Сломленная голубка (ЛП) - Мари Кайла

Я смотрю на Лану, которая теперь смотрит на меня широко раскрытыми глазами, выглядя такой испуганной.

— Иисусе гребаном Христе, Кэл, — говорит Коул с того места, где он стоит в другом конце гостиной. Я смотрю на него горящим взглядом и ненавистью.

— Убирайся нахуй. Убирайся сейчас же, — требую я низким ровным голосом.

— Там дерьмовая тонна снега. Куда, черт возьми, мне идти?

— Мне все равно. Куда угодно, только не сюда.

— Каллум, перестань, мы братья. Я могу помочь тебе с этим.

— Мне не нужна твоя помощь. Я больше никогда не хочу тебя видеть, — говорю я, опуская голову между ног.

Внимание Коула переключается на Лану. — Ты гребаная пизда! Это все твоя вина! — кричит он, направляясь к ней.

Я быстро встаю и подхожу к Лане. Коул останавливается как вкопанный:

— Ты никогда больше не прикоснешься к ней. Если ты только подумаешь прикоснуться к ней хоть пальцем, и, да поможет мне Бог, я убью и тебя, черт возьми, — говорю я с таким презрением.

— Ты предпочитаешь эту сучку своему собственному брату? — орет он мне в лицо. — После всего, через что мы прошли вместе!

— У меня больше нет брата. Я потерял его. А теперь убирайся к чертовой матери, — требую я.

Коул бросает взгляд туда, где лежит труп Рэя. Я вижу, как он сомневается в своем следующем шаге, глядя на своего мертвого друга, прикидывая, действительно ли я смогу сделать это с ним, если он будет давить на меня дальше. Он снова смотрит на меня, и я вижу в его глазах, что он собирается рискнуть, думая, что ответом будет "нет", "я бы не поступил так со своим собственным братом", но он ошибается. Чертовски ошибается. Я бы проделал это с ним десять раз, если бы это удержало его от того, чтобы причинить Лане боль еще раз.

Гнев во мне все еще свеж и пульсирует в моих венах. Мои глаза молча умоляют его просто уйти, давая ему еще один шанс уйти, но его решение принято.

Я вижу, как Коул сжимает правую руку в кулак, а затем замахивается на Лану, все еще сидящую на полу рядом со мной. Прежде чем его кулак соприкасается с ее головой, я бью его руками в грудь, отчего он отлетает обратно на диван. Он вскакивает на ноги и бросается на меня, надеясь пробиться сквозь меня к Лане, забрать ее у меня.

Этого не происходит.

От столкновения Коула со мной мы оба падаем на землю, а он оказывается поверх моего распростертого тела. Яркая вспышка на мгновение ослепляет меня, когда он бьет меня сильным кулаком по лицу, отчего моя голова откидывается назад и ударяется о деревянный пол, и все, что я слышу, — это панические крики Ланы, зовущей меня. Я быстро отвожу голову в сторону и избегаю очередного удара в лицо. Рука Коула врезается в дерево подо мной, а затем я притягиваю его за воротник к себе и бью ублюдка головой так сильно, как только могу. Раздается тошнотворный хруст.

— Черт! — кричит он, прижимая руку к разбитому кровоточащему носу. Я сбрасываю его с себя и выворачиваюсь, теперь прижимая его к себе, и снова обнаруживаю, что безжалостно бью кого-то по лицу.

Мои кулаки отдаются тупой болью с каждым ударом по плоти и костям. Руки Коула взлетают ко мне, блокируя несколько ударов, одновременно пытаясь схватить меня за руки и нанести ответный удар. Он дергается и извивается подо мной, и я вспоминаю, сколько раз Лана была под ним точно так же. Теперь он может чувствовать часть того, что чувствовала она! От этой мысли я еще больше впадаю в ослепляющую ярость. Мои челюсти сжаты так сильно, что, кажется, вот-вот хрустнут зубы. Я не могу это остановить.

Коул медленно начинает слабеть и поддаваться моему неистовому безумию. Его руки опускаются, а залитое кровью лицо обмякает. Он отключается, без сознания, но я продолжаю. Почему я не могу остановиться? Как будто я не контролирую свои руки, как будто кто–то другой — что-то еще глубоко внутри меня контролирует ситуацию.

— Каллум! Каллум, остановись! Ты убьешь его! — Я слышу крик позади себя. Но это звучит так далеко, как будто кто-то зовет меня из глубины туннеля.

Внезапно я чувствую, как чья-то рука нежно сжимает мое плечо, и приятный спокойный голос, наконец, привлекает мое внимание и вытаскивает меня из огненной ямы, в которой я был.

— Каллум. Остановись. Ты должен остановиться, — говорит Лана. Мои руки останавливаются и опускаются по обе стороны от головы Коула, удерживая себя на ногах, пока я тяжело дышу над ним, пытаясь отдышаться. Его лицо настолько распухло и окровавлено, что его едва можно узнать. Но он жив. Я остановился. Меня остановила Лана.

Я падаю рядом с Коулом, уставившись в потолок, мои окровавленные руки трясутся, изо рта все еще вырываются тяжелые вздохи, а сердце сильно колотится в груди. Появляется лицо Ланы, и она садится рядом со мной, кладя руки мне на грудь.

— Мне жаль, но, несмотря ни на что, я не могла позволить тебе убить собственного брата. Я боялась того, что это сделает с тобой, – говорит Лана сквозь слезы. Я поворачиваюсь на бок и прижимаюсь к ней, когда она наклоняется еще ниже, обнимая меня. Мы стоим так несколько минут, пока мое сердцебиение успокаивается, а дыхание замедляется, приходя в норму. Затем я слышу, как Коул начинает шевелиться рядом с нами.

Опухшие глаза Коула наполовину открыты. Я встаю и толкаю его ногой:

— Вставай. Собирай свое барахло и уходи, пока я это не закончил.

Коул больше не спорит. Изуродованный труп мужчины, лежащий в нашей гостиной, и момент, когда Коул был на грани смерти от моих рук, он знает, что я серьезен, и с меня хватит. Я знал, что достиг своей критической точки, и сегодня вечером я сломался.

Коул больше не говорит мне ни слова. Он кряхтит от боли, садясь, выплевывает кровь изо рта и вытирает лицо. Он встает, спотыкаясь, идет в ванную, затем в свою комнату, собирает сумку и, наконец, подходит к входной двери. Прежде чем выйти, он произносит последнее слово грубым, напряженным голосом:

— Ты победила, шлюха.

— Я сейчас вернусь, — говорю я Лане и иду в свою ванную. Я снимаю рубашку и смываю кровь, покрывающую мои руки в раковине. Затем я начинаю наполнять большую ванну в углу комнаты теплой водой. Я возвращаюсь к Лане и опускаюсь на колени рядом с ней.

— Давай приведем тебя в порядок, голубка. Можно я займусь тобой? — Тихо спрашиваю я.

Она смотрит на меня опухшими глазами, из которых все еще текут слезы, и кивает. Я подхватываю ее окровавленное и трясущееся тело на руки и несу в ванную. Я сажаю ее на край выложенной кафелем ванны и снимаю с нее холодные мокрые носки. Я протягиваю руку и помогаю ей залезть в ванну.

— Температура воды нормальная? — Спрашиваю я. Она снова кивает в ответ.

Она устраивается поудобнее, и я беру салфетку для лица и еще немного мыла, которое я ей купил. Я сажусь на край ванны, наклоняюсь и начинаю мыть ее.

Я начинаю с ее лица, как можно бережнее стирая кровавые пятна тряпкой. Я вижу, как она морщится, но не отстраняется. Я двигаюсь к ее шее, затем к верхней части груди, осторожно, чтобы не опуститься намного ниже. Она смотрит на меня, пока я мою ее, и мне интересно, о чем она думает. Если она сейчас думает обо мне как о монстре, как о моем брате после того, как стала свидетелем того, что я сделал голыми руками. Я подхожу к ее спине и, когда заканчиваю, передаю ей тряпку, чтобы она могла вымыть другие места, к которым я не осмеливаюсь прикасаться. Я говорю ей откинуться назад, смачиваю ее волосы и начинаю мыть их. Когда я заканчиваю, она поворачивается ко мне с непроницаемым выражением лица.

— Ты боишься? — Спрашиваю я.

— Да, — наконец говорит она.

— Меня?

— Нет. Я боюсь того, что сейчас произойдет.

— Что ты имеешь в виду?

— Рэй, он мертв. Ты убил его. Ты убил его из-за меня и теперь можешь отправиться в тюрьму, как это сделал твой брат.

— Все будет хорошо. Я сожгу его тело на заднем дворе. Он только что вышел из тюрьмы, и у него никого нет. По нему никто не будет скучать.

— Нравится, что у меня никого нет? Нравится, что по мне никто не будет скучать.