«Ага, вот и он, подвох. Классический глебовский маневр. Дать иллюзию свободы, а потом — бац! — и железная длань начальства опускается на твою хрупкую шею». Лариса почувствовала, как ярость снова закипает у нее внутри, смывая замешательство.
— То есть вы предлагаете мне месяц потратить время мое и, вероятно, еще десятка сотрудников, чтобы в итоге вы просто сказали: «Мило, но нет»? Это не рабочая группа, Глеб Викторович, это цирк. А я не намерена быть вашей клоунессой.
Он рассмеялся. Коротко, сухо, без тени веселья.
— Вы так говорите, словно я неадекватный маньяк, который рубит с плеча. Я ценю эффективность. Если ваши предложения будут так же блестяще подкреплены цифрами и логикой, как ваше… — он кивнул на заявление, — …красноречивое письмо, у меня не будет причин их отклонять. Я, в конце концов, тоже заинтересован в успехе компании. Просто наши методы достижения этого успеха, как вы не устаете напоминать, различаются.
Лариса сжала губы. Он был чертовски убедителен, когда хотел. И самое мерзкое, что в его словах была своя, извращенная правда. Он не был идиотом. Он был опасным прагматиком, готовым на все ради результата. И если ее методы принесут результат… возможно, он и правда пойдет на уступки.
«Нет, — тут же одернула себя она. — Это самообман. Он заманивает тебя в ловушку. Сначала заставит прыгать по своей указке, а потом все равно сделает по-своему. И ты останешься у разбитого корыта — без работы, но с испорченной репутацией человека, который велся на пустые обещания».
— Мне нужно время на размышление, — заявила она, выпрямившись. Это была ее последняя линия обороны.
— Время? — он поднял брови. — У нас его нет. Или вы принимаете мое предложение прямо сейчас, отзываете заявление и приступаете к формированию группы сегодня же, после обеда… или я подписываю этот листок. Сию секунду.
Он взял в руки дорогую перьевую ручку — массивную, брутальную, совсем как он сам. И замер, ожидая.
Лариса посмотрела на ручку. На его пальцы, сжимающие ее. На свое заявление. Потом на него. Его лицо было каменной маской, но в глазах она прочитала азарт. Он наслаждался этим. Ее муками, ее унижением, ее сложным выбором. Он ставил ее на колени, и самое ужасное, что делал он это не грубой силой, а изощренным интеллектуальным давлением.
Мысли метались в голове, как перепуганные мыши. «Уйти. Просто развернуться и уйти. Сохранить достоинство. Он сломает тебя. Он переиграет. Он…»
И тут ее взгляд упал на фотографию в серебряной рамке на его столе. Небольшую, почти спрятанную за монитором. Глеб и Артем, прошлым летом, где-то на озере. Оба загорелые, с растрепанными волосами, смеются. И Глеб на той фотографии был совсем другим — не этим холодным Узурпатором, а просто отцом. Усталым, счастливым, человечным.
Почему-то именно эта фотография, этот кусочек его частной жизни, стал последней каплей. Не его слова, не угрозы, а это напоминание, что перед ней — не монолит, а человек. Со своими тараканами, комплексами и, возможно, страхами.
«Черт возьми, — подумала она с внезапной, отчаянной решимостью. — А что, если я смогу? Что, если я действительно докажу ему? Не только ему — всем. Себе. Что я не просто принципиальная дура, а тот, кто может реально изменить ситуацию. Да, это риск. Да, он, скорее всего, меня кинет. Но если нет… если я выиграю…»
Она сделала глубокий вдох, расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза.
— Хорошо, — сказала она, и ее голос наконец обрел привычную твердость. — Я согласна.
Он не моргнул. Рука с ручкой осталась неподвижной.
— Полностью? Без условий? Вы отзываете заявление?
— Я возглавлю вашу рабочую группу. Я докажу, что гибкий график, уважение к сотрудникам и соблюдение Трудового кодекса — это не блажь, а конкурентное преимущество. И да, она сделала шаг к столу и протянула руку. — Отдайте. Это дурацкое заявление.
Глеб медленно, не отрывая от нее взгляда, положил ручку. Он взял листок и протянул ей. Их пальцы едва коснулись. От его прикосновения побежали мурашки по коже.
Лариса взяла заявление, аккуратно сложила его пополам, а потом еще раз. Она подошла к шикарной хромированной урне для мусора у его стола и бросила туда сложенный квадратик. Бумага бесшумно упала на дно.
— Отозвано, — констатировала она, поворачиваясь к нему. — Теперь обсудим детали? Или мне сразу приступить к казни?
Уголки его губ дрогнули. Почти улыбка. Почти.
— Детали. Конечно, — он кивнул на кресло напротив. Присаживайтесь, Лариса Дмитриевна. Нам есть о чем поговорить.
Лариса опустилась в кресло, чувствуя, как подкашиваются ноги. Не от страха, а от колоссального нервного напряжения. Битва была проиграна? Или только что началась? Она не знала. Она знала лишь одно: она только что добровольно запрыгнула в клетку к тигру. И теперь ей предстояло научиться им управлять.
А Глеб, тем временем, развернул к ней монитор.
— Для начала, — сказал он деловым тоном, в котором, однако, слышалось злорадное удовлетворение, — я хочу, чтобы вы пересмотрели политику дресс-кода. Мне не нравится, что в пятницу можно приходить в джинсах. Это разлагает дисциплину.
Лариса просто посмотрела на него, не веря своим ушам. С гибкого графика, с системы премий, с охраны труда — и на дресс-код? В первую очередь?
«Ох, Глеб Викторович, — промелькнуло у нее в голове, и впервые за весь разговор на губах дрогнула тень улыбки. — Вы даже не представляете, какая война вас ждет. Вы объявили ее не той женщине».
— Что касается джинсов, — начала она, обретая почву под ногами, — у меня как раз есть исследование о влиянии неформальной пятницы на лояльность миллениалов и зумеров. И цифры там, скажу я вам, весьма… убедительные.
Она поймала его взгляд и увидела в нем тот самый вызов. Тот самый азарт.
Глава 12: Два капитана на одном тонущем корабле
Конференц-зал номер три, прозванный в народе «Аквариумом» за свои стеклянные стены от пола до потолка, сегодня напоминал не столько аквариум, сколько ринг. Воздух в нем был настолько густым от взаимной неприязни, что, казалось, его можно было резать ножом и намазывать на тост. В центре — длинный стол из светлого дуба, начищенный до такого блеска, что в нем отражались лица двух главных действующих лиц предстоящего побоища.
С одной стороны стола — Лариса Орлова. Она сидела с идеально прямой спиной, словно в нее все-таки вставили тот самый стальной прут. Перед ней лежала папка с безупречно распечатанными материалами: повестка, регламент, список участников, структура предлагаемой новой кадровой политики. Рядом — блокнот из дорогой кожи и перьевая ручка, подарок коллег на прошлый день рождения. Ее взгляд был устремлен на дверь, а внутренний монолог напоминал подготовку спецназовца к штурму:
«Группа собрана. Петров из ИТ — за свои грехи и за возможность легально ковыряться в системах учета времени. Ирина — мои глаза и уши, и чтобы была моральная поддержка. Маргарита из бухгалтерии — для устрашения цифрами и напоминания о стоимости каждого чаепития сверх регламента. Молодой перспективный менеджер из маркетинга — для видимости демократии и свежего взгляда. Все свои. Все готовы. Ждем только Его Величество Узурпатора. Опоздает, конечно. Чтобы продемонстрировать свою значимость. Надеюсь, он хоть кофе с собой принесет, а то я свой уже почти допила, а это оружие на весь день…»
Она сделала последний глоток из своей чашки (сегодня с надписью «Я кофе, ты — проблемы. Разберемся?»). Кофе был холодным и горьким. Как и ее ожидание.
С другой стороны стола — пустота. Но ненадолго.
Ровно в 10:05 — на пять минут позже оговоренного времени — дверь в «Аквариум» распахнулась с такой силой, что стеклянная стена задрожала. В проеме возник Глеб Бармин. Он не вошел — он вкатился, как торнадо, сметая на своем пути спокойствие и остатки кислорода в комнате. В одной руке он сжимал планшет, во второй — огромный термос из матовой стали, похожий на гранату с кнопкой.
