— Вот видишь, — подбодрил его Грант, — значит ты согласен?
— Я еще не сказал "да", к тому же я не знаю, что от меня потребуется.
— От тебя потребуется только помощь и согласие играть в одну руку.
Лайонел, который, казалось бы, должен был успокоиться к концу разговора, наоборот, еще сильнее разволновался. Он пытался скрыть дрожь в руках и принялся вновь наливать вино себе в стакан.
Грант бросил короткий взгляд на Лайонела и улыбнулся краем губ. Его улыбка потонула в седоватых усах.
— Мейсон, так ты согласен?
— Я еще не знаю всех деталей.
— Мейсон, я думаю, ты согласен, — Грант положил ему руку на плечо.
СиСи и София сидели в пустом прибрежном ресторане. Официант скучающе прислонился к балюстраде и наблюдал за немолодой парой.
— Чудесный вечер, — сказала София, — чистый, прохладный воздух. Мне давно не было так хорошо.
СиСи посмотрел на свою бывшую жену.
— Я тоже счастлив, София. Но это так тяжело высказать словами.
— Тогда и не нужно ничего говорить. Давай посидим, посмотрим друг другу в глаза. Я думаю, взгляды скажут куда больше, чем ничего не значащие фразы. Словами можно обмануть, но взглядом никогда.
СиСи подпер голову руками и посмотрел в глаза Софии. Та минут пять смотрела, не отрываясь, потом не выдержала и отвела взгляд.
— Ты испугалась? — улыбнулся СиСи.
— Да, — поежилась София, — мне было хорошо, но твой взгляд…
— Думаешь, твой легче? Я узнаю в твоем взгляде все старые обиды и чувствую себя виноватым.
— Тогда лучше не будем думать о плохом, — предложила София, — не стоит портить вечер.
СиСи поднялся и кивнул официанту. Тот сразу понял, что хотел от него посетитель. Он перегнулся через стойку и щелкнул клавишей магнитофона. Зазвучала грустная, старомодная музыка. СиСи подошел и предложил руку своей бывшей жене Софии, она благодарно склонила голову и поднялась из‑за стола.
Горели свечи, немного прохладный ветер налетал с океана и раскачивал ветви деревьев. Вся природа дышала спокойствием и прохладой. София прошла под руку с СиСи на середину террасы.
— Боже мой, — наконец‑то, узнала София, — эта песня звучала на нашей свадьбе.
— Да, — кивнул СиСи, — я специально принес кассету и отдал ее официанту. Я тоже многое помню, София, не забываю тех дней, когда мы с тобой были счастливы. Давай вернемся в то время.
Он распрямился.
— Мадам, — сказал СиСи и положил руки на талию женщины.
София плавно подняла свои руки и опустила их на его плечи. И они закружились в танце. Постепенно их движения становились все более медленными, выбивались из ритма музыки. София склонила голову на плечо СиСи.
— Я даже помню, как ты выглядел в тот день, — София, немного отстранилась от СиСи, чтобы заглянуть ему в глаза. Тот прикрыл веки.
— Я тоже помню тебя.
— Нет, я помню лучше, чем ты, — рассмеялась София, — ты тогда страшно нервничал.
— Не может быть, — возразил СиСи, — ты же сама говорила, какой я толстокожий.
— Но тогда ты, СиСи, страшно нервничал, тебе было неловко за свадьбу, устроенную прямо на пляже.
— Ах да, — мужчина вспомнил как он тогда нервничал, — а ты недовольна, София, что наша свадьба прошла на пляже.
— Нет, это было чудесно! Я уже, честно говоря, не могу вспомнить кому первому пришла в голову эта идея?
— Ну, конечно же, мне, — СиСи еще крепче обнял жену, — я хотел, чтобы церемония прошла на том месте, где прозвучали наши клятвы.
— Это было так удивительно, — мечтательно вспоминала София, — родственники и четыреста ближайших друзей. СиСи, у тебя сейчас наберется четыреста друзей?
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Не думаю, у меня вообще никого не осталось. Я имею в виду настоящих друзей, — добавил он, — знакомых‑то у меня сейчас куда больше.
— Вот об этом я и говорю, — вздохнула София, — у меня такое чувство, что мы в мире остались только вдвоем с тобой.
— Че–ты–ре–ста друзей, — растягивая слова, проговорил СиСи, — это в самом деле великолепно. О нас с тобой тогда много говорили в городе. Ты помнишь, София?
— Ну конечно же, помню.
— Мы были с тобой вдвоем, София, очень нетрадиционной парой.
— А сейчас мы традиционны? — спросила женщина.
— Конечно же, нет. Мы снова празднуем нашу свадьбу и почти что на пляже. Нас отделяет от него всего пара сотен ярдов.
— А–а, так вот почему ты выбрал этот ресторан?
— Да, поэтому. Тогда, София, помнишь, я считался бунтарем. Впрочем, такая репутация сохранилась за мной и сейчас.
— Ты недоволен? — спросила София.
— Нет, это ко многому обязывает. Люди смотрят на тебя и ждут экстравагантных выходок.
София рассмеялась.
— Чего ты смеешься? — удивился СиСи.
— Я вспомнила тебя, вспомнила, каким ты был неугомонным бунтарем.
— Да ты и сама, София, была не лучше.
— По–моему, это семейное, — сказала София, — и наши дети унаследовали нелучшие наши качества.
СиСи глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— И Тэд последний?
— Да, — согласилась София, — настал, наконец, и его черед вылететь из гнезда.
— Ты, наверное, считаешь меня слишком жестоким, но я хочу, чтобы Тэд рассуждал более здраво.
— Более здраво, чем ты? — улыбнулась София.
— Более здраво, чем я, рассуждать невозможно. А ему не хватает рациональности, он слишком импульсивен и доверчив.
— Если ты считаешь, что я одобряю его поступок, — сказала София, — то, конечно же, нет. Но он должен решать за себя сам. Если ты, СиСи, или я начнем решать за нашего сына, то он никогда не будет счастлив. Пусть он даже обманется в жизни, но узнает, что совершил ошибку сам, а не мы совершили за него.
— Ты, София, ему потакаешь.
— Но это его жизнь, а не моя и не твоя.
— Если Тэд думает, что я останусь в стороне, — многозначительно сказал СиСи, — то он ошибается. Я не позволю ему совершить поступок, из‑за которого ему придется раскаиваться всю свою жизнь.
СиСи и София танцевали некоторое время молча.
— Давай не будем говорить о грустном.
— Давай, — согласилась София.
— Тогда определимся, что мы понимаем под грустным. Просто не будем говорить ни о наших детях, ни о Лайонеле… — СиСи задумался, продолжать ему не хотелось.
Получалось, что он не скажет, все будет грустным. А ведь из этого складывалась его жизнь, жизнь Софии. И получалось — вся жизнь их грустная.
София рассмеялась.
— Мы не будем вспоминать ни детей, ни Лайонела, иначе мы с тобой вновь поссоримся, а мне бы этого страшно не хотелось.
— Да, у нас достаточно разногласий.
— Не так уж и много, — ответила София, — хотя и хватает. Но есть же и хорошее.
София отстранилась от мужа. Она стояла, положив ему руки на плечи, запрокинув голову, приоткрыв рот. СиСи смотрел на ее влажные губы, на ровные белые зубы. В волосах Софии поблескивала диадема, искрились серьги с крупными продолговатыми камнями.
— СиСи, что с тобой? — спросила София.
— А в чем дело?
— Ты как‑то смотришь на меня…
— Тебе не нравится мой взгляд?
— Ты что‑то не договариваешь, СиСи.
— Ну что? Угадай, что я могу тебе не договаривать? Ты же сама обо всем догадываешься, все знаешь. Наверное, сегодняшним вечером мне придется все‑таки признаться.
— В чем ты хочешь признаться мне? Неужели в любви? — рассмеялась София.
— Да нет. Это потруднее. Я признаюсь в том, что кое в чем был неправ.
— Только кое в чем? — удивилась София.
— Но не могу же я вот так сразу сказать, что был неправ абсолютно и во всем. Кое в чем и не больше. Ты удовлетворена?
София покрепче обняла СиСи и они вновь закружились в танце.
— Ты не удивлена, — спросил, наконец, СиСи.
— Да, я просто онемела от удивления, — ответила
София, — услышать такие слова от самого СиСи, услышать признание, что он в чем‑то был неправ…
— Да, — вздохнул СиСи, — и сейчас я уточню, теперь я знаю, что ты не встречалась с Лайонелом.
