— Хорошо иметь богатых родителей, — вновь сказал рабочий помоложе.
Перл заглянул в общую комнату. Он уже сбросил свой дурацкий шутовской мундир и сейчас был в сером спортивном костюме. Келли, вновь погрустневшая, расхаживала по комнате, скрестив на груди руки.
Она зябко поеживалась, как будто в общей комнате было очень холодно.
— Келли, — возбужденно воскликнул Перл, — твои родители обязательно вернутся, они заставят доктора Роулингса дать разрешение на твое посещение.
Но слова Перла не произвели на Келли ни малейшего впечатления. Она с таким же сосредоточенным и замкнутым выражением на лице прошла в глубину комнаты.
— Послушай, Келли, а ты, случайно, не сказала своим родителям, что с тобой и я нахожусь здесь? — поинтересовался Перл.
Келли вместо ответа покачала головой.
— Ну что ж, тогда отлично.
— Отлично? — переспросила Келли и глянула в глаза Перлу.
— Ну да, в общем‑то, хорошо, что ты не сказала. Знаешь, у меня как‑то давно был один приятель, которого тоже засунули в такую мышеловку, — Перл перебросил свой дурацкий мундир с одной руки на другую.
Он говорил очень серьезным голосом и Келли прислушалась к его словам, еще не понимая, куда клонит Перл.
— Ну и что, — Келли смотрела прямо в глаза Перлу, — он выбрался из мышеловки?
Перл несколько мгновений молчал, но потом грустно ответил:
— Нет.
— Ясно, — сказала Келли и опустила голову.
— Знаешь, я хотел ему помочь, точно так, как хочу помочь тебе, но не успел.
— Не смог тогда, не сможешь и теперь, — сказала Келли.
— Посмотрим.
— Меня никогда отсюда не выпустят, пока я не выполню то, чего от меня требуют. А я не знаю, чего они от меня хотят, — сказала Келли.
Но договорить Келли и Перлу не дали. Дверь с шумом распахнулась и сестра Кейнор вместе с Адамсом вкатили в комнату тележку, на которой в лечебнице развозили пищу и лекарства.
Вслед за ними в палату вошел мистер Мориссон. На нем, как и прежде, была смирительная рубашка. Адамс на ходу пытался объяснить, что же все‑таки произошло в палате Леонарда Капника — Перла.
— Понимаете, он бы с ней ничего не сделал, если бы она не пришла к нему.
Сестра Кейнор кивала головой.
— Правильно, правильно, мистер Адамс, вы абсолютно правильно все говорите.
— Так вот, она сама пришла к нему в комнату и сама разделась. Он здесь ни при чем.
— Знаете, мистер Адамс, — но обращаясь сразу ко всем, громко заговорила сестра Кейнор, — мы все с вами живем в обществе и недостойное поведение одного из вас бросает тень на другого. Поэтому доктор Роулингс и принял такое решение — наказать всех сразу, всех без исключения.
— Но это несправедливо, — густым басом сказал Мориссон.
Его руки были связаны и ему доводилось жестикулировать всем своим огромным телом.
По случаю появления сестры Кейнор, Перл облачился в свой дурацкий мундир и на его лице появилось кичливое выражение победителя. Элис, вошедшая в палату вслед за Адамсом, Мориссоном и сестрой Кейнор, уселась за круглый стол и принялась завершать начатый рисунок.
— На сегодня все развлечения отменяются, — прокричала сестра Кейнор, подбежала к столу и вырвала у Элис рисунок.
Та беспомощно опустила голову.
Но тут вмешался Перл. Он с горделивой гримасой выхватил из рук сестры Кейнор лист бумаги и громко крикнул:
— Ах ты дрянь! Мистер Уэн получит награду из рук отца нации. Еще, пожалуйста, нарисуйте одну звезду, Элис, — проговорил Перл, выкатил грудь и постучал по ней кулаком. — Всем все понятно?
Пациенты с изумлением смотрели на эту до крайности нелепую сцену.
— Вы что, хотите, чтобы всех больных отправили по палатам, мистер Капник? — прошипела сестра Кейнор и вновь вырвала рисунок из рук опешившей Элис.
Великан Мориссон хотел было вступиться за девушку, но Адамс его сдержал:
— Не надо. Не надо, — прошептал он, едва дотягиваясь до плеча Мориссона, но тот стряхнул с себя Адамса, как назойливую муху.
Перл повернулся к гиганту Мориссону и воздел вверх руку.
— Вы почему не исполняете приказаний своего президента? — выкрикнул Перл.
— Никакой вы не президент, — сказал Адамс, снял свои круглые очки и принялся протирать стекла.
— Я не президент? — возмутился Перл.
— Конечно, никакой вы не Джордж Вашингтон.
— Это еще почему? — Перл осмотрел всех присутствующих горделивым взглядом.
— А потому что Джордж Вашингтон никогда бы не испортил нам День Независимости, никогда бы не испортил нам праздник. Здесь так мало праздников… Так мало, — потряс сжатыми кулаками над головой Адамс.
— Марта, — громко сказал Перл, пересек комнату по диагонали, взял в свои руки ладонь Келли и бережно погладил ее, — Марта, — повторил он, — и все здесь присутствующие: мы сограждане и должны поддерживать огонь свободы, — патетично восклицал Перл.
— Я хочу сосисок! — громовым басом произнес мистер Мориссон и дернул своими широченными плечами так, что его смирительная рубашка едва не расползлась по швам.
— А я хочу фейерверк, и еще я хочу клубничного мороженого. Как я хочу клубничного мороженого! — молитвенно сжав перед собой руки, шептал Адамс.
— Граждане! Я устрою вам фейерверк, — выкрикнул Перл, — даже если мне придется поджечь все свои зубы. Американцы! Мы сильны своим нерушимым единством, а поодиночке — пропадем.
И в ответ на это восклицание все больные вскинули вверх правые руки со сжатыми кулаками.
— Ура! Ура! Ура! — дружно на всю комнату закричали они.
Сестра Кейнор даже вздрогнула и испуганно выбежала из помещения.
СиСи Кэпвелл задержал Софию на лестнице.
— Давай все‑таки поговорим. София немного смягчилась.
— Ну что ж, давай, СиСи, поговорим, хотя мне уже не хочется этого делать, — София вернулась в гостиную. — Ты играл со мной.
— Вовсе нет, — ответил мужчина.
— Лайонел Локридж рассказал тебе о моей болезни, он рассказал тебе все и ты обо всем был осведомлен, но продолжал играть, продолжал лицедействовать. Ты продолжал играть даже после того, когда я тебе сама рассказала.
— Дорогая, но для меня это не имело ровно никакого значения.
— Это еще одна ложь! — резко бросила в лицо СиСи София. — Пока ты не услышал про мою болезнь, ты не хотел меня видеть.
— Ты не права, София, — немного виноватым голосом растерянно произнес СиСи, — ты не права. — Я думал, боялся… что‑нибудь должно было случиться, — СиСи прижал ладони к лицу.
— Наверное, ты думал, что я приду к тебе на поклон, — предположила София.
— Но теперь‑то, София, все кончено…
— Ты говорил это тысячу раз, — София рванулась, чтобы уйти.
— Но и ты, София, не всегда была со мной абсолютно честной.
София от этих слов остановилась и очень медленно повернулась к СиСи.
— Одну твою ложь звали Ченнинг и ты лгала мне двадцать лет. Что, это по–твоему, ерунда? — спросил СиСи Кэпвелл.
— Я хотела, я очень хотела тебе обо всем сказать, но ты, СиСи, сам все время обрывал мой разговор или уходил от него.
— И ты перестала мне об этом рассказывать, да? София, тебя еще удивляет, что я не могу справиться с нашими проблемами? — начал СиСи. — Но во всей этой истории единственным пострадавшим являюсь я — СиСи Кэпвелл, или ты так не считаешь?
София задумалась. Несколько мгновений СиСи и София молчали, глядя друг другу в глаза.
— Знаешь, София, ты мне была нужна тогда и очень нужна теперь.
Выражение лица Софии изменилось, горечь исчезла. Она стала спокойной и даже попыталась улыбнуться.
В гостиную сбежала Иден и своим присутствием прервала разговор Софии и СиСи.
На Иден были ярко–красное шелковое платье, синий пояс и такие же синие бусы. Она выглядела очень счастливой и довольной.
— Послушайте, и зачем это Рубан украшает бельведер? Мне кто‑нибудь может ответить? О, мама! — увидев Софию, радостно воскликнула Иден и бегом спустилась к отцу и к матери.
— Не только бельведер, но также и весь дом. Я решил устроить наш традиционный праздник по случаю Дня Независимости.
