Мейсон опустил трубку и прижал микрофон к груди.
— У тебя есть возможность отомстить за свою мать, за Памелу.
— Уйди отсюда, от меня, Грант! Иначе я не знаю, что сделаю, — прошипел Мейсон.
А Мэри, не зная, что Мейсон не слышит ее в этот момент, продолжала говорить:
— Мейсон, я понимаю, каково тебе сейчас, я представляю, каково тебе было услышать это от Марка. Конечно, я давно должна была сказать тебе все сама. Но я надеюсь, что ты еще сможешь понять меня. Простишь, если узнаешь, как все было на самом деле.
Но Мейсон ничего этого не слышал. Он опустил трубку и зло смотрел в глаза Гранту, который тряс перед его лицом указательным пальцем.
— Ты же мне поклялся, что доберешься до этих чертовых архивов. Найдешь то, что мне нужно, выудишь бумаги.
— Грант, иди к черту! Слышишь, иди к черту! Я не хочу тебя знать! — Мейсон кричал, закрыв глаза, настолько ненавистным стал ему Грант.
— Мейсон, Мейсон, — позвала Мэри, но трубка молчала, — отвечай в конце концов, Мейсон. Почему ты молчишь? Я хочу слышать твой голос. Что случилось? Не молчи, только не молчи.
Мэри вслушивалась, но ничего не могла разобрать из далеко звучащих голосов. Подумав, что, может быть, телефон отключился, Мэри несколько раз ударила по аппарату. В трубке что‑то зашипело, тогда в отчаянии она нажала на рычаги аппарата. Телефон отключился и в трубке раздались короткие гудки.
Дежурная сестра, которая деликатно вышла из кабинета, лишь только услышав первые фразы разговора, вновь вернулась.
— Извини, Мэри, но там срочное дело. Вызывают к больному. Ты можешь выйти?
— Ты не знаешь, что случилось с телефоном? — растерянно спросила Мэри, глядя в глаза дежурной сестре.
Но потом она тихо выругалась на саму себя. Нужно было бежать к больному. Она положила трубку, так и не дождавшись ответа Мейсона, и вылетела из приемного покоя в коридор.
— Хорошо, Мейсон, я, наконец, оставлю тебя в покое — сказал Грант, — но только на время. Запомни, я никуда не уеду, пока не выясню всего. Я не уеду, пока не получу от тебя документальное подтверждение предательства твоего отца.
— Хорошо, Грант но сейчас я не хочу тебя видеть уходи.
Мейсон прижал трубку к уху, Грант вышел из кабинки.
— Мэри! — закричал Мейсон, но в трубке слышались гудки, — Мэри! — еще раз закричал Мейсон, хоть и понимал, что связь прервана.
— Зачем? Зачем ты бросила трубку? — прошептал Мейсон, — ведь мы так и не успели поговорить Ведь я тебя люблю, Мэри, неужели ты этого не понимаешь? — прошептал Мейсон и со злостью бросил трубку на рычаг аппарата.
Массивная дубовая дверь родового дома семейства Кэпвеллов медленно распахнулась и СиСи пропустил вперед Софию которая грациозно поддерживая подол вечернего платья, переступила порог.
— Ну вот, мы и дома, — подбоченившись и довольно оглядывая свои владения произнес СиСи.
София тоже радостно улыбнулась, глядя на знакомые стены, на знакомые вещи. И ей показалось, что она видит все, что находится вокруг нее в новом свете.
Она напрягла свою память и тут же всплыло воспоминание: очень давно она точно так же, но впервые, переступила порог этого величественного и загадочного дома Она тогда, точно так же как и сейчас, надеялась, что испытает в этом доме счастье.
СиСи, мне кажется, что сейчас мы с тобой только- только поженились и ты меня впервые ввел в свой чудесный дом.
— Да, конечно, я это помню, — СиСи скрестил на груди руки и улыбнулся, — мне кажется, что тогда на тебе, София, было что‑то серебристое, сверкающее, легкое, элегантное. Мне не изменяет память? — СиСи посмотрел на счастливо улыбающуюся Софию.
София кивнула, хотя она прекрасно помнила, что на ней было совсем другое платье.
"Но зачем разочаровывать СиСи, ведь он так счастлив и доволен жизнью"
А СиСи не унимался: он широко раскинул в стороны Руки, как бы предлагая все, что есть в его доме своей любимой женщине.
— Ты знаешь, София, тогда ты была так красива и элегантна, так воздушна и легка, что я… Извини, София, сейчас я несу какую- то чепуху…
— Да нет, СиСи, продолжай, ты знаешь, как мне приятно все это слушать!
— Ты хочешь, чтобы я продолжал вспоминать?
— Ты всегда умел говорить, а тогда…
— Когда? — переспросил СиСи.
— Когда я впервые вошла в этот дом, мне так нравилось тебя слушать… Я была буквально очарована твоими речами, ты был обаятелен и прост, а я волновалась и переживала… И не могла выдавить из себя ни единого слова. Это было очень смешно.
— Послушай, дорогая, ты говоришь о том вечере? Ты тоже его вспоминаешь?
— Конечно, разве можно забыть? Ведь это было только один раз в жизни.
София качнула головой, тяжелые камни в серьгах тоже качнулись и ослепительные блики сверкнули в полумраке гостиной.
"Боже, как она хороша! — подумал СиСи — и эта женщина будет моей. Она была моей и вновь будет моей, но теперь — навсегда".
Но он не сказал этого, только подумал, и улыбнулся своим тайным желаниям.
— София, я тебе хочу признаться: в тот вечер у меня как у ребенка от страха дрожали поджилки.
— А теперь?
— Теперь? — мужчина задумался, ухмыльнулся, схватил Софию за руку и буквально увлек в глубину гостиной. — Ты была тогда кинозвездой.
— Я? СиСи, не преувеличивай, может быть, маленькой кинозвездочкой.
— Да нет, ты была настоящей кинозвездой — ослепительной, элегантной, прекрасной. Мне казалось, я никогда в жизни не видел женщины красивее тебя. София, поверь мне, это чистая правда.
— Ты преувеличиваешь.
— Да нет, София, я смотрел все твои фильмы, читал все газеты, где писали о тебе, читал журналы с рецензиями на твои фильмы.
Он, не выпуская рук Софии, развернулся к ней лицом. София смущенно потупила взор, румянец заиграл на ее щеках.
— София, я был очарован тобой. Да что тогда?
СиСи нервно качнул головой.
— Что тогда? Я и сейчас очарован тобой.
Мужчина и женщина помолчали некоторое время, потом СиСи сказал:
— Не бойся, София…
В его голосе прозвучала такая страстная мольба о прощении за все ранее совершенные ошибки и обиды, причиненные этой женщине, что София дрогнула, а на ее большие лучистые глаза навернулись слезы.
В полумраке гостиной ее глаза сверкали сильнее и ярче, чем бриллианты в серьгах.
— СиСи, у нас с тобой столько всего было в жизни… столько разного, что я уже почти ничего не боюсь, — София смотрела на своего бывшего возлюбленного слегка снисходительно, но в то же время ласково и покорно.
— А теперь круг замкнулся? — спросил СиСи.
— Да, да, круг замкнулся, — София протянула свою дрожащую руку к СиСи.
Мужчина тут же схватил ее трепетную ладонь и сжал в руках.
— София, ты даешь мне шанс. Я его так ждал. Я его так хотел, — глядя в бездонную темноту глаз Софии, говорил СиСи. — Я всегда мечтал о том, чтобы ты вернулась, я ждал этого момента и в ожидании испробовал всякого, но не нашел утешения. Я наполнял свой дом вещами, я окружил себя людьми, мне казалось, жизнь идет, а она, София, стояла… или проходила мимо — не знаю. Но только сейчас я понял — моя жизнь была пуста без тебя.
— Да, ты умеешь соблазнять, — улыбнулась София и наклонила голову.
— Не надо говорить таких слов, мне больно, я так виноват перед тобой!
— Но я и не безгрешна, ты тоже многого не сможешь простить мне, — улыбнулась женщина.
— Неужели мы должны что‑то прощать друг другу?
— А без прощения не бывает любви.
СиСи поднялся на одну ступеньку повыше, София сделала неуверенный шаг. Ей хотелось последовать за СиСи, но она колебалась.
— СиСи, тебе не кажется, что прошлое невозможно вернуть?
— А давай мы попробуем это сделать. Или ты вновь боишься меня?
— Да, СиСи, я вновь боюсь, но теперь не тебя, я боюсь себя.
— Почему? — изумился СиСи. — Неужели ты думаешь, что я не люблю тебя больше?
— Нет, — улыбнулась София, — я боюсь себя. Я могу показаться тебе глупой…
— Это я глупец. Я окружал себя людьми, вещами, а мир оставался пуст — в этом моя глупость. Я думал, что они хоть как‑то смогут заменить тебя, но все это не так — тебя заменить невозможно.
