Селянин (СИ) - "Altupi"

Кирилл задохнулся от негодования, тем не менее срывая траву и швыряя под колёса.

— Я позор? Это ты позор — пидор! Вы, пидоры, разлагаете нашу страну! Правильно вас раньше на лесоповал ссылали! Мужик с мужиком… фу, блять!

— Я ничего не буду доказывать — бесполезно.

— А что здесь доказывать? Вы в жопу ебёте друг друга!

Егор остановился. Его бездонные глаза блестели в лучах заката, чёрная прядь упала на лоб, делая совершенным то, что и без этого было необычайно красиво.

— Ты когда-нибудь любил?

Кидавший по одному камешки Кирилл тоже остановился, с занесённой для броска рукой. Вопрос не застал его врасплох, он всегда знал на него ответ. Собирался поднять на смех, заявить, что не любил и эти сопли для дураков, но вдруг неожиданно для себя понял, что это будет враньём, и, испугавшись этого внезапного осознания, он всё равно ответил отрицательно.

— Нет, конечно, не любил.

Рахманов кивнул, не ожидая ничего иного, вернулся к работе. Но вдруг поднял голову и сказал:

— Когда ты полюбишь, поймёшь, что главное не секс. Секс — это всего лишь способ выразить любовь, быть ближе с любимым человеком. И у геев иного способа секса нет.

И он снова замолчал, отвернулся к репейникам. Кирилл смотрел на его порывистые уверенные движения и, кусая губы, думал, что упустил хороший шанс признаться.

Цена помощи

Из камней и травы над лужей высилась насыпь. Или мостик. Или ковёр. Кириллу было похер как это обозвать, он устал, вымотался, его всё бесило, но в присутствии Егора он не мог проявить слабость. Работал как миленький. Конечно, поглядывая на пришедшего на выручку селянина. Осознавая снизошедшее минут десять назад откровение о трепетных чувствах, привыкая к ним. Поэтому притих и ощущал себя несколько пришибленным.

Егор остановился, посмотрел на результат общих усилий, отряхнул ладони друг о друга.

— Садись, пробуй, — сказал он, потирая ещё предплечьем лоб или смахивая с него пот. Лицо и так не блистало чистотой после возни в пыльных зарослях репейника, а тут на нём и вовсе появились грязные полосы. Кирилл не заржал, как обязательно сделал бы, измажься его городские друганы. Слишком устал для смеха и, по правде говоря, засмотрелся на Рахманова. Вроде всё в парне было обычным, заурядным — ну парень и парень, а вот всё равно в целом он отличался от всех виденных ранее, как природный алмаз отличается от искусственных.

Кирилл спохватился, перестал пялиться.

— Да, сейчас…

Он глянул на ноги, на практически целиком грязные резиновые сапоги, заколебался, снимать ли их. Потом широкими шагами прошёл по бурой жиже к водительской дверце и сел за руль прямо в них — как ни крути, а машину мыть к Пашкиному возвращению всё равно придётся.

Егор отступил ближе к лопухам и безучастно ждал. Молясь, чтобы этот долбанный пылесос сдвинулся с места, Кирилл повернул ключ в замке зажигания. Мотор послушно заурчал. Нога легла на педаль газа, заскользила по ней из-за налипшей на подошву грязи. Кирилл вернул её на место и плавно надавил. Передние колёса яростно завертелись, туша «Тойоты» качнулась, но так и не въехала на твёрдую подстилку.

— Блять, завязла! — в сердцах Калякин ударил по рулю, обиженная иномарка издала возмущённый сигнал, такой громкий и пронзительный, что Кирилл невольно вздрогнул и перестал убиваться. Попробовал ещё раз, результат был тем же. На третью и четвёртую попытки тоже. Хреновый же у него был советчик, сам ни черта не знает, а помогать лезет!

Он сдался и через забрызганное лобовое стекло уставился на Рахманова. Тот как всегда стоял с опущенным взглядом, на этот раз к ближайшему колесу, и чуть покусывал нижнюю губу. Видимо, обдумывал.

— Что делать-то будем? — открыв дверь, раздражённо спросил Кирилл. Обрадовался, что внезапную влюблённость как ветром сдуло. Потом разочарованно понял, что никуда её не сдуло, а раздражение возникло от того, что Егор медлил с планом «Б», хотя он всемогущий и наверняка найдёт выход. Не может такого быть, чтобы не нашёл!

Эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, которой хватило не подозревающему о них Егору, чтобы определиться с решением.

— Пробуй ещё, — сказал он, а сам зашагал по грязной луже к заду машины. Бросил взгляд в салон и отвернулся, словно случайно нарушил правило не совать нос в чужие дела.

— Ты что будешь делать? Толкать?

Вместо ответа Егор в наклонной позе упёрся руками в багажник.

— Давай.

Калякин опять уселся ровно, запустил двигатель. Ну же, давай, родная, едь… Езжай, тварь ёбаная!

Мотор пыхтел, колёса жужжали, машина раскачивалась вперёд-назад. Нога нажимала на педаль. Нет, ни туда, ни сюда. Чуть-чуть подвигалась и скатывалась назад. Одной силы Рахманова не хватало заставить эту махину…

Кирилл бросил это гиблое дело, вышел. Оглядел местность в последних лучах заката. Вокруг лужи влажно поблёскивали брызги грязи, кузов был сплошь в грязи, утонул в грязи их настил, и Егор был весь в грязи — шорты, футболка, голые колени, руки, лицо. Он выпрямился, стёр грязную каплю с носа.

— Пробуй. Получится.

— Да не получается ни хрена!

— Пробуй. Не получится, я трактор попрошу. На мотоцикле не вытащу.

Кирилл недовольно сжал губы, но подчинился, признавая его правоту. Надо пытаться, а не лениться и ждать, когда за тебя сделают.

Машину опять качнуло вперёд. Колёса изо всех сил работали, стараясь вырваться из скользкого вязкого плена. Сзади пытался подтолкнуть Рахманов. Он мужик, но какой с него одного толк, тут бы пятерых, троих хотя бы или трактор. Хочется ему мараться? Явно у пидоров всё через жопу…

Кирилл осёкся, вспоминая про порыв влюблённости в Егора. И тут чуть-чуть… Ещё чуть-чуть. Кириллу не показалось. «Тойота» действительно почувствовала под колёсами твёрдую опору, поднатужилась, закряхтела и выехала из плена. Слава богу! Калякин выдохнул и остановился прежде, чем врезаться в стоящий на дороге «Юпитер».

— Ура! — выкрикнул он, высунувшись из салона. Сел боком, ногами на улицу и принялся стягивать сапоги. Облегчение было невероятным, во время форс-мажора, крайнего напряжения и забыл, что они ему маловаты. Теперь разогнуть пальцы и надеть шлёпки было несказанным удовольствием. На улице совсем стемнело, хотя небо на фоне природы казалось светлым. Пели сверчки и цикады, кричали птицы, вились комары. Воздух остыл и стал сырым.

Егор подошёл, молча поднял сапоги и, не обращая внимания на их грязный вид, бережно поставил на дно люльки. Стал её задраивать брезентовой накидкой. Кирилл поднялся, опёрся локтями об открытую дверцу.

— Спасибо.

— Не за что, — буркнул Егор. Закончил с люлькой, обошёл мотоцикл, повернул ключ, и на круглых приборных панелях вспыхнули зелёный, синий и жёлтые огоньки. После наклонился и откинул педаль кикстартера.

— Так и уедешь? — Кириллу стало тоскливо. Не хотелось расставаться.

— Помощи больше не требуется.

Кирилл оторвался от машины и зашёл перед мотоциклом. Егор уже включил фару и переключал какие-то кнопочки на руле, что-то проверяя. Всякие мотыльки так и летели на свет.

Надо было что-то сказать, но Кирилл не знал, как начать разговор. Нормальный разговор, без наездов и унижений.

— Так ты всё-таки гей? — спросил он, будто не бесился с этого всю последнюю неделю.

— Я пидор, — не поднимая головы от регулировки, огрызнулся Рахманов. Гордый.

— Кончай, я же извинился! Ну не понимаю я вас! Я пидоров иначе представлял.

— Все иначе представляют…

— Ну вот, значит, мне простительно… Егор, а… а у тебя есть отношения? — выдохнул Калякин, сам не зная, с чего бы вдруг. Но, наверно, эта ревность подспудно сидит во всех влюблённых. — Не с банкиршей, а с… пацаном каким-нибудь. Голубые отношения.

— Нет.

Облегчение наступило, однако не полное.

— А были?

— Были. Давно. До того, как я вернулся сюда.

У Кирилла обмякли ноги и заныло внизу живота. Он проклинал неразговорчивость Рахманова!