(не) Моя доярушка (СИ) - Боровик Анастасия

Провожу рукой и понимаю, что у моей пышечки потеет ладошка, нервничает, ну ничего, будем это исправлять. Сажаю Машу на бревно и, усаживаясь с ней рядом, обнимаю одной рукой за талию. Моя толстовка ей велика, болтается около колен, капюшон скрывает лицо. Спряталась от всех, наверно, чтобы остальные не заметили её красные щечки и покусанные мной губы. Оживляюсь от воспоминаний, хочется утащить свою бомбиту и уже не останавливаться в ласках. Внутри всё зудит, потому что сейчас уйти точно не получится. Не стоит давать лишние слухи.

Утыкается мне в плечо, а я целую ее в макушку. Рукой незаметно протискиваюсь под толстовку, залезаю под кофточку и, нащупывая мягкий животик, глажу его. Как же хорошо, и если Маша сначала напряглась, то теперь под моими гладкими нежными касаниями она расслабляется и, поднимая голову, волнительно смотрит на меня.

Хорошо, что Серёжа снова начал что-то играть и отвлекать остальных от созерцания вновь зародившейся парочки, чтобы убрать их смятение. Все ощущают мою энергию похоти и вожделения. Сам не знаю, как держусь рядом с этими голубыми глазками и большими розовыми пухлыми губками. Грудь спирает, чувствую аромат клубнички, подвожу к ней лицо и задеваю её нос своим. Мы в миллиметрах, а я не могу дотронуться. Просто пытка какая-то. Нужно свалить отсюда.

Между нами мелькает тень. Вглядываюсь и вижу, как быстрым шагом уходит Алинка в сторону дороги. Плечи сгорблены, руки зажаты, она практически бежит.

— Алина, подожди, возьми ключи! — кричу я.

Мы же закрыли дом, когда уходили, но она не обращает на мои слова внимания и продолжает идти вперёд.

— Давай я возьму ключи, — Борис забирает у меня ключи и бежит за девчонкой.

Толик собирается уйти, но моя сестра его останавливает.

— Останься с нами, — говорит Изабелла. — Тем более Борис не просто так пошёл за Алиной, пусть они побудут вдвоём.

В такие моменты Изабелла явно проявляет больше мудрости, чем все остальные. Но и Толика я понимаю: ему, вероятно, неприятно наблюдать за нами.

Вытаскиваю свою руку из-под толстовки и сажусь ровнее. Не хочу ещё больше расстраивать друга, ему тоже нужно время. Тем более он завтра уезжает с ребятами в город. В отличие от меня, потому что я собираюсь провести здесь целый месяц до моря и все-таки уговорить Машу поехать со мной. Костер тушится, все прощаются, а я иду провожать Машу до дома.

Мы идём, взявшись за руки, и любуемся звёздами.

— Я хотела сказать «спасибо», что…

И я её целую. Глажу мягкие волосы, пропуская их через пальцы.

Она отстраняется. Её глаза блестят, а на губах играет озорная улыбка. Она шепчет: «Давай играть в догонялки! Ты — вода», — убегает в сторону, её смех разносится по ночной тишине. Я — за ней.

Адреналин наполняет мои вены. Её смех становится всё громче, и я тоже начинаю смеяться. Я готов бежать за ней вечно, просто чтобы слушать её радость, задор. Мы бежим по тропинке, и я вдыхаю запах летней ночи — свежий, пьянящий, наполненный ароматом цветов и влажной травы.

Этот запах смешивается с моими чувствами и пробуждает во мне что-то давно забытое, что-то, что я давно не чувствовал. Я ощущаю себя свободным, лёгким. Невероятный восторг.

Добегаем до калитки. Ловлю Машу, прижимаю к себе. Мы задыхаемся, пытаемся прийти в себя. Она поворачивается, убирает непослушную кудряшку с моего лица и улыбается.

— Тебе надо к ребятам, они уезжают, и тебе следует подготовиться к отъезду…

Смотрит на меня грустно. Переживает, что я её оставлю? Нет уж, булочка, я тебя только приобрёл.

— Я не уезжаю, я надолго здесь. К тому же они справятся без меня, Серёжа всё с Толиком разрулят.

— Толик ушёл какой-то грустный, даже не попрощался толком, — расстраивается Маша.

— Ну, ты же ему тоже нравилась… — решаю поделиться с ней информацией, чтобы она понимала, что шансов смотреть на других нет. Теперь она только со мной.

Маша задумывается, видно, что реагирует спокойно, без удивления. Она закусывает губу и строит мне глазки.

— Значит, я тебе тоже нравлюсь? — спрашивает она.

— Больше, чем нравишься…

— Больше, чем молоко Буренки? — заливисто смеётся, и я не выдерживаю, снова притягиваю её к себе.

— Намного больше.

Моя доярушка в ответ хватает меня за рубашку и ведёт своей мягкой ладошкой, заставляя меня почувствовать мурашки по телу.

— Зайдешь за молоком? — осторожно спрашивает Машенька, нервно зажёвывая губы.

— Зайду, — выдыхаю я, готовый взорваться от тысячи иголок, пронзающих моё тело. Внизу уже всё готово и требует, чтобы мы оказались внутри. Но нужно подождать, пока она сама будет готова.

Тихонько идём по дому. Слышим, как дед храпит во всю. Сегодня, кажется, останусь цел. Пышечка доводит меня до кухни и передаёт банку молока.

Наши руки встречаются, а дальше всё как в тумане. Мы обнимаемся и целуемся, становится жарко. Ставлю банку на стол и, не отрываясь, смотрю в её глаза, полные желания. Она лишь тихо вздыхает, берёт меня за руку и ведёт в свою комнату. Закрывает дверь, я подхожу сзади, едва ощутимо целую её в шею, чувствуя, как она дрожит от возбуждения.

— У меня нет защиты с собой... — со стоном отзываюсь я.

— Сейчас, только надо тихо, — она смотрит на меня, заведённая и чувствительная. Её трепет передаётся мне.

Мы крадёмся в комнату к деду. Я на грани. Вспоминаю, как он грозил подвесить меня за жопу. Маша медленно открывает потёртый деревянный сервант и достаёт оттуда два презерватива, кладя их мне в карман. Возвращаемся в комнату, и она поворачивается ко мне, её глаза — огромные блюдца, стыдливо краснеет и закрывает рукавами тостовки своё лицо.

— Только не спрашивай, откуда они у деда...

— Даже не собирался, — тяну с неё тостовку, затем белую кофточку. Провожу дорожку поцелуев по белоснежной шее, ключицам прямо к лямкам бюстгальтера, одной рукой снимаю их и целую плечо. Маша вцепилась в мою футболку, хватаясь за неё, а другой рукой закрывает себя. Останавливаюсь и с осторожностью спрашиваю:

— Всё хорошо? Просто я могу уйти, если ты не готова...

Она расстраивается и закрывает глаза, я кладу ей руку на лицо и глажу мягкую щёчку.

— Ты чего?

— Переживаю, я не хочу, чтобы ты уходил, просто вдруг получится не так...

Целую её в губы.

— Я тоже нервничаю, потому что от одного взгляда на тебя могу кончить раньше, чем хотелось бы, — выдаю ей я, и она улыбается, а затем сама обвивает меня руками, трепетно прижимаясь ко мне.

Вожу своими руками по её бархатистой коже, одной рукой расстёгиваю бюстгальтер. Вглядываюсь в великолепную огромную грудь, которую освещает только луна в окне. Стою некоторое время, пока Маша не подносит к моему рту руку:

— Марко, у тебя опять слюни пошли.

Конечно, пошли, если бы меня не остановили, я бы тут целое море накапал. Это не грудь, а мечта, произведение искусства. И всё моё. Провожу пальцем едва касаясь, добираясь до сочных полукружий, касаясь напряжённых сосков девушки. Возбуждение достигает предела. Я окидываю Машу взглядом и понимаю, что мне разрешают трогать, брать. Наклоняюсь и захватываю ртом сосок, Маша издаёт тихий облегчённый вздох, и я срываюсь. Хватаю её на руки и кидаю на кровать. Стаскиваю с неё брюки вместе с трусиками, и сам быстро избавляюсь от одежды.

Нависаю сверху и принимаюсь ласкать её грудь горячей ладонью. Облизываю набухшие соски, всасываю их, сжимаю их и вытягиваю. Её вздохи становятся резкими и прерывистыми. Сейчас я точно сожру её, и уже назад дороги нет. Мой твёрдый член мучительно трётся о внутреннюю часть бёдер моей девочки. Она такая горячая, еле сдерживаю себя. Скольжу пальцами вниз, уверенными движениями тревожу её промежность, размазываю влагу, вожу быстрыми круговыми движениями, ловлю каждое движение моей пышечки, как она расслабляется и забывается в моих руках.

Улетаю от её сбившегося дыхания, глажу обжигающе горячую кожу, растворяясь в ней. Надеваю защиту, подхватываю ягодицы, тяну на себя, потираюсь членом, размазывая её сок, и одним движением вхожу в неё. Как же тепло и мягко, задыхаюсь от удовольствия. Бомбита выгибается и издаёт пронзительный стон. Хотел бы я быть осторожным, но не могу, крышу сносит, и я двигаюсь, как зверь. Хватаю пальцами сосок и тереблю его, чувствую членом, как внутри всё сжимается, пульсирует. Меня ещё больше начинает вставлять, и я сжимаю ягодицу, толкаюсь рывками, и Машенька содрогается всем телом. Её внутренние мышцы обхватывают меня, пытаясь вытолкнуть, я останавливаюсь и понимаю, что больше не могу. Прижимаюсь к ней всем телом и судорожно дрожу. Мычу прямо ей в ухо.