«Он дышит слишком громко. И почему он всегда такой… большой? Он занимает полтора кресла. И его локоть вот-вот пересечет демаркационную линию. Один неверный жест, и будет объявлена воздушная тревога», — думала Лариса, стараясь прижаться к иллюминатору.
«Она пахнет… чем-то цветочным. Непривычно. В офисе она всегда пахнет кофе и холодной яростью. А это… отвлекает. И она постоянно шелестит этими бумагами. Как будто не может просто сидеть и молчать», — размышлял Глеб, пытаясь сконцентрироваться на цифрах.
В Санкт-Петербурге их встретил хмурый, обложной дождь и водитель с табличкой «Бармин Г.В.». Дорога до отеля заняла еще час в пробках. Молчание в машине стало уже звенящим. Прерывал его только водитель, периодически предлагая «послушать шансон или новости».
Отель был дорогим, пафосным и стерильным. Мрамор, хрусталь, бездушная роскошь. На ресепшене их встретила улыбающаяся девушка.
— Добро пожаловать! У нас для вас забронированы два номера люкс на одном этаже. Смежные.
Лариса и Глеб синхронно повернулись к ней с выражением лица, словно она предложила им поселиться в одном номере с двухъярусной кроватью.
— Смежные? — переспросила Лариса ледяным тоном.
— Это ошибка, — тут же парировал Глеб. — Нам нужны номера на разных этажах. В разных крылах здания. В идеале — в разных отелях.
Девушка за улыбкой не моргнула глазом.
— К сожалению, других номеров нет. У нас полная загрузка из-за конференции. Но не волнуйтесь, звукоизоляция отличная! — она произнесла это с жизнерадостностью серийного убийцы.
Заселялись они молча, избегая взглядов. Их номера и правда оказались смежными, с общей дверью, аккуратно закрытой на оба замка. Лариса, оказавшись в своем номере, первым делом подошла к этой двери и попробовала ручку. Заперто. Она вздохнула с облегчением и повесила на ручку свой пиджак — для верности.
Вечером Лариса, не в силах сидеть в четырех стенах с мыслями о завтрашней конференции и соседе за стеной, спустилась в бар отеля. Он был стильным, полутемным, с мягкими кожаными креслами и тихой джазовой музыкой. Она заказала мартини и устроилась в углу, надеясь, что ее никто не найдет.
Не прошло и пятнадцати минут, как в баре появился он. Глеб. Он выглядел так же неуместно, как тигр в бутике хрусталя. Его взгляд метнулся по залу и наткнулся на нее. Он явно хотел развернуться и уйти, но было уже поздно. Вежливость (или проклятое корпоративное рабство) заставила его сделать несколько шагов в ее сторону.
— Лариса Дмитриевна, — кивнул он.
— Глеб Викторович, — ответила она, делая глоток мартини. «Ну вот. Идиллии конец» .
— Места свободны? — он кивнул на кресло напротив. Вопрос был чистой формальностью.
— Вся Россия свободна, — жестом пригласила Лариса. « Помимо этого стула» , — мысленно добавила она.
Он заказал виски. Самый крепкий, какой был в меню. Они сидели в напряженном молчании, глядя кто в свой бокал, кто на бутылки за барной стойкой.
— Подготовили тезисы? — наконец спросил Глеб, ломая тишину самым идиотским из возможных вопросов.
— Да, — ответила Лариса. — Специально добавила раздел «Эффективные методы мотивации через страх и тотальный контроль». Думаю, аудитория оценит.
Уголок рта Глеба дрогнул.
— Надеюсь, там есть графики.
— Обязательно. В 3D.
Они снова замолчали. Но на этот раз тишина была не такой ледяной. Виски и мартини делали свое дело.
— Ненавижу эти конференции, — неожиданно сказал Глеб, глядя на золотистую жидкость в своем бокале. — Толпа незнакомых людей, пустые разговоры, фальшивые улыбки. Бессмысленная трата времени.
Лариса смотрела на него с удивлением. Это было первое честное слово, сказанное им за весь день.
— Я тоже, — призналась она. — Обычно я выбираю самый дальний ряд и делаю вид, что пишу конспект, а сама составляю список покупок или читаю книгу в телефоне.
— А я обычно нахожу самого важного человека в зале и обсуждаю с ним потенциальные сделки в курилке, — сказал Глеб. — Так время проходит продуктивнее.
— Типично, — улыбнулась Лариса.
— А что вы ожидали? — он посмотрел на нее, и в его взгляде не было вызова, лишь усталая ирония.
— Ничего иного, — она сделала еще глоток. Разговор пошел. Неловко, рывками, но пошел.
Они говорили о конференции, о работе, о абсурдности тимбилдингов. И тогда Глеб, под воздействием второго виски и странной атмосферы чужого города, сделал неожиданный ход.
— Знаете, самое сложное в таких поездках — это не работа. Это вечера в номере. Когда ты один в четырех стенах, и некуда идти, и не с кем поговорить. — Он сказал это тихо, глядя в бокал.
Лариса смотрела на него. На этого могучего, уверенного в себе человека, который вдруг показал свое уязвимое место.
— Да, — согласилась она. — Особенно когда дома ждет ребенок, которому ты обещал позвонить, а он вечно занят и отвечает односложно. И ты сидишь и думаешь: «А что я делаю здесь, в этой дурацкой поездке, когда могла бы быть с ней?»
Глеб кивнул.
— У меня то же самое с Артемом. Звонок длится тридцать секунд. «Привет, пап. Все нормально. Пока». И все. А я… я потом час хожу по номеру и решаю сложные математические задачи, чтобы не думать о том, что я, наверное, самый скучный собеседник для собственного сына.
— София со мной говорит больше, — улыбнулась Лариса. — Но только если я соглашаюсь с ее точкой зрения по поводу моей тирании и несправедливого устройства мира. Как только я пытаюсь что-то советовать — стена. Мгновенная.
— Да уж, — Глеб тяжело вздохнул. — Подростковый возраст… Я его совсем пропустил. Ушел из семьи, когда Артему было десять. Теперь пытаюсь наверстать упущенное, а получается… как всегда.
Это было как гром среди ясного неба. Лариса знала, что он разведен, но детали были ей неизвестны. И вот он, без всяких причин, выложил это на стол между их бокалами.
— Мне жаль, — сказала она искренне.
— Не стоит, — он отмахнулся. — Это был мой выбор. Карьера, амбиции… казались важнее. А теперь я имею то, что имею. Успешную компанию и сына-подростка, который смотрит на меня как на пришельца, который иногда появляется, чтобы прочитать лекцию о дисциплине.
— А вы? — спросил он вдруг, поднимая на нее взгляд. — Вы одна растите Софию?
Лариса почувствовала, как внутри все сжалось. Она редко говорила на эту тему. Особенно с ним.
— Да, — коротко ответила она. — Ее отец… он ушел, когда я была на пятом месяце. Сказал, что не готов к таким глобальным переменам. Его глобальные перемены ограничились сменой Porsche на новую модель. С тех пор мы его не видели.
Она сказала это без жалости к себе, просто констатируя факт. Но Глеб услышал за этим что-то еще. Усталость. Гордость. Одиночество.
— Тяжело, — констатировал он. Это было не вопросом, а утверждением.
— Бывает, — кивнула Лариса. — Особенно когда совмещаешь две смены — начальника отдела кадров и мамы. Иногда кажется, что тебя разрывают на части. Но… справляюсь. Другого выхода нет.
Они смотрели друг на друга через стол. Бармен тихо перетирал бокалы, джаз лился мягкой волной. За окном моросил питерский дождь.
В этот момент они не были «Узурпатором» и «Грымзой». Они были просто мужчиной и женщиной, уставшими от жизни, одинокими в своей ответственности, нашедшими на мгновение странное утешение в том, что их заклятый враг, оказывается, понимает твою самую большую боль.
— Наверное, мы оба не умеем проигрывать, — вдруг сказал Глеб. — Ни на работе, ни в жизни.
— Возможно, — согласилась Лариса. — Или просто очень боимся показать, что нам бывает больно.
Он поднял свой бокал.
— За… за выживание.
— За выживание, — она чокнулась с ним своим бокалом.
Они допили свои напитки в уютной тишине. Лед между ними не растаял, но в нем появились трещины, сквозь которые проглядывало что-то человеческое. Что-то общее.
— Ладно, — Глеб посмотрел на часы. — Завтра ранний подъем. Надо идти.
