— Ты врешь, это наглая ложь!
— А как ты думаешь, Мейсон, почему она тебе не сказала об этом сразу?
Марк резко встал из‑за стола, но Мейсон вскочил раньше, его правая рука, описав дугу, ударила Маккормика в челюсть. Тот отлетел в угол зала и рухнул на пол. Мейсон, опрокинув столик, бросился на Марка и стал наносить один удар за другим.
Если бы не управляющий "Ориент Экспресс", то, возможно, Мейсон избил бы Марка до смерти, так неистово колотил он своего соперника. Управляющий схватил Мейсона за руки и оттащил к стене.
— Мистер Кэпвелл, мистер Кэпвелл, успокойтесь. Держите себя в руках.
Мейсон крутил головой и пытался вырваться. Марк поднялся на четвереньки, потом — во весь рост. Он достал из кармана носовой платок, вытер окровавленные распухшие губы и кровоточащий нос.
— Отлично, отлично, Мейсон! — как бы радуясь тому, что произошло, негромко проговорил Марк.
И вдруг заорал на весь зал ресторана:
— Отлично, Мейсон! Теперь моего согласия на развод вы не получите никогда!
Мэри испуганно прикрыла лицо руками, а Мейсон, негодуя, пытался вырваться из цепких рук управляющего, чтобы еще раз ударить Марка.
— И что тогда будет, Марк?! — выкрикнула Мэри, — что?! Ты можешь себе представить?
— Конечно, я прекрасно все это понимаю. Тогда он, — Марк указал рукой на Мейсона, — он не сможет растить моего ребенка. Вот что будет.
Мейсон стоял, понурив голову, а Марк злорадно смеялся окровавленным ртом.
— Это мой ребенок, Мэри! Запомни, это мой ребенок. И я его хочу… я выращу его, — грозя всем кулаком, выкрикивал Марк.
Мэри побледнела, губы ее затряслись. Она отпрянула к Мейсону, прижалась к нему спиной. Мэри явно испугалась, услышав подобное из уст своего мужа.
— Нет Марк, это мой ребенок! — выкрикнул из‑за плеча Мэри Мейсон.
— Нет, Мейсон!.. Хотя анализы покажут, чей он. Это не займет много времени, — Марк, с презрением посмотрев на Мейсона и Мэри, быстро вышел из "Ориент Экспресс".
Мейсон хотел рвануться за ним вдогонку, но Мэри и управляющий удержали его.
В комнате для свиданий психиатрической лечебницы доктора Роулингса нервно расхаживал СиСи Кэпвелл. Он то и дело подходил к зарешеченному окошку и смотрел в коридор, но тот был абсолютно пуст. Лишь откуда‑то из глубины доносились приглушенные голоса.
— Когда же она придет? Я уже устала ждать, — нервничала София, — у меня нехорошие предчувствия.
— А какие тут еще могут быть предчувствия? Откуда взяться хорошим? — сказал СиСи. — Мне сказали, что у них сейчас общее собрание пациентов и наша Келли скоро освободится.
— Мне так тяжело, — сказала София, — казалось, приедем сюда и на душе станет легче. А сейчас какое‑то волнение…
СиСи подошел к Софии и обнял ее за плечи.
— Успокойся, дорогая, конечно, лечебница — это не лучшее место, чтобы успокоить нервы.
— А ты можешь себе представить, СиСи, каково ей здесь? Изо дня в день…
— Но что я могу сделать? — развел руками СиСи, — ты же сама понимаешь, по–другому — нельзя.
— Да, понимаю, — кивнула София.
В ее голосе было столько горечи, что СиСи еще сильнее обнял свою жену.
— Я вижу, София, ты уже смирилась с мыслью, что Келли с нами не отпустят.
— Да. Но я до сих пор не могу понять, почему доктор не согласен отпустить ее с нами хотя на денек, хотя бы на праздник. Ведь это бы пошло ей на пользу.
— Не знаю, наверное, у доктора Роулингса есть какие‑то соображения на сей счет.
— Мне он не очень нравится, — призналась София.
— А почему он должен тебе нравиться? Мне, например, никогда не нравились ни хирурги, ни психиатры. У них у всех одинаковое выражение лица, к тому же- выражение не из приятных.
— Я этого не замечала, — задумалась София, — хотя теперь, когда вспоминаю тех врачей, которых я знала, то, думаю, ты прав.
— Ты всегда соглашаешься со мной. София тряхнула головой.
— СиСи, у тебя все‑таки, чудовищная сила воли. Ты так умеешь влиять на людей. Видишь, и я начала подстраиваться под тебя. Говорю лишь бы с тобой согласиться, хотя на самом деле у врачей такое же выражение лиц, как у всех остальных людей. И я многих из них вспоминаю с большой благодарностью. Да и тебя подняли на ноги врачи.
— Да ладно, София, это я так, сболтнул глупость, — признался СиСи, — нервы на пределе.
В глубине коридора раздались тихие шаги. СиСи и София насторожились. София своим материнским чувством ощутила, поняла — это идет Келли.
Шаги приближались к двери, а СиСи не мог заставить себя подняться и заглянуть в небольшое квадратное зарешеченное окошко.
Наконец, дверь со скрипом отворилась и на пороге возникла Келли. Ее лицо было ужасно бледным, волосы не причесаны, губы подрагивали. На ней была теплая вязаная кофта, но девушка зябко поеживалась.
— Папа… мама… — растерянно проговорила она.
— Привет, — София бросилась к дочери.
— Привет, дорогая, — сказал СиСи.
Мать и дочь обнялись. СиСи смотрел на двух таких дорогих ему людей и у него защемило сердце.
"Боже мой, — подумал он, — неужели я так и не смогу ничего сделать для них обеих? Ведь я их так люблю, а стою сейчас с таким спокойным выражением лица… хотя должен плакать. И откуда у меня эта черствость? Права София — нужно быть мягче".
— Девочка моя! — шептала София. Келли нервно вздрагивала.
— Мама, — отвечала она, — как я рада, что вы приехали.
Наконец, София отпустила Келли и та тут же бросилась к отцу.
СиСи прижал ее к своей груди. В этот момент он вспомнил, какой маленькой и трогательной была Келли в детстве, как он ее любил. Он вспомнил, как они катались с ней на лошадях, как гуляли по берегу океана. Он вспомнил, как забавно Келли выговаривала слова и улыбнулся. Ему казалось, что он прижимает сейчас к себе не взрослую женщину, а маленького ребенка.
— Келли, — шептал он, — мы так с мамой по тебе соскучились.
— Я тоже, — отвечала Келли.
— Мы так соскучились по тебе, что сели в машину и приехали.
Келли улыбнулась.
— Спасибо вам, мне так было тяжело без вас. А сейчас стало немного легче.
София взяла дочь за руку.
— Врачи на нас с папой в большой обиде за то, что мы не предупредили их о приезде. Но ты же знаешь своего папу, если он что задумал, то не остановится. Он не терпит, когда кто‑то становится поперек его пути.
— Келли, ты сегодня такая красивая, — сказал СиСи дочери.
— Нет, — резко ответила дочь и прикрыла лицо руками, — я безобразна. Не нужно мне врать, я прекрасно понимаю, как выгляжу.
София с горечью посмотрела на свою дочь. Если бы это было в ее силах, она бы тут же забрала ее с собой.
— Что ты, Келли, ты не можешь быть безобразной, — София бросилась к дочери и погладила ее по волосам, — ты такая же как прежде, только немного бледная.
— Нет, мама, не нужно меня обманывать — я безобразная.
— Ты просто, наверное, устала и нервничаешь.
— Нет, я в самом деле безобразная, — твердила Келли, — не уговаривайте меня.
София поняла, что дальше продолжать этот разговор бессмысленно и поэтому решила сменить тему.
— А ведь скоро будет праздник! — радостно проговорила она.
Келли воодушевилась.
— Да, в самом деле, четвертое июля.
— Да, дорогая, очень скоро, — сказал СиСи.
— Мы с папой как раз недавно вспоминали о наших прежних вечерах, которые мы устраивали в этот праздник. Помнишь, как нам всем было хорошо и весело. Как мы развлекались, шутили, смеялись…
Келли угрюмо молчала.
Неужели ты не хочешь вспомнить о празднике? — спросил СиСи.
— Мы устраивали эти вечера с кучей гостей, с фейерверками. Ты помнишь, Келли?
София говорила и гладила дочь по волосам.
— Кажется, помню, — измученным голосом ответила дочь и робкая улыбка пробежала по ее бледным губам.
Выражение лица Келли было таким, как будто она напряженно пыталась что‑то вспомнить. Как будто она пыталась ухватить тоненькую ниточку дрожащими пальцами, а та ускользала и ускользала от нее. И Келли делала одну за другой попытки, но все они оставались безуспешными.
