Селянин (СИ) - "Altupi"

Наконец припёрло. Переполненный мочевой пузырь так болел, что хоть в кровать мочись. Дождь шумел и бил в окно.

Кирилл встал, впопыхах соображая, что надеть. Выбор был невелик, потому что кроссовки и штаны так остались в тазу у колодца, а одна из футболок и олимпийка — на верёвке, теперь там намокли, конечно. Вот блять!

Вчерашнюю футболку он нашёл скомканной на диване, впопыхах натянул. Валявшиеся там шорты надеть просто не успевал — вылетел через несколько дверей на мокрые порожки веранды, пробежав мимо разбросанных шлёпанцев. Вытащил член из трусов и с наслаждением пустил струю прямо в водопад льющейся из жёлоба воды.

А-аа, замечательно…

Выжав до капли и стряхнув, Кирилл заправил член обратно. Сухие, но пропитанные сыростью порожки стали холодить босые подошвы ног, стоять было невозможно. Кожа покрылась пупырышками. Кроме монотонного звука дождя, на улице не было ни единого звука.

Или… Кирилл прислушался, обнимая себя руками. Да, точно, заводят мотоцикл. Не новенький японский спортбайк с пол-оборота, а старую российскую рухлядь — дрынь, дрынь, дрынь…

Калякин не уходил с холода, ждал. Примерно через минуту «ижак» размеренно затарахтел. Потом, пробуя, несколько раз газанул, и гул начал приближаться. Кирилл шагнул на верхнюю ступеньку, привстал на цыпочки, вытянулся. Над краем забора увидел голову и плечи проезжающего Егора, тот был в шлеме, куртке и дождевике из зелёного целлофана. Вёз на продажу молочную продукцию, выполнял обязательства перед постоянными клиентами — не позавидуешь.

Кирилл вдруг спохватился, хотел предложить отвезти его на машине, даже кинулся вдогонку, но едва холодные капли попали на кожу, вспыхнувший было порыв угас. Да и Рахманов уехал далеко — не бежать же за ним босиком по лужам? Глядя на размякшую дорогу, поникшие деревья, нахохлившиеся дома, Кирилл смахнул с рук и лица влагу, затем отступил назад на веранду. Незачем думать о других, каждый живёт своей жизнью.

20

Когда Кирилл проснулся, светило солнце. Весело светило, ярко. Через окна, прорываясь сквозь листву и тюль, на пол падали косые лучи, в них переливались неведомо откуда взявшиеся микроскопические пылинки. Залитая светом горница напоминала красочную иллюстрацию из книг детских писателей, пропагандирующих счастливое советское настоящее для всего молодого поколения. Это было красиво и по-домашнему. Кирилл даже подумал, что обложной дождь, пасмурное небо и струя с порожек ему приснились.

Подумал и ужаснулся, быстро сунул руку между ног — трусы были сухими. Значит, он не поддался на коварную ловушку, подстерегающую людей во сне. Фух!..

Кирилл размял шею, окончательно понимая, что в действительности просыпался по будильнику в шестом часу и выходил на улицу: он лежал на диване в зале, одетый в футболку, на минимуме звука работал телевизор. Кирилл вспомнил, как смотрел его и заснул. А сейчас было без двенадцати минут час.

— Здоровый крепкий сон — наше всё, — пробормотал Калякин и сел. На смену положения голова отозвалась тупой болью. Много спать не всегда полезно, но сейчас лучшим выходом было придавить обратно подушку и забыться до вечера. Хотя голодный желудок был с этим не согласен.

Кое-как встав, Кирилл отправился на кухню, отрезал кусок краковской колбасы, прихватил кусок батона и бутылку пива и с этим набором отправился на улицу курить. Напоённая дождём природа благоухала. На небо словно плеснули новую банку голубой краски, трава, деревья и Пашкина «Тойота» отчистились от пыли. Под ними, правда, земля хлюпала, а на дороге стояли мутные жёлто-коричневые лужи. На поверхность повыползали длинные дождевые червяки. Над цветами порхали бабочки. Воздух был свеж и тёпел. Деревня жила. Однако город был милее.

Жуя колбасу, запивая пивом, Кирилл прошёлся по двору. Дождь и здесь сотворил несколько чудес. Например, почти смыл зловонные рвотные массы и фекалии. Но сортир не починил. На штаны и кроссовки в тазу стало жалко смотреть, вещи скорее всего испортились окончательно, придётся выкинуть. Зато драгоценная конопля хранилась в целости и сухости в сарае, ещё одна часть её в измельчённом виде перекочевала в целлофановые пакеты. Пашка приедет и обрадуется, похвалит. Хотя плевать на его похвалы, конечно.

Кирилл доел колбасу, корку хлеба выкинул под смородиновый куст, облизал пальцы и вытер их о валявшуюся на скамейке у колодца замызганную тряпку, некогда бывшую чьей-то рубахой — может, Пашкиного отца или деда. Потом перевернул носком таз с одеждой. Грязная вода волной выплеснулась на и без того сырую землю, кроссовки, трусы и штаны плюхнулись в грязную лужу вперемешку с кусочками дерьма.

— Фу-у, — скосоротился Кирилл и, забрав пиво, ушёл, пока его снова не вырвало. Пусть вещи обветрят, подсохнут, тогда и… Нет, он не знал, как скоро сможет до них дотронуться, лучше сразу в мусорку.

От пива головная боль прошла. Кирилл походил по двору, греясь на не очень в общем-то жарком солнце и раздумывая, чем бы заняться. Сгонять бы на речку, да погода для купания не очень, и вода после ливня, должно быть, грязная и холодная. Готовить жратву — он и так наелся. Воды наносить — лень, не царское это дело, обходится пока одним вчерашним ведром. Плавок вот чистых почти не осталось, сегодня надеть и хана. Когда ехал сюда, ворох белья не брал, всерьез думал — постирает, что тут такого, неужели взрослый пацан не справится со стиркой своих шмоток? А сейчас… как-то стирать… это опять воду надо набирать, греть кипятильником, порошок ещё где-то добыть. Потом, вечером.

И опять, как-то само собой, за глотком пива подумалось про Егора. Ему ведь наверняка приходится стирать за всеми, а стиральную машину-автомат без водопровода не установишь. Кирилл не представлял, как в старинные времена женщины обходились без этого девайса. У его матери ещё лет пятнадцать назад была обычная машина, правда блатная, с центрифугой — в одном отделении белье в воде полощется, а в другом на бешеной скорости отжимается. Он тогда совсем мальцом был, любил наблюдать за процессом, а мать всегда из ванной выгоняла.

Откуда-то из глубин памяти всплыло название — стиральная машина активаторного типа, но ностальгическое слюнопускание прервала еле различимая мелодия смартфона, лежавшего на подоконнике возле дивана. Почти опустевшая банка с жестяным звоном полетела к забору, а Кирилл взбежал на веранду, оттуда, скидывая шлёпки, понёсся в горницу. Смарт ещё пиликал, выдавал минусовку прошлогодней популярной песни Тимати. Звонил, конечно, Пашка — вот кто по-настоящему переживает за общее дело. Что ему опять, блять, понадобилось? Приезжал бы, да ебался здесь сам.

Кирилл вздохнул и приложил мобильник к уху.

— Пахан… Привет.

— Здорово, Кир. Как ты там, живой?

— Да вроде как, — Калякин двумя пальцами помассировал переносицу.

— Ничего не натворил? — вкрадчиво продолжил допытываться Машнов.

— За кого ты меня принимаешь?

— За тебя, Киря, за тебя родимого. Слушай, как там с нашим…? Всё собрал?

Кирилл сел на диван, уставился в так и не выключенный телевизор. По экрану, по лицу ведущей новостей, тощей, как вяленая вобла, зигзагами ползла муха. Сказать было нечего.

— Понимаешь, Паш… Тут, короче, дождяра лил всю ночь, куда идти-то? Не ходил сегодня, в общем.

— Ну… — Пашка злился, пыхтел. — Сегодня не ходил, а вчера-то…? Ты сколько раз без меня должен был сходить, раз пять-шесть?

— Сходил, — поджимая губы, соврал Калякин. Муха всё ползла и ползла, иногда останавливалась, тёрла лапкой об лапку. Картинки в телеке сменялись.

— Много там осталось?

— Мало. На пару раз.

— А, ну тогда без проблем, — Пашка повеселел, мысленно потирал руки. — Клёво. Не так уж и долго это получилось. На месяц же рассчитывали. Сохнет?

— Не сомневайся. Что высохло, я в пакеты собрал. Всё норм, не ссы, я тут тоже не просто так штаны протираю.

— Да ты молодчина, чувак! Такими темпами мы быстрее дельце провернём и разбогатеем. Оторвёмся! А-аа, ништяк!

— Как вернёмся домой, тёлку мне должен будешь!