Порочная королева (ЛП) - Торн Айви

— Не утруждай себя счётом, — шепчет он мне вкрадчиво, его голос обволакивает меня, как густой и соблазнительный дым. — Просто почувствуй это, Афина. Почувствуй боль и удовольствие. Я хочу, чтобы ты была очень влажной, чтобы с тебя капало на пол к тому времени, как я закончу. Я хочу, чтобы ты достигла кульминации в тот момент, когда я прикоснусь к тебе, но не раньше. Я хочу, чтобы ты была моей.

Его? Я смотрю на него сверху вниз, на этого высокомерного лорда, которому я отдала свою девственность, на того, кто завоевал город, а затем отказался от него, потому что я этого потребовала. Я выдерживаю его пристальный взгляд, когда он в первый раз взмахивает ремнём, проводя им по моей правой груди. Хруст кожи на изгибе ремня заставляет меня вскрикнуть от удовольствия.

Каждый из мальчиков наказывает меня по-своему. Джексон делает это без всякого плана, пока не почувствует, что с него достаточно, точно так же, как он поступает во всех остальных сферах своей жизни. Кейд же стремится причинить мне максимум боли, выплёскивая свой внутренний гнев в размеренных, жестоких ударах. Он хочет, чтобы я осознала его власть надо мной и поняла, что в конце концов всё под его контролем. Ему необходимо это чувство контроля, а также моё глубокое, первобытное подчинение.

Однако Дин сдержан и точен, он полностью контролирует ситуацию, как и всё остальное. Ему не нужно, чтобы я осознавала это или словесно подтверждала своё подчинение, потому что это подразумевается. В конце концов, он лорд Блэкмура, если не по праву, то по титулу, и это его право. Это то, что ему причитается.

Когда-то я принадлежала ему, и даже сейчас, когда я свободна, он подчёркивает, что я создана для него.

Однако до недавнего времени он не понимал, что и он создан для меня.

Я замечаю изменения в его взгляде, когда ремень касается моей кожи, и понимаю, что на этот раз всё иначе. Удары наносятся не только для того, чтобы причинить боль, но и в те места, где, как он знает, они вызовут у меня удовольствие. Каждый щелчок кожи, ударяющей по моим соскам, вызывает электрический разряд наслаждения, пробегающий по моему телу.

Его лицо напряжено от желания, глаза жадно исследуют моё тело, и в его взгляде больше нет безразличия. Я вижу, как вздымается его грудь, как напрягаются мышцы, когда он проводит ремнём по моим бёдрам, ударяя по их нежной внутренней поверхности. Я замечаю, как дёргается его член, с кончика которого капает предварительная сперма, и я понимаю, что он сдерживает себя с огромным усилием.

Для него это упражнение в самоконтроле так же, как для меня – в подчинении. Он напоминает себе, что не потерял всё это только потому, что присоединился к бунтовщикам.

Когда-то я была его подарком, его трофеем и рабыней. Я принадлежала ему, словно девственница, отданная своему господину в качестве средневековой дани. Но теперь, если он падший лорд, то я его падшая королева. Я вижу благоговение на его лице, когда он бьёт меня, и я ощущаю, как он сгорает от любви ко мне, охваченный той же потребностью, что и Кейд и Джексон, каждый по-своему.

— Боже, Афина, — он стонет, и я вздрагиваю, потому что никогда раньше не слышала, чтобы он произносил моё имя так. Обычно он называет меня «питомец» или, как и Кейд, «малышка Сейнт». Но когда он произносит моё имя, оно звучит так, как я никогда раньше не слышала из его уст. — Боже, ты такая чертовски красивая.

Он медленно опускает ремень выше по внутренней стороне моего бедра, по одному с каждой стороны, и я вижу, как он тяжело дышит. Его член такой твёрдый, что почти заметно пульсирует, покрасневший и почти касающийся моего живота. Он очень твёрдый, и я знаю, что он отчаянно хочет быть внутри меня.

— Ты выглядишь так чертовски привлекательно, когда вот так распята передо мной, — теперь он достаточно близко, и его слова звучат тихо и невнятно, предназначаясь только мне. Я перестаю наблюдать за другими, поглаживающими себя, пока они смотрят, как Дин наказывает меня. Пространство вокруг нас сжимается, и я чувствую, как моё дыхание учащается. Моё тело содрогается от волнения, которое не совсем похоже на оргазм, но настолько близко, что я едва могу отличить одно от другого.

— Я собираюсь трахнуть тебя вот так, — шепчет он. — Пока ты ещё можешь чувствовать мой ремень на своей коже. Я собираюсь взять тебя, и Кейд, чёрт возьми, не остановит меня. Ты нужна мне на моём члене, Афина, ты мне необходима, — его ледяные глаза горят желанием, отчаянным желанием, и он снова опускает ремень на мои бёдра, его тело содрогается от усилий сдержать себя.

— Чёрт! — Громко стонет он, и ремень скользит между моих бёдер, оставляя следы на моей набухшей киске, между складочками, по моему клитору. Он снова ударяет меня, обхватывает член рукой, поглаживая себя левой рукой, когда в третий раз подносит ремень к моей киске. — Чёрт, Афина, ещё два, боже…

Я вижу, как его самоконтроль начинает давать трещину, и это тоже сводит меня с ума. Я никогда раньше не видела Дина таким, за исключением той ночи, когда мы вместе подожгли клуб. Это человек, который скрывается за тщательно продуманным фасадом, человек, которого его семья старалась сломить, заковать в цепи и заключить в тюрьму высокомерия, долга, формальностей и тщательно спланированной жизни.

Это мой мужчина. Тот, кто послал своего отца к чёрту, кто поджёг здание вместе со мной и занимался со мной любовью пряма там, пока оно горело, стоя у своей машины. Он разорвал помолвку, причинил мне боль и доставил удовольствие, превратив меня в нечто совершенно иное раньше, чем это сделал кто-либо другой.

Один удар. Затем ещё один. И вот, когда я уже не могу больше сдерживаться, моё тело сотрясается, покрываясь красными рубцами от его ремня, моя кожа горит, а оргазм, словно разрывая все швы на моём теле, вот-вот вырвется наружу, и я не смогу его сдержать, Дин отбрасывает ремень в сторону и устремляется вперёд.

— К чёрту Кейда, — рычит он. — К чёрту их всех.

Затем его рука ложится мне на подбородок, крепко прижимая мой рот к своему, он встаёт у меня между ног и одним долгим, горячим, уверенным движением вводит свой член в меня. Его другая рука на моём бедре, он сильно прижимает меня спиной к раме.

— Кончи для меня, Афина, — шепчет он мне в рот низким, горячим голосом, а затем его зубы впиваются в мою нижнюю губу, когда он начинает двигаться.

О, боже! Я кричу, испытывая невероятное наслаждение. Оргазм, которого я так долго ждала, взрывается с такой силой, что у меня темнеет в глазах. Боль от его зубов, впивающихся в мою губу, и удовольствие от его члена, погружающегося в меня, сливаются воедино и охватывают меня жарким, всепоглощающим экстазом. Его пальцы впиваются в моё бедро, а таз трётся о мой набухший клитор, покрытый синяками.

Я хочу прижаться к нему, обнять его руками и ногами, но не могу. Я привязана к раме и не могу даже прикоснуться к нему, кроме как к своей покалывающей, горящей, сверхчувствительной коже. Привязанная до тех пор, пока не превращаюсь в оголённый нерв, я испытываю невероятное удовольствие от этого. Я чувствую, как он трётся о каждое место, где оставил свой ремень. Моя покрасневшая и покрытая рубцами задница трётся о дерево, а его мускулистые бёдра врезаются в мои, стянутые плетью, когда он трахает меня с грубой и быстрой силой, мощные, наказывающие толчки проникают в самую глубину меня.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, заставляя меня приоткрыть рот, и его язык проникает внутрь с каждым движением его члена. В разгар поцелуя я слышу, как он стонет мне в рот, его тело содрогается, когда он приближается к кульминации.

— Блядь, — слышу я бормотание Кейда где-то в отдалении. — Чёрт, его невозможно оторвать, — но, если Джексон и отвечает что-то ещё, я этого не слышу. Я больше ничего не слышу, потому что Дин шепчет мне на ухо, погружаясь в меня, шепчет слова, которые я никогда не думала услышать от него:

— Я люблю тебя, Афина, — шепчет он, его тело крепко прижимается к моему, а его член проникает в меня сильными толчками, которые наполняют меня, раскрывают, заставляя содрогаться и задыхаться на грани второго оргазма. — Чёрт, я люблю тебя, я не знаю, что ты со мной сделала, но, боже, я люблю тебя, люблю тебя...