— Сегодня он говорит, что является президентом Соединенных Штатов Джоржем Вашингтоном, — дежурная сестра указала пальцем на горделиво стоящего Перла.
Доктор согласно кивнул головой: для него такое поведение пациента не являлось новостью, он уже привык, что у него в клинике есть Наполеон, генерал Грант и много других исторических личностей.
— Но кроме этого, доктор, он еще сломал вишневое дерево.
— Извините меня, доктор, но сейчас я должен удалиться в свои покои, — Перл запустил пальцы в рот и тщательно ощупал зубы.
От этого нехитрого движения доктора Роулингса передернуло.
— У меня сегодня очень сильно болит голова — это просто зубы, сэр, — Перл вновь запустил пальцы в рот и оскалил зубы, показывая их доктору Роулингсу. — Видите, вот здесь у меня торчат осколки, — пальцем Перл принялся тыкать в зубы, — вот здесь, вот здесь, видите, доктор?
Перл так близко подошел к доктору, что тот отшатнулся и скривился от неприятных ощущений.
— Пусть идет, — сказал он сестре.
Перл тут же вышел из общей комнаты. За ним следом улизнул больной Адамс. Келли хотела податься вслед за Перлом, но доктор Роулингс, держа руки в карманах халата, стал у нее на дороге.
— А вы, Келли, останьтесь, я хочу с вами немного поговорить.
— Я в чем‑то провинилась? — дрожащим голосом поинтересовалась девушка.
Доктор промолчал.
— Но ведь я не ломала дерево, доктор.
— Я не об этом собираюсь поговорить.
Из палаты вышли все пациенты, остались только доктор Роулингс, Келли и сестра Гейнер. Доктор Роулингс прошел на середину комнаты, взял от стола два стула, поставил один напротив другого, кивнул Келли и указав рукой на стул, строгим голосом произнес:
— Садитесь!
Келли виновато подошла к стулу, с опаской на него посмотрела, но уселась. Доктор Роулингс устроился напротив девушки.
— Ничего странного в нашей беседе не будет, — успокаивающе произнес доктор, — я просто хотел спросить тебя, как ты себя чувствуешь? Ты должна знать, что я тебе очень сопереживаю.
Келли чувствовала себя напряженно.
— Знаете, когда я принимаю лекарства, доктор, то чувствую сонливость. Мне его все время надо принимать? — поинтересовалась она, глядя в холодные глаза доктора Роулингса.
— Да, — кивнул тот, — пока ты кое‑что не сможешь
вспомнить.
— А что я должна вспомнить?
— Келли, мы с тобой говорили уже об этом неоднократно, — доктор буквально сверлил девушку взглядом и Келли чувствовала себя очень неуютно, сидя напротив нежеланного собеседника.
— Келли, прежде чем ты попала сюда, ты была с молодым человеком. Вы повздорили и он выпал из окна.
— Я не помню, — резко бросила Келли и отвернулась в сторону.
— Его звали Питер? Он хотел тебя обидеть, — спокойно произнес доктор Роулингс.
— Я не знаю никакого Дилана, — скороговоркой произнесла Келли.
— Дилан умер, — констатировал доктор Роулингс. — Ты помнишь, почему ты попала сюда? — коротко стриженые усы доктора щетинились.
— Я не хотела попадать сюда, — Келли вскочила со стула, — и я не хочу оставаться здесь.
Она смотрела на доктора и в ее взгляде было столько мольбы, что никто бы не выдержал. Но доктор Роулингс был не из тех людей, он воспринял умоляющий взгляд Келли абсолютно спокойно.
— Доктор, дома я все вспомню, а здесь я не помню ничего.
Доктор Роулингс оперся о подлокотники стула и поднялся.
— Вот поэтому тебе и нужно принимать лекарства — чтобы расслабиться, — он разговаривал с Келли так, как разговаривает учитель с несмышленым учеником, — дело в том, что когда мы расслабляемся, то вспоминаем вещи, о которых предпочли бы забыть, — пытаясь поймать взгляд Келли говорил доктор Роулингс.
Но Келли боялась смотреть в глаза собеседника, она все время отворачивалась.
— Я очень устала, — прошептала девушка.
— Ну что ж, на сегодня достаточно, — сказал доктор и сунул руки в карманы халата.
Уходя он бросил:
— Чем скорее ты вспомнишь обо всем, Келли, тем скорее выйдешь отсюда.
Когда доктор покинул общую комнату, Келли еще долго стояла, напряженно думая, чего же от нее хочет добиться доктор Роулингс. Беспокойство охватило ее душу: она напряженно пыталась сосредоточиться, пыталась вспомнить.
Из оцепенения ее вывел вкрадчивый голос Перла. Он прикоснулся к плечу Келли и спросил:
— С тобой все в порядке, Келли? Чего он от тебя,
собственно, хотел?
— Я не хочу разговаривать, — прошептала девушка. Вслед за Перлом в палату вошел Адамс и тут же голос Перла зазвучал совершенно по–другому, поведение его совершенно изменилось.
— Конечно, Келли, если ты не желаешь, то мы и не будем, — правая рука Перла вновь легла на грудь, он снова принял горделивую позу, качнулась бахрома его эполет.
ГЛАВА 8
— Драки в "Ориент Экспресс" случаются не часто. — Красно–бело–голубой торт и пятьдесят зажженных свечей в нем. — Бенгальские огни и игра в "молнию". — Посыльный снимает кепку, очки и… усы. — Капрал не желает называть свое имя командиру полка. — Счастье не может быть построено на лжи.
Марк Маккормик сидел в "Ориент–экспресс" за отдельным столиком и неторопливо поглощал свой завтрак. Во время завтрака он просматривал утреннюю газету.
Марк настолько был поглощен этим занятием, что не заметил, как в ресторан ворвался Мейсон. Скорее всего он и заметил бы того, если бы не держал газету в левой руке, заслоняя себе обзор.
Пока Мейсон стремительно шел среди столиков, посетители изумленно смотрели на небритого мужчину, который решительно двигался по залу.
Мейсон опустился в кресло напротив Марка и резким движением вырвал газету из его рук.
Марк вздрогнул и чуть не подавился маслиной.
Несколько мгновений мужчины напряженно смотрели друг на друга, понимая, что разговор, который сейчас произойдет, возможно, будет последним.
Вслед за Мейсоном в "Ориент Экспресс" вбежала Мэри, она заспешила к столику и облегченно вздохнула, увидев, что мужчины пока еще мирно сидят и смотрят друг на друга.
— Мейсон, — вскрикнула Мэри, подбегая к своему возлюбленному и кладя ладонь на его плечо.
Она надеялась, что своим прикосновением сможет остановить Мейсона. Марк злорадно усмехнулся, облизывая губы, перепачканные соусом.
Он взял чистую салфетку, промокнул губы и посмотрел на Мейсона.
Мейсон, не поворачивая головы, попросил:
— Мэри, уйди, я не хочу, чтобы тебя обижали.
— Но, Мейсон, — воскликнула Мэри, — я тоже не хочу чтобы кого‑нибудь обижали и поэтому я останусь.
Дуэль взглядов Мейсона и Марка продолжалась. Брови Мейсона сошлись над переносицей, губы нервно подрагивали. Глаза постепенно темнели. Марк побледнел, он не знал, куда спрятать руки, потому что пальцы начали предательски подрагивать.
— Ты просто животное! — первым прервал затянувшееся молчание Мейсон, — ты — скотина, Марк!
— Мейсон, ты можешь говорить все, что угодно, но это ничего не изменит.
— Почему ничего не изменит? — процедил сквозь зубы Мейсон.
— А потому что ребенок мой, я в этом уверен, — отчеканил Марк.
— Не надо, не надо, — чувствуя, что сейчас может произойти непоправимое, попросила Мэри.
— Не может быть судьба такой жестокой, — твердо проговорил Мейсон.
— Может, это — мой ребенок, — отрезал Марк, — и ты меня, Мейсон, так просто — одним движением руки, не зачеркнешь. Не забывай, что я женат на Мэри.
Улыбка искривила губы Мейсона, но это была очень недобрая улыбка.
— Ты хочешь сказать, что она для тебя много значила, мерзавец? А ты хоть знаешь, что такое уважение, согласие, любовь?
— Не знаю, Мейсон, — заторопился с ответом Марк, — не знаю, что она сказала тебе, но у нас все было по согласию.
— Что? Что ты сказал? — Мейсон сжал кулаки, а его глаза налились кровью. — А ну‑ка, повтори!
— Марк, замолчи! — взмолилась Мэри.
— Она сама этого хотела, — спокойно сказал Марк Маккормик.
