Это второй раз, когда он настолько обессилен. Точнее, когда я вижу его таким. И это явно не то, что я хотела бы видеть. Даже несмотря на наши испорченные отношения и боль.
— Мы будем говорить втроем? — пытаясь абстрагироваться от новостей о его карьере, невзначай спрашиваю.
Но Зарудный качает головой.
— Ты ее больше здесь не увидишь, я достаточно популярно, наконец, объяснил, — скептик во мне хочет ехидно вздернуть бровь, но вместо этого я чувствую лишь, что это начало чего-то не очень приятного для нас всех.
— Я бы не была так уверена на этот счет. Обиженная женщина, не получившая своего, Гордей, опаснее даже твоих политических шишек…
Глава 36. Марта
Я замечаю это по выражению лица Гордея за секунду до того, как дверь палаты распахивается. Он ещё секунду назад был так уверен, что её здесь не будет, но вот она — Ольга.
Я закатываю глаза, не скрывая иронии. Да, Гордей, конечно. Конечно, она пришла. Потому что Ольга всегда приходит, когда это ей нужно.
— Пашенька, иди к папе, он так соскучился! — заливается она с порога, не обращая внимания на меня, будто я тут прозрачная.
Я перевожу взгляд на мальчика. Высокий для своих четырнадцати, но сутулится, будто старается занять как можно меньше места. Широкие ладони, неловкие, как у подростка, который ещё не привык к изменившемуся телу. Глаза тёплые, добрые, но взгляд чуть расфокусирован, словно он больше смотрит внутрь себя, чем наружу. На губах застыла лёгкая улыбка — какая-то открытая, беззлобная, как у ребёнка, который не умеет обижаться.
Я сразу понимаю, что он особенный. Не потому, что кто-то говорит об этом вслух, а потому, как он стоит, как осторожно оглядывает комнату, будто старается угадать, что от него ждут. Умственные отклонения. Они словно лёгкая дымка в его взгляде, в манере говорить, в том, как он переминается с ноги на ногу.
— Папа, привет, — говорит он, улыбаясь так искренне, что даже я чувствую укол внутри.
Гордей медлит. Совсем на секунду. Потом приподнимается на локтях, подзывая к себе сына.
— Привет, сынок, — говорит он, и его голос звучит тепло.
Мне становится нечем дышать.
Я не должна быть здесь. Я не должна это видеть.
Я резко вскакиваю с кресла, и оно отодвигается назад с глухим звуком. Прохожу мимо них, не глядя на Гордея, не глядя на Пашу, не глядя на Ольгу, которая, кажется, улыбается мне вслед. Я выхожу в коридор, и только там позволяю себе вдохнуть полной грудью.
Злость. Обида. Боль.
Я сжимаю кулаки. Не хочу чувствовать этого, не хочу быть той, кто вот так стоит, вцепившись ногтями в ладони, потому что не может справиться с эмоциями. Но легче от этого не становится.
Я слышу, как за мной закрывается дверь. Ольга, будь она неладна.
— Думаю, им нужно побыть вдвоём, — говорит она, и я вздрагиваю от её голоса.
Медленно поворачиваюсь к ней. Она стоит чуть в стороне, сложив руки на груди. Взгляд у неё победительный, даже если она делает вид, что просто спокойная. Я знаю таких женщин. Я теперь знаю её.
— Подлое оружие, Ольга, — говорю я тихо. — Прикрываться ребёнком.
Она усмехается.
— Это не оружие, Марта. Это жизнь. У Гордея есть сын. И он имеет право на своего отца так же, как и твои дети.
— Ева и Кирилл не были тайной, — напоминаю я ей. — Они росли, зная, что у них есть отец. А твой сын появился в нашей жизни, потому что ты решила, что пора. Не потому, что Гордей сам захотел это изменить. Ты просто пришла и расставила всё так, как тебе нужно.
Она делает шаг ко мне. В глазах холод.
— Ты можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, — говорит она. — Но Паша будет в жизни Гордея. Я сделаю всё, чтобы он был там. Как можно больше. Как можно больнее для тебя. Потому что он не просто ребёнок, Марта. Он особенный. И ему нужен отец. Больше, чем твоим детям когда-либо нужно было.
Я смотрю на неё. На эту женщину, которая разрушила мою жизнь. И впервые за всё это время я чувствую не только боль. Я чувствую что-то другое.
Я чувствую, что сейчас начинается новая война. И я хочу ее ужасно ударить побольнее, что несвойственно мне.
Глава 37. Марта
— Марта Сергеевна, вы же понимаете, что вашему супругу нужна реабилитация, — доктор с серьезным выражением лица смотрит на меня: — В любом случае это должен быть либо стационар, либо реабилитационный центр на некоторое время.
Киваю, потому что мы уже это обсуждали с врачом. Но сейчас я уже знаю, что предпринять и выяснила все, что нужно.
— Да, именно по этой причине, мы едем в Москву, — отвечаю доктору, который вполне ожидал от меня подобного решения.
— Тогда, необходимо еще раз проверить все анализы и прочее, и хочу сразу сказать, что передвигаться лучше на поезде.
— Да, да, я и не спрашиваю про перелет, слишком мало времени прошло, зачем рисковать, — я в полной мере понимаю врача: — Я буду очень благодарна, если все будет проделано в ближайшее время, и если выписка из больницы останется между нами, — многозначительно глядя в сторону доктора, озвучиваю я.
Он показывает знак «рот на замок», и я одними губами говорю ему «Спасибо», прежде, чем покидаю его кабинет. Иду в сторону палаты Гордея, а покоя все равно не дает недавний разговор с Ольгой. Точнее та констатация факта, что она всячески хочет пристроить сына. И как бы мне не было горько и что бы я не испытывала по отношению к мальчику, я отчаянно не хочу, чтобы информация об отъезде дошла до нее.
Сейчас мне неважно, чего она хочет и как она будет жить, пока Гордей не встанет крепко на ноги, я не допущу никакого плотного взаимодействия. А как только его реабилитация закончится, оформятся документы на развод, там он уже будет вправе сам решать что ему делать, как поступать и как жить. Это уже будет не мое дело.
Подхожу к палате, собираясь озвучить решение Гордею, и открываю дверь.
— Поговорили? — тут же он спрашивает, зная, что меня вызывал врач.
— Да, — он выжидательно смотрит на меня, и я вижу, что его еще гложет та ситуация, когда я видела Пашу: — Я оформила тебя в реабилитационный центр, это предписание врача.
Он кивает, но я чувствую это упрямое нежелание в нем. Он вообще готов был выписаться, но никак не поступать в новую больницу.
— И куда? — хмуро спрашивает, а я подхожу чуть ближе к его койке.
— В Москву, — коротко озвучиваю, на что он удивлен, но тут же кивает.
— В сторону дома это неплохо, — задумчиво говорит он: — Спасибо тебе… За все.
Всматривается, и я вижу как медленно тянет свою ладонь к моей руке, что держится за поручень его койки.
В течении пары секунд наблюдаю за этим его движением, но не могу пересилить себя и убираю свою руку.
Гордей поджимает губы и опускает свою руку. Я же отворачиваюсь, собираясь забрать вещи, которые больше здесь не пригодятся.
— Я отправлю часть вещей с Кириллом. В самолет тебе нельзя, поэтому мы поедем на поезде, — объясняю ему, складывая мыльные принадлежности: — Сначала нужно будет пройти повторную диагностику, чтобы врач убедился…
— Марта, — глухой шепот Гордея заставляет меня резко замолчать.
Оборачиваюсь на него немного встревоженно, а он смотрит с такой тоской, что даже не по себе становится.
— Я не знал о его существовании очень долгое время, — говорит он то, что я слышала из его интервью: — А когда узнал, провел все необходимые тесты, чтобы убедиться. Я тогда… не представлял, что делать, как я смогу. А когда подтвердилось, что он мой сын, ребенок, которому требуется дорогостоящее лечение… Как я мог отказаться от него, Марта?
Сглатываю, сжимая в руках небольшое полотенце.
—Ты поступил правильно, — озвучиваю я, поджав губы: — Никто, кроме тебя не сможет помочь мальчику…
Мне больно это говорить, но это та истина, которую я обязана принять. У моего мужа есть внебрачный ребенок. И этот ребенок болен. Мать этого мальчика сделает все, чтобы не потерять эту поддержку и помощь.
