди, вероятно, выложат в соцсетях и на YouTube. Я ошибалась.

Кровь стынет в жилах.

— Выключите это! — я кричу, пытаясь спрятаться.

Ретт резко поворачивается ко мне, на его лице явное потрясение.

— Что?

— Камеру! — кричу я. — Уберите её, немедленно! — я накрываю лицо одеялом в тот же миг, когда слышу, как Ретт говорит:

— Хватит, уберите камеру отсюда.

Сердце стучит в ушах, когда накатывает паника.

Прямой телеэфир.

— Что случилось? — раздаётся тихий голос, его голос.

— Она ушла? — выдыхаю я.

— Они ушли. Ты в порядке.

Не знаю, почему я ему доверяю, но это так. Я медленно стаскиваю одеяло с головы, бегло оглядываюсь по сторонам, чтобы перепроверить, и снова нахожу его взгляд.

Его глаза впиваются в мои.