Спецназ. Притворись моим (СИ) - Алекс Коваль

— Эм, случайно… — говорит Ира.

— Через друзей, — говорю я.

— Так случайно или через друзей? — подозрительно щурится мама «невесты».

— Одно другому не мешает. Познакомились у моего сослуживца Глеба, встретились в одной компании. Ира — подруга его новой девушки Авроры. Все просто.

— Как тесен мир! — выносит вердикт юбиляр. — Ну ладно, что мы здесь столпились, семья? Все гости пришли, давайте за стол! — подгоняет Валерий.

Мы с Агаповой переглядываемся, мысленно передавая друг другу сокровенное «пронесло». И снова натягиваем на свои лица дружелюбные улыбки, предвкушая с этими нарочито довольными мордами ближайшие… много часов застолья.

Организация праздника юбиляра на высоте. Обстановка изысканная. Ведущий активный. Конкурсы небанальные. И диджей, явно работающий на целевую аудиторию этого вечера. За столом звучат искренние пожелания в адрес Валерия Семеновича от друзей, родных и коллег. Алкоголь льется рекой. Тосты один забойней другого. В общем, все идет ровно и весело.

Постепенно обстановка расслабляет. И мы с Ирой уже начинаем улыбаться чуточку искренней и смеяться над шутками матерей про скорое появление внуков чуточку громче. Даем женщинам возможность помечтать. В какой-то момент даже с грустинкой думаю: как сильно мама Люба и мама Света расстроятся, когда мы с Ириской сообщим им о своем расставании.

Хорошая из нас вышла бы пара…

Да.

Но нет.

Категоричное нет. Я в отношения предпочитаю больше не ввязываться. Мне хватило одного ножа в спину. Тем более в отношения с такими женщинами, как Агапова. Яркими, дерзкими, смелыми и молодыми. Таким по головам шагать, как в детском центре по батутам прыгать — весело и задорно.

Смотрю на нее весь вечер украдкой. Как смеется. Как улыбается. Как щечки горят и губы соблазнительно двигаются, когда шампанское пьет. Платье это дух вышибающее, облепившее ее изгибы. Вся такая живая, энергичная, притягательная и манящая. Красивая — мало сказано. Эффектная — вот оно. Агапова была эффектной всегда — даже в нашу первую встречу, когда на прощание она украдкой показала мне «фак». Дерзкая львица! Которая при ближайшем рассмотрении нежная кошечка, обожающая, когда ее «гладят за ушками».

Мой типаж.

Но отношения?

Увольте.

Да и пятнадцать лет разницы. Куда оно? Я через пятнадцать лет уже буду дедом старым, а у нее самый расцвет. Ей приключений захочется. Страсти, эмоций, огня. А из меня в полтинник что? Только песок совочком выгребать. Утрирую, конечно, но возраст пальцем не стереть — это факт.

В середине вечера наступает момент, когда юбиляра выходят поздравлять его самые близкие: жена и дочь. Ира волнуется так сильно, что перед тем, как выйти из-за стола, нервно сжимает мою ладонь. Словно забывшись. Словно жених я вполне реальный.

Но волнуется малышка зря. Они с Любовью Павловной произносят трогательные слова об отце и муже, приправляя все это парочкой коротких историй из прошлого, что к концу их речи гости плывут от умиления. А когда на большом экране организаторы запускают видеоряд из снимков разных годов жизни Валерия Семеновича — женская часть публики начинает рыдать, мужская делает вид, что крепится, пряча эмоции за неловким кашлем.

Я плохо помню своего отца. Он бросил мою мать, едва мне исполнилось два года. Но если бы он у меня был, я бы хотел, чтобы наша семья была хотя бы на сотую долю похожа на чету Агаповых. И если бы когда-нибудь, чисто в теории, у меня появилась своя семья и я стал бы «батей» — ничего бы не желал больше, чем иметь такой крепкий и надежный тыл.

Но это все лирика, навеянная семейным праздником. Через пару дней мы вернемся в реальность, где у меня одинокая пустая хата, тяжелая работа и случайные встречи для здоровья. А у Иры: горячие однокурсники, клубы, тусовки, пары, ленты и вся жизнь на поиски принца.

— Какая хорошая семья, — слышу матушкин шепот рядом. — И Ирочка замечательная девочка.

— Так кто же спорит, — соглашаюсь я тоже шепотом. — Вредная немного, со своими загонами, но девушка мечты.

— Твоей?

— Что?

— Твоей мечты?

— Мам, ну а как ты думаешь, раз мы… — хмыкаю и оглядываюсь, затыкаясь. Натыкаюсь на мамин серьезный взгляд. Пронизывающий и словно под черепушку заглядывающий. Туда, где все по полочкам разложено.

Понимаю: считала.

Все от и до.

Никогда ей врать не получалось.

Дерьмо.

— Не знаю, зачем вам нужен этот спектакль, Никит, — тихо говорит Светлана Александровна, — но мне грустно.

— От чего именно? От того, что мы всем наврали, или от того, что мы в принципе врем?

— Грустно, что ты даже мысли в свою голову не допускаешь о том, что все это могло бы быть правдой.

— Ой, да брось, — посмеиваюсь тихо, — она мне почти в дочери годится. Странно, на самом деле, что Любовь с Валерием нам так легко поверили. Я думал, раскусят прямо на вокзале…

— Поверили, потому что видят, как ты на дочь их смотришь. С каким отчаянным обожанием, Китенок.

Китенок…

Будто на двадцать лет назад отшвырнуло. В детство сладкое и беззаботное, когда мамкин сорванец Никитка был исключительно Китенком.

Улыбаюсь грустно, головой качая:

— Мне не нужны серьезные отношения. Я тебе об этом уже говорил. Я не хочу семью.

— Хочешь. Но боишься.

— Давай не будем начинать эту тему здесь, на чужом празднике? И, пожалуйста, просто продолжай нам подыгрывать. Ириске это надо.

— Как скажешь, сынок, — вздыхает мама. — Просто хочу тебе напомнить, не все женщины в этом мире — Вероники, — проводит ладонью по моему плечу в мимолетном жесте и отсаживается на свое место, освобождая стул моей невесты.

Видео заканчивается, как и слезливая пауза. Ира с матерью обнимают главу своей семьи и чокаются бокалами.

Я отворачиваюсь и хватаюсь за свой бокал, на дне которого по-прежнему плещется виски. Я его едва пригубил. Не люблю крепкие напитки. Пара банок пива — вот мой предел.

Курить хочется страшно, и когда стул рядом со мной отодвигается, я бросаю не глядя:

— Выйду на свежий воздух, — и подрываюсь с места. — Скоро вернусь.

Выхожу на улицу, не позаботившись тем, чтобы накинуть куртку, и стреляю сигаретку у кого-то из гостей юбиляра. Мне подкуривают, я затягиваюсь.

Мать, сама того не понимая (или понимая?), разбередила старую рану.

Не все женщины в этом мире — Вероники…

Надо же, какая судьба, сука? Один раз обжегся — на всю жизнь шрам.

Выпускаю струю дыма в ночное небо. Вокруг тихо. Другие куряги в ресторан вернулись. Я один. Снег в небе медленно кружится. Машины редкие мимо проносятся. Красота.

С очередной затяжкой слышу за спиной стук каблучков и чувствую, как на мои плечи падает куртка.

Бросаю взгляд через плечо.

Агапова хмыкает, нос свой задирая:

— Простудишься, лечи тебя еще потом.

— Надо же, Агапова, это что, появление заботы?

— Скорее циничного эгоизма. В браке оно ведь как: «в болезни и в здравии», даже в фиктивном и еще пока не оформленном. А мне тебя в болезни иметь не прикольно.

Посмеиваемся.

— Моя мать нас раскусила, — признаюсь и подношу к губам сигарету.

— Ох, черт! Правда? Проклятье-проклятье-проклятье! Дай! — выдергивает у меня сигарету Агапова и сама нервно затягивается.

— Ты охерела? — рычу.

Она глазками хлопает.

Нет?

А вот я да! И от этого охеревания обратно выхватываю орудие медленной смерти из изящных пальчиков, рыкнув:

— Отдай.

Девчонка, однако, успевает надышаться и сейчас закашливается, сипя:

— Раскусила — это плохо. И что теперь? Она моим расскажет, да?

— Нет. Я попросил ее нам подыграть.

— Что сказал?

— Что так надо.

— Спасибо, Никит, — слышу едва ли не стон облегчения. — Я, конечно, и сама вляпалась по уши, и тебя за собой утащила. Но кто же знал, что город миллионник такой маленький!

— Ага. Пожалуйста. И чтобы больше я не видел, как ты куришь, поняла? По губам надаю.

— В смысле⁈ — шипит. — То есть тебе можно, а мне нет⁈