— Значит, ты все-таки планируешь меня отпустить? — цепляюсь за его слова, точно утопающий за соломинку.
— Мы уже на «ты»? — игривым голосом спрашивает, отчего мое сердце пробивает удар. Нет, это, должно быть, защитная реакция организма. Не более. — Мне нравится с какой скоростью развиваются наши отношения, пташка. И да, я планирую тебя отпустить… Если будешь хорошей девочкой. А ты ведь будешь, правда? — поддается вперед, гипнотизируя меня своими стальными глазами.
Между нами достаточно расстояния, но почему-то воздух вокруг нас сгущается. Мое дыхание сбивается, а сердце отбивает барабанную дробь.
— А если не буду? — почему-то хрипло отзываюсь, и тут же прочищаю горло.
— Будешь, пташка, будешь. У тебя умная голова. А теперь пиши петицию президенту, что мы не грабители, а команда Робин Гудов.
Он расслабленно откидывается на кресло, лениво наблюдая за тем, как мои пальцы скачут по клавиатуре.
Это игра правил которой я не понимаю, но отказаться не могу.
Чтоб тебя, чертов Робин Гуд!
Глава 15
Женя
Наше время. Исправительная колония
Кап. Кап. Кап.
Этот звук я слышу на протяжении многих часов, пока лежу на кровати, смотря в потолок с проржавелыми трубами.
Я настолько обессилена, что, кажется, поднять руку для меня непосильная задача.
Утомленная, истощенная, но не сломленная.
Нет. Пока еще нет. Что-то во мне надломилось, когда Дамир бросил меня тут в заточении. Свет в конце моего туннеля надежды померк. Черная дыра отчаяния засасывает все глубже, и только нестерпимое желание выжить спасает. Я словно цепляюсь за хрупкую ветку, вися на краю обрыва. Подо мной холод и тьма, но там вверху… Вверху тепло и свет.
Мама… Она мне снилась. В какой-то момент я даже спутала сон и явь. И даже поверила в то, что происходящее лишь ночной кошмар. Иногда нам хочется выдавать желаемое за действительное.
Сколько я тут лежу, бездумно пялясь в потолок? Впрочем, как бездумно… В своих мыслях я вынашиваю план мести, как мать своего детеныша. Мысль о том, как эти ублюдки получают по заслугам утешает.
Когда выберусь отсюда, я напишу целую статью о Захаре, о подпольных боях, о его хоромах, которых не должно быть. Раскрою всю правду о жизни в тюрьме, которая должна быть наказанием, а не еще одним способом рубить бабло.
Должно быть, проходит вечность, прежде чем я слышу шаги за дверью. Раздается звук щелчка железного замка, а затем дверь открывается и входит Бахметов.
Странно наверное узнавать человека по шагам, но, даже не поворачивая головы, я знаю, что это он.
— Пташка, прекращай изображать умирающего лебедя. Вставай, я принес тебе поесть, — грубо отрезает, подходя к кровати и нависая надо мной своей мощной фигурой.
— Не хочу есть, — равнодушно отзываюсь, отворачивая голову в сторону.
— Значит, голодовка?
Если бы мне не было плевать, то его саркастический тон взбесил бы меня. Я упрямо молчу, не собираясь вступать в диалог.
С раздраженным вздохом Дамир неожиданно наклоняется, грубо вздергивает меня за плечи, усаживая. С грохотом ставит стул перед кроватью, начиная выкладывать еду из пакета. Снова быстрорастворимая лапша и тушенка.
— Решила впасть в депрессию, журналистка? Удачное же время ты выбрала, — колко замечает.
Шпилька не достигает адресата. Мне все равно.
— Почему ты здесь, а не сидишь в камере?
Должна же быть хоть капля справедливости в этом мире! Почему преступник разгуливает себе свободно по тюрьме, а я законопослушная гражданка заперта в камере? Что не так с этим миром, черт побери?
— Тебе бы этого хотелось, верно? — точно читая мысли, спрашивает. А может, мои эмоции легко прочитать по лицу. — К сожалению, пташка, в мире очень мало справедливости. И чем раньше ты снимешь розовые очки, тем проще живется. Не ищешь того, чего нет.
— Ты думаешь, справедливости нет? — вскидываюсь, буравя его глазами.
— Если ты ее ждешь, а не вершишь сам, то нет.
— У каждого свое понимание справедливости. Очень удобно творить свои незаконные делишки, прикрываясь борьбой за справедливость.
Наш диалог заходит в тупик. Очевидно, Дамир считает все происходящее нормой. И в этом нам никогда не сойтись. Игра в словесные шахматы заканчивается ничьей. Бахметов переводит тему и нет, не просит, а приказывает:
— Ешь. Или запихну насильно, пташка. Мне не нужна полудохлая соплячка на шее.
Судя по решительному взгляду, действительно запихнет, но я решаю все же выставить свои условия:
— Я поем, если ты разрешишь позвонить маме.
Лицо Бахметова каменеет, он думает пару секунд, а потом холодно отвечает:
— Нет. Это невозможно.
Чутье подсказывает мне, что мужчина недоговаривает. Нет, ничего в его мимике не выдает этого. Дамир умеет скрывать истинные эмоции, как заправский шулер. Это скорее женская интуиция.
— Что случилось?
— Ешь.
Что ж, я поем, но мы вернемся к этому разговору.
Запихиваюсь едой, запивая водой из бутылки. У Бахметова хоть чайник был и чай, а у меня простая вода. И на том, как говорится, спасибо. Дамир внимательно наблюдает за тем, как тарелка пустеет. Ему важно, чтобы я была сытая, а значит полная сил и живая.
— Я все! — отставив тарелку в сторону, произношу. — Ты расскажешь мне что случилось? Я должна хоть что-то знать! — на последних словах не сдерживаюсь и срываюсь на глухой крик.
Бахметов встает, закидывает посуду в пакет, ставив перед мной еще бутылку воды, после чего топает к двери.
Нет уж!
Подорвавшись с кровати, в два шага оказываюсь возле мужчины и хватаю его за руку.
— Расскажи!
Дамир стоит так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела. У самой уши закладывает от бешено стучащего сердца. Напряжение между нами можно резать ножом, но несмотря на все это, я продолжаю держать мужчину за руку. Он поворачивается и оказывается еще ближе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
Он не хочет мне говорить плохую новость. Это видно по крепко сжатым губам, но я не отступлю. Не сейчас. Я ему зачем-то нужна. И раз так, то он мне расскажет все что знает.
— Тебя считают пропавшей безвести, Женя. Твоим родителям уже сообщили.
В горле застряет комок, когда я рисую себе картинки того, в каком отчаянии находятся сейчас мои родители. Я и сама чувствую себя не лучше.
— Послушай, пташка, возьми себя в руки. Все образумится, вот увидишь, — Дамир аккуратно поглаживает меня по плечам, пока я нахожусь в прострации.
Все его слова сейчас звучат глупо. Меня никто не найдет в этой тюрьме. Потому что искать здесь — не станут. Вот и все. Я вечная заложница заключенного.
— Выпусти меня! — вырвавшись из захвата, толкаю Дамира в грудь.
От неожиданности он пошатывается, а я, пользуясь этой заминкой, выбегаю за дверь.
Мне нужна чертова свобода. Я выбегу наверх и попрошу у властей защиты! Я сбегу отсюда!
Пробежать я успеваю ровно два метра, затем сильные руки обхватывают меня за талию и тянут обратно.
— Нет! Нет! — упираясь ногами в пол, надрывно кричу. Пытаюсь ударить, как учил Бахметов в челюсть головой, но мимо. Царапаю руки, но он скорее умрет, чем отпустит меня. — Отпусти меня!
— Успокойся! — затащив в камеру, грубо встряхивает меня. — Успокойся, сейчас же, Архипова! Ты непроходимая дура, если думаешь, что тебе кроме меня кто-то поможет! Ты не там ищешь врагов.
Я падаю на колени, когда он выходит за дверь, хлопая ею перед моим носом.
Глава 16
Женя
Вечером…или же днем снова раздаются шаги за дверью. Часов у меня естественно нет, поэтому я не представляю какой день недели и который час. И если в камере Дамира я могла отследить время суток хотя бы по окну, то в этой коробке совершенно дезориентирована.
Я напрягаюсь и встаю с кровати, решительно настроенная снова бороться с Бахметовым, но моим «гостем» оказывается не он.
