"Не стоит так переживать из‑за моей размолвки с отцом. В конце концов, мы оба стоим друг друга. Не нужно вмешивать в наши противоречия Мэри".
Мейсон несколько раз прошелся по гостиной и наконец, позвал:
— Мэри, он ушел, можешь выходить. Осторожно открылась дверь и в нее проскользнула Мэри. Она, словно бы не поверив словам Мейсона, осмотрелась. И только когда убедилась, что СиСи здесь нет, облегченно вздохнула.
— Надеюсь, он не обиделся? — поинтересовалась Мэри.
— По–моему, нет, — Мейсон задумался. — Тем более, что я ему все объяснил и он, кажется, понял. Отец в последнее время стал человеколюбивым.
— Да, — усмехнулась Мэри, — это один из двенадцатилетних циклов, о которых ты говорил.
— Ты еще злишься на меня? — спросил Мейсон.
— Нет, — вздохнула Мэри, — хотя, может, немного и злюсь, чуть–чуть.
— Сколько? Мэри кивнула.
— Самую чуточку, совсем немного.
— Ну тогда все хорошо, — Мейсон улыбнулся. Мэри подалась к нему.
— Давай лучше поговорим, — сказал Мейсон.
— О чем говорить? Разговоры ни к чему не приводят и они мне не помогают.
— Да, сегодня был тяжелый день.
— Очень, — кивнула Мэри и опустила голову. Мейсон стоял перед ней и чувствовал себя страшно виноватым, хотя и не мог понять, в чем он провинился перед любимой. А Мэри не спешила прийти к нему на помощь. Она сидела, углубившись в свои мысли, и казалось, забыла о существовании Мейсона. Мужчина опустился рядом с ней на диван.
— Но теперь ты понимаешь, как важно довести начатое до конца? Ты понимаешь, что должна восторжествовать справедливость?
— Ты вновь заводишь разговор о судебном процессе? — равнодушно произнесла Мэри, — ты же знаешь, я не хочу слышать о нем.
— Но тебе придется, иначе нам не выпутаться из сложившейся ситуации.
— Я не хочу ни о чем слышать. Ты не хочешь понять меня, Мейсон, не хочешь понять, как мне тяжело.
— Я все прекрасно понимаю, — пытался успокоить женщину Мейсон, — но ты сама загоняешь себя в угол, ты хочешь все простить Марку, а он этого не заслуживает.
— Не нам с тобой, Мейсон, судить кто заслуживает чего на этой земле — для этого есть бог.
— Для этого есть суд, — возразил Мейсон, — и он решит.
— Да, Мейсон, но ты хочешь выступить обвинителем на суде, а ты, согласись, не сможешь быть беспристрастным ни ко мне, ни к Марку, ни к самому себе.
Мейсон виновато отвел взгляд, а Мэри продолжала:
— Ты, Мейсон, вообразил себя богом, который волен решать людские судьбы.
— Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, — уже в который раз повторил Мейсон.
— Справедливость? — взвилась Мэри, — а ты знаешь, что такое справедливость?
— Знаю, — твердо сказал Мейсон.
— А по–моему, ее вообще не существует, — прошептала Мэри. — Никто не знает, что такое справедливость. И вообще, извини меня, я хочу побыть одна, наш разговор ни к чему не приведет.
— Понимаю, я тебя прекрасно понимаю, — кивнул Мейсон, — но мне тяжело оставить тебя одну, мне кажется, я могу быть тебе полезен, могу помочь, поддержать в трудную минуту.
— Нет, Мейсон, ничего этого не нужно. Мне просто надо немного побыть одной и сосредоточиться. Я сама должна во всем разобраться, понять, кто прав, кто ни при чем, а кто виноват.
— Я знаю, кто виноват! — воскликнул Мейсон, — во всем виноват Марк.
— Если бы все было так просто как ты думаешь… — вздохнула Мэри.
— А что, чего тебе не хватает? Что еще такое должен был совершить Марк, чтобы ты посчитала его виноватым? — возмутился Мейсон.
— Если другие поступают плохо, — вздохнула Мэри, — не значит, что должна плохо поступать и я.
— Ты слишком себя во многом коришь, — возразил Мейсон, — ты больше думай о себе и ищи счастье. За него нужно бороться.
— Ты все время говоришь мне об этом, но мне проще жить по–другому. У меня свое счастье — у тебя свое. Я не хочу, чтобы кому‑нибудь было плохо.
— Но нам обязательно нужно поговорить, — вновь сказал Мейсон.
— Извини, но мне нужно лечь отдохнуть и немного подумать. Я хочу, чтобы мои мысли пришли в порядок.
— Тебе дать что‑нибудь? — спросил Мейсон.
— Нет, что ты мне можешь дать — таблетки? А мне нужно спокойствие.
— Спокойствие нужно всем нам.
В "Ориент–Экспресс" за одним из столиков сидели две сестры — Августа и Джулия.
— Как ты решила поступить с Марком? — поинтересовалась Августа.
— Да.
— Что, да? Не тяни.
— Я буду защищать его.
— Нет! — воскликнула Августа и с изумлением уставилась на младшую сестру, она явно не ожидала от нее такой неразборчивости.
— Я буду защищать его, — повторила Джулия.
— Я просто потрясена, я не могу поверить в то, что Мэри врет! — воскликнула Августа.
— Мэри лжет, — произнесла Джулия, отведя взгляд в сторону.
— У меня просто голова идет кругом, — воскликнула Августа.
— И не мудрено.
— Как ты можешь защищать его?
— Защищать? — улыбнулась Джулия и подалась вперед, чтобы Августа лучше расслышала ее слова, — я ненавижу его, я презираю Марка.
— Да? — изумилась Августа.
— Да, презираю.
— Но ты же берешься его защищать?
— Это не совсем так, я берусь защищать его только с одной целью — чтобы он не получил никакой адвокатской поддержки. Уж я‑то в этом постараюсь.
Августа уставилась на свою сестру с еще большим изумлением, чем минуту назад.
— Ты, Джулия, хочешь всех обмануть?
— Да, но я хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
— Я такого, Джулия, от тебя не ожидала, хотя это приятный сюрприз.
Джулия весело захохотала.
— Можешь быть уверена, сестра, я постараюсь и сделаю все, чтобы Марк не избежал наказания. А вот и он! — радостно воскликнула Джулия и помахала рукой вошедшему в ресторан Марку.
Августа испуганно обернулась, вначале подумав, что сестра шутит. Но увидев Марка, она не на шутку перепугалась. Августе подумалось, что Джулия сейчас смутится, бросится убегать, но та приветливо помахала рукой так, как будто это был ее закадычный друг.
— Я должна с ним переговорить, ты меня извини, все‑таки — клиент, — весело воскликнула Джулия, — и он мне платит.
— Подожди, не ходи, — попыталась остановить сестру Августа.
— Нет, я должна переговорить.
— Послушай, Джулия, лучше не ходи к нему…
— Я же тебе сказала — это клиент.
Наконец, Августа смирилась и наставительно произнесла, обращаясь к сестре:
— Но тогда постарайся быть поосторожнее.
— А ты, Августа, не волнуйся, — Джулия вышла из‑за стола и отправилась к Марку Маккормику, который поджидал ее у двери.
Элис и Келли, сидя за круглым столом, неторопливо завтракали.
— Как ты думаешь, Келли, нам будет плохо после того праздника? Доктор Роулингс что‑нибудь предпримет? — поинтересовалась девушка.
Келли задумчиво посмотрела в окно.
— Не знаю, думаю, что да, ведь он очень жестокий человек.
— Жестокий? А мне он всегда казался добрым и хорошим врачом.
— Это только первое впечатление, он далеко не такой. Я начинаю подозревать, что доктор замышляет что‑то нехорошее.
— Ты думаешь, нехорошее? А что он может замышлять нехорошее?
— Не знаю, — Келли пожала плечами и отложила в сторону вилку, — не знаю, но мне кажется, он что‑то предпримет.
— Не хотелось бы, мне так всех жалко, — дрожащим голосом произнесла Элис и готова была уже заплакать, но Келли положила ей руку на плечо.
— Успокойся, Элис, может быть, все будет хорошо, все обойдется.
— Я боюсь, Келли, боюсь, мне очень страшно. Я видела его взгляд, когда он выступал на собрании.
— И что произошло тогда? — вопрос Келли застал Элис врасплох.
— Он так смотрел на мистера Капника, что я испугалась, я подумала, что доктор Роулингс сейчас бросится на него и начнет бить. А ведь мистер Капник хороший.
— Мистер Капник… — Келли задумалась. — Знаешь, Элис, по–моему, он очень хороший и он мне нравится.
— И мне нравится. Он всегда такой веселый, он всегда что‑то изображает из себя… Вот в последнее время он изображает из себя президента, это ведь интересно… Наверное, он это делает для того, чтобы как‑то развеселить нас поддержать.
