А мистер Кэпвелл вскинул правую руку и с пафосом воскликнул:
— Помнишь, Келли, как ты любила фейерверки? Помнишь, как ты любила ракеты? Но больше всего ты обожала бенгальские огни. Помнишь, как они сверкали, а ты бегала с ними вокруг дома? Вспомни, Келли, как разлетались в стороны сверкающие искры…
Робкая улыбка вновь тронула губы Келли, ее взгляд стал осмысленным.
— Как будто, отец, я улавливаю какие‑то вспышки, молнии, но их тут же затягивают темные тучи. Только иногда, когда тучи разлетаются, я вновь вижу сверкание огня.
— Ты тогда так и называла бенгальские огни, детка! — воскликнула София, — ты говорила, папа, дай мне молнию и СиСи давал тебе бенгальский огонь. Ты называла это игрой в молнию.
— У нас тогда был красно–бело–голубой большой торт. Он стоял посреди стола и в нем горело пятьдесят свечей. Да? — Келли повернулась и пристально посмотрела в глаза своей матери.
— Да, — кивнула в ответ головой София, — правильно, дочка, у нас был огромный торт и все мы тогда были счастливы.
Келли улыбнулась.
— Все–все были счастливы, — повторила она, — и смеялись…
Наступило странное молчание. Все боялись его нарушить. Келли как будто напряженно пыталась вспомнить что‑то очень важное, настолько важное, что могло изменить всю ее жизнь. Все молчали и каждый боялся прервать это напряженное состояние.
Первой не выдержала София.
— Ангел мой! — тихо прошептала она у самого виска дочери, — когда ты выйдешь из больницы, мы обязательно устроим такой вечер.
София нежно погладила дочь по плечу.
— Устроим фейерверк, а ты будешь бегать с бенгальскими огнями.
И вдруг спокойное лицо Келли исказила гримаса боли. Она резко обернулась к Софии и дрожащим голосом выкрикнула:
— Мама, мамочка! А можно, ты заберешь меня домой сейчас, прямо сейчас? — она схватила Софию за руки, крепко сжала пальцы.
София едва удержалась от слез, столько мольбы было во взгляде дочери и так дрожал ее голос.
— Мамочка, мамочка! Я хочу домой!
СиСи прикрыл лицо руками, он едва сдерживал себя, чтобы не броситься к Келли, не схватить ее на руки и не бежать вместе с нею из этой чертовой клиники.
— Папа, папочка! — поняв, что мать не может помочь ей, повернулась к нему дочь, — пожалуйста, заберите меня отсюда!
София в это время промокнула слезы, побежавшие по щекам.
СиСи взял руку дочери и принялся нежно перебирать ее пальцы.
— Келли, маленькая моя, пойми, еще рано, еще не пришло время…
София опомнилась, пришла в чувство, собралась. Она обняла дочь и повела ее в глубину комнаты.
— Келли, — уже спокойно и уверенно сказала София, — давай поболтаем о чем‑нибудь веселом и радостном.
Она понимала, сейчас нужно отвлечь дочь от мыслей о доме. Нельзя позволять Келли зациклиться на воспоминаниях, ведь тогда пребывание в лечебнице станет совершенно невыносимым и тягостным.
София усадила дочь на низкий диван и, не выпуская ее руки, принялась уговаривать:
— Келли, Келли, дорогая, мы с отцом по–прежнему очень любим тебя.
СиСи тоже подошел и уселся рядом с дочерью.
— Да, доченька, мы тебя очень любим, — с придыханием говорил он.
Знаешь, что я делаю каждое утро, — спросила София у дочери, но та промолчала, — я встаю и сразу же начинаю думать о тебе, моя Келли, о том, как сильно я люблю тебя, о том, какая ты сильная и красивая девушка.
Губы Келли дрогнули.
— И я стараюсь из всех сил передать эти хорошие мысли тебе.
Келли медленно повернула голову и пристально посмотрела в глаза матери.
— Я хочу, чтобы ты услышала эти мысли здесь в больнице. И у меня появляется надежда, что это поможет тебе побыстрее выздороветь, прийти в себя и выбраться отсюда.
Келли хотела что‑то сказать, но только, как рыба, открыла и закрыла рот. Ее брови странно изогнулись, глаза наполнились слезами.
— Келли, — тут же обратился к ней СиСи, — я говорил с врачами, они утверждают, что тебе уже стало гораздо лучше.
Мистер Кэпвелл принялся гладить дочь по волосам. Он отбрасывал длинные русые пряди за спину, нежно прикасаясь к ним.
— Нет, нет, — заупрямилась отцу Келли.
— Успокойся, Келли, успокойся, — попросил отец.
— Нет, мне здесь не лучше. Здесь я никогда не поправлюсь, — Келли нервно дернула головой.
София внутренне собралась, боясь, что сейчас может расплакаться и дочь это увидит.
— Доченька, папа абсолютно прав, поверь мне. Я ведь тоже вижу, что тебе стало лучше, — проклиная себя за ложь, сказала София.
Но иного выхода она не видела.
— Келли, мы будем тебя навещать часто, очень часто. Мы скоро опять приедем, — говорили, не давая дочери опомниться, то СиСи, то София. — Может, тебе что‑нибудь привезти из дому? Или еще откуда‑нибудь, а?
Но Келли оставалась безучастной ко всем словам, она смотрела на белую стену.
— Нет, — вдруг коротко сказала она.
— Келли, Келли, ты должна о чем‑то подумать, о хорошем, — бодрым голосом попросила София, — у меня появилась блестящая идея. Хочешь, мы привезем тебе целую гору печенья, которое печет Роза?
— У нас есть печенье, — холодно и равнодушно сказала Келли.
— Правда? Это хорошо… — не нашлась сразу София. Но тут же сказала:
— Это очень хорошо, что вы здесь не скучаете.
— Я помогаю украшать зал, — каким‑то бесцветным голосом произнесла Келли, поднялась с дивана и пошла к двери.
СиСи и София рванулись за ней.
— Куда ты?
— Мне надо идти, — спокойно ответила Келли, едва обернувшись к отцу и матери.
— Я люблю тебя, доченька, — СиСи Кэпвелл подался вперед и распростер руки.
Келли вздрогнула и неуверенно двинулась к нему в объятия. Она прижалась к груди отца и закрыла глаза. Ее дыхание было ровным и спокойным.
— И мама тоже тебя любит, — София бросилась к дочери.
Келли обняла и мать. Так они стояли несколько мгновений, обнявшись втроем.
— Повеселитесь хорошенько, доченька, — попросила София.
Та медленно оторвалась от родителей и пошла к двери. Когда дверь скрипя отворилась, Келли повернулась:
— Бенгальских огней там не будет.
Дверь закрылась. София дала волю слезам, она бросилась на грудь СиСи и безудержно зарыдала. Он как мог пытался ее утешить.
Они еще долго стояли в комнате для свиданий. Наконец, София понемногу успокоилась, вытерла глаза, СиСи нежно и трогательно поддерживая ее под руку, вывел на крыльцо больницы.
Они сели в машину и уехали.
Перл зашел в свою палату, посыльный, которого он пять минут тому назад втолкнул в дверь, сидел на краю кровати. Перл приложил палец к губам.
— Тише, — прошептал он и повернул дверную защелку.
Посыльный осмотрелся и только тогда снял дурацкую кепку. Из‑под нее вывалилась копна густых темных волос, которые рассыпались по плечам.
— А что, ты со мной так и будешь целоваться в усах? — поинтересовался Перл.
Девушка отрицательно качнула головой. Парень подошел к ней и ловким движением сорвал накладные усы.
— Вот теперь все в порядке. Осталось только снять черные очки.
Перл двумя пальцами подцепил очки за дужку и сбросил на кровать.
— Перл, — сказала Кортни, обнимая парня, — мне очень не нравится, что ты здесь.
— Не волнуйся, Кортни, все в порядке. Дай‑ка я лучше тебя поцелую.
Девушка согласно кивнула.
— Я ради этого, честно говоря, и приехала. Пробралась сюда под видом посыльного.
— Вот за это признание я тебя люблю.
— Думаешь, мне легко было долго говорить мужским голосом.
— Не думаю, Кортни, что бы это у тебя хорошо получилось.
— Но меня же не раскусили. Я пробралась к тебе.
— Хватит пустых разговоров. Давай о деле. Кортни хотела еще что‑то сказать, но губы Перла не дали ей сказать ни слова. Поцелуй был долгий, Перл принялся расстегивать пуговицы на блузке девушки. Та, поняв чего он хочет, резко отодвинулась.
— Не хватало, чтобы я занималась любовью с сумасшедшим, — засмеялась она.
— Но ты‑то знаешь, что я нормальный. Только по утрам иногда у меня слишком сильно отрастает борода.
