Измена. Он полюбил другую (СИ) - Борзова Нюра

Вадим торжественно кивает.

— Я сделаю для тебя все что угодно. Тебе больше никогда не придется чувствовать себя одинокой.

Глава 21

Вадим

Пока Яна принимает душ, я убираюсь в спальне и прокручиваю в мыслях все произошедшее этим утром. Зная, что Яне нужно будет рано уходить на работу, я выскользнул из постели пораньше, чтобы приготовить завтрак и освободить нам хотя бы немного времени вместе. Когда еда уже была готова, я красиво составил все на поднос, налил кофе и отправился к жене. Поставив все на тумбу, я собирался сесть на кровать и разбудить Яну осторожными объятиями и поцелуем. Я слишком неловко, видимо, из-за недостатка сна, двинулся, и поднос вместе с тумбой, оказавшейся не слишком устойчивой, полетели на пол. Я пытался осознать масштаб трагедии и понять, что нужно срочно поднимать с пола, а что точно не испортится, пока я схожу за шваброй. Все документы были аккуратно разложены по папкам и файлам, и только одна бумажка лежала сама по себе, и за нее, как за самую уязвимую, я сразу схватился.

Первой мыслью, появившейся в моем склонном в последнее время к паранойе сознании, была мысль о том, что это письмо для Яны от любовника. Странно, неправдоподобно, но я все же допустил это подозрение, а потом вчитался в то, что было написано на сложенном в несколько раз листке.

Бумажка оказалась не письмом, а заключением врача с результатами анализов. Перечитав расплывающиеся перед глазами строчки несколько раз, я понял, что жену у меня пытается отобрать не какой-то незнакомый мужик, а болезнь. Рак.

Не знаю, сколько времени я бездумно пялился на диагноз, пока тело било крупной дрожью. Почему Яна так долго скрывала все от меня? Наши отношения налаживались уверенными шагами, и пусть началось все с договора, который мы заключили ради сына, потом нам с Яной удалось осознать и захотеть вернуть еще не до конца угасшие чувства. По крайней мере, мне казалось именно так.

Яна еще была в постели, поэтому я продолжал накручивать себя и в какой-то момент посчитал эту тайну своей жены предательством страшнее, чем измена. Мне показалось, что все произошедшее между нами было злой шуткой, что Яна не хотела давать мне второй шанс, а заставила снова привязаться, воскресить любовь только ради того, чтобы в будущем я страдал куда сильнее, чем страдала она из-за моих отношений на стороне. В эту теорию отлично вписывался факт, что Яна так ни разу и не призналась мне в любви, сколько бы я ни говорил ей о своих чувствах.

Но стоило Яне только сесть в постели, приходя в себя, и поймать мой взгляд, и все безумные, неправильные мысли тут же выветрились из моей головы. Остались только абсолютное непонимание и жуткий страх перед неизвестностью. Наше будущее, конечно, волновало меня, и волновало сильно, но здоровье и жизнь Яны — вещи куда более важные, чем наш брак. Впервые за долгое время я вспомнил, что должен думать сначала о своей жене, а потом уже о себе. Яна терпеливо объяснила мне, что произошло и почему она поступила так, как поступила. Она старалась ради нас с Костей, слишком привыкшая самостоятельно справляться со всеми проблемами. Все усилия должны были быть направлены на ее лечение. Яна всегда была сильной — а мне стоило за эти годы стать умнее и мудрее. Я думал, что уже разобрался в жизни, но сейчас чувствую себя глупым и слепым. Новость о болезни объясняет многое: например, слезы, выступающие у Яны на глазах в моменты, когда я затрагивал тему нашего совместного будущего.

Я отвлекаюсь от собственных нерадостных мыслей, когда слышу шаги Яны. Через пару секунд она появляется на кухне. Она опускает голову, пытаясь снова скрыть от меня свои переживания. Но теперь я больше не могу позволить себе беспечность и невнимательность. Иррациональный страх потерять Яну одерживает сокрушительную победу над разумом. По правде говоря, мне все равно, насколько нелепым я кажусь, — я знаю, что не смогу жить без нее. Превращусь из человека в свою бледную тень без ее любви и света.

— Больше не прячься от меня, Ян. Поговори со мной, милая. Что ты чувствуешь, о чем думаешь, из-за чего беспокоишься? Позволь мне помочь тебе нести это бремя.

Когда она поднимает на меня глаза, то уже не может сдержаться, и по ее щекам катятся слезы.

— Началось… — шепчет она.

— Что началось? — я раскрываю объятия, и она падает в них, обхватывая меня за талию. Прижавшись губами к ее виску, я одной рукой глажу ее по спине, а другой притягиваю ближе к себе. — Поговори со мной, любовь моя. Расскажи мне, что происходит.

— Пока я мыла голову, — всхлипывает она. — Волосы начали выпадать клоками. Все уже зашло так далеко, а я совсем не готова.

— Тише, милая. Мы со всем справимся. Я даже представить не могу, насколько тебе тяжело, но знай, ничто не изменит того, как сильно я тебя люблю, хорошо?

— Все изменится… волосы, тело, я буду выглядеть по-другому. Просто ужасно, — Яна едва сдерживает горькие рыдания.

— Эй, послушай меня, — она кивает головой, но не поднимает лица, чтобы посмотреть на меня. — Мне жаль, что это происходит с тобой, и что в ближайшем будущем может стать еще хуже. Но я хочу, чтобы ты помнила кое-что, когда будешь грустить или переживать из-за грядущих перемен.

— Что? — едва слышно спрашивает Яна.

— Твои волосы прекрасны, но я люблю не их. Я женился на тебе не ради твоего тела. Если твои волосы никогда не отрастут, меня это нисколько не будет волновать. Если они станут совсем седыми, мне будет все равно. Длинные, короткие, светлые, рыжие, коричневые, черные или розовые — это не важно. Я влюблен в тебя. Не в твои волосы, не в твое тело. Я люблю в тебе все, и любые изменения, через которые ты пройдешь, не изменят моей любви к тебе. Я готов каждый день говорить тебе, как ты прекрасна, потому что дело не в том, как ты выглядишь. Дело в том, какая ты внутри, а ты — самая красивая женщина на Земле. Я такой идиот, что заставил тебя сомневаться в этом.

Яна плачет у меня на груди, и все, что я могу сделать, — это обнять ее крепче, давая возможность выплакаться. Я могу говорить бесконечно, но поступки говорят больше любых слов, а Яне нужны твердые доказательства. Я готов быть рядом до победного. Теперь — точно.

Когда она наконец поднимает на меня глаза, они красные и опухшие от слез, но моя жена по-прежнему великолепна.

— Мне пора идти, а то опоздаю на работу. Мой онколог попросил меня зайти к нему сегодня. Боюсь, у него для меня плохие новости.

— Во сколько? Я буду там с тобой.

— Если хочешь приехать… давай во время обеденного перерыва.

— Хорошо. Я привезу тебе что-нибудь поесть, ты в этой свой больнице вообще не ешь нормально.

Яна неловко улыбается, не возражая.

— А сейчас давай я довезу тебя до работы, раз поднял такую суету с утра пораньше.

Мы держимся за руки всю дорогу до больницы, оба ищем силы, чтобы пережить этот день. Прежде чем Яна выходит из машины, я наклоняюсь к ней, и наши губы сливаются в поцелуе, слишком глубоким и страстным для простого короткого прощания.

— Увидимся днем, — говорю я, когда мы все-таки отрываемся друг от друга с большим трудом. — Я люблю тебя, Ян. Очень сильно.

Она коротко чмокает меня в щеку и обещает написать ближе к обеду. Затем Яна выскальзывает из машины, и я смотрю, как она идет ко входу в больницу.

Когда я возвращаюсь домой, то застаю Костю на кухне.

— Ты так однажды конец света проспишь, — посмеиваюсь я, наблюдая за тем, как он лениво шарится в холодильнике, пытаясь сообразить себе что-нибудь на завтрак.

— Может быть. Я думал, вы тут с мамой пол квартиры разнесли, но решил не высовываться, на всякий случай, — фыркает Костя.

— Я просто пролил кофе. Ну, почти. Присаживайся, сынок. Нам нужно поговорить.

Он поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.

— Насколько серьезен мамин рак?

Я настолько потрясен, что едва ли могу связать пару слов.

— Ты уже знаешь?

Что за хрень? Я тут единственный не был в курсе?