Селянин (СИ) - "Altupi"

Докуривая и думая о Егоре, Кирилл приступил к намеченному плану мероприятий. Взял вёдра, тряпку — бабкин старый фартук, поднял из колодца воду. Отнёс всё это к машине. Отнёс и охуел: ночью она казалась грязной, а белым днём — просто грязнещей. Грязью забиты литые диски, на защите и брызговиках комья уже высохли, на капоте рисунок импрессиониста серыми брызгами. Грязь на крыльях, багажнике, крыше — то есть везде. Её бы на мойку к девочкам с «кёрхерами».

Но мойки не было, пришлось засучить гипотетические рукава и начать мыть. Впрочем, взгляд всё время обращался к дому Рахманова, теперь более-менее хорошо видному, — не ведёт ли Егор корову на пастбище, не выгоняет ли набитый банками с молоком мотоцикл, не колет ли дрова? Поэтому голова была занята мыслями, и работа продвигалась механически.

Около восьми часов из калитки своей усадьбы вышла Лариса, посмотрела на утреннего полуголого труженика, села в свой «Опель Мокко» и укатила, оставив шлейф выхлопных газов и ревности. Чем эта баба лучше? Ни фигуры особой, ни гибкости, ни пошлости. Денег даёт? Не всё ими измеряется, Егор сам сказал. Сосёт хорошо? Но он же гей! Просто даёт? На безрыбье и рак рыба?

Кирилл вылил остатки грязной воды под куст, сходил за новой. Воображение рисовало, как Егор раздевается, раздевает банкиршу и ложится в постель с этой тёткой. Как они смеются, целуются, он с наслаждением толкается в её щель, закрывает глаза, она стонет как нимфетка и подмахивает, царапает ему спину. Или у них всё происходит по-спартански, без эмоций, удовлетворение за десять минут, отработка денег с его стороны?

Кириллу хотелось знать, смеётся ли Егор.

Вернувшись с ведром чистой воды, Калякин застал возле забора кошку. Беспородную гладкошерстую белую с пегими пятнами. Она виляла хвостом, тёрлась спиной об угол и сразу перешла к его ногам, тоже потёрлась, поднимая морду вверх. Мяукнула, щуря жёлтые глаза.

— Брысь! — Кирилл отступил, приподнял ногу, чтобы пнуть животину. Не любил дворовых блохастых кошаков, шастающих по помойкам и жрущих всякую падаль. Но как поднял, так и опустил. Наклонился, погладил. — Киска, киска, иди сюда…

Кошка задрала морду, подлезая под его руку, замурчала. Стала тереться ещё интенсивнее, ластиться, переступать лапками. Шерсть у неё была мягкая, рассыпчатая. Кошачье доверие подкупало. Кирилл почесал ей за ушами. Вот так, хорошо, так Егор бы и поступил, он бы никогда не обидел животное, любое, не обидел.

— Киска, ты чья? Извини, но мне некогда. Иди к хозяйке.

Кирилл провёл ещё раз по шёрстке и вернулся к помывке машины. Кошка опять ушла к забору.

Ясно, как день, почему Егор презирает его. Он говорил это открытым текстом — называл быдлом и позором молодого поколения. Кирилл не осуждал его за это и по большей части признавал себя таким. Слишком много вседозволенности он чувствовал, будучи единственным депутатским сынком, перестал считаться с окружающими людьми, принимал их за мусор. Взять эту деревню — от всего бабкиного воротит, пупок надрывается воды принести или обед приготовить, с соседями поперессорился, Егора пидором чмырил. Даже своих родителей не уважает. За что любить-то Кирилла Калякина прикажете?

Нет, Кирилл знал, что он не такой. Да, привык вести себя как пуп земли, а на самом деле — как отброс. Но он не всегда таким был! Рос-то он славным мальчуганом! Это потом безразличие родителей, их откуп деньгами сделали из него циничную сволочь. Он и сейчас не такой — ему требуется ласка, сострадание, поддержка. Чтобы кто-то просто прижал его к своей груди и погладил по волосам, спросил, как прошёл день. Не даром же он так впечатлился мамой Егора.

Любовь тоже нужна. Очень. Чтобы чувствовать себя защищенным, чтобы дарить заботу.

И кажется, он нашёл такого человека, с кем бы мог измениться. Единственное, чего Кирилл не понимал — почему это парень, а не девушка. Работая тряпкой, он пытался разобраться в себе. И всё, что приходило на ум — он влюбился в Егора с первого взгляда, через пятнадцать минут после того, как пересёк границу Островка. Втрескался по уши, просто осознал это только сейчас.

Кирилл воссоздал в памяти то ощущение, которое испытал при первой встрече с селянином. Изумление от его необычной красоты, нехарактерной для деревенской местности. Вспомнил, как завидовал и бесился, что этот дебил не пользуется этим подарком природы, сидит здесь, когда мог устроиться на любую престижную работу даже в Москве — все любят красивых и обаятельных. Вспомнил, как Пашка рассказывал, что Егор бедный, пидор и трахает банкиршу за деньги. Уже тогда в душе всколыхнулась ревность — частый спутник влюблённости.

Почему парень? Какая разница, почему парень, надо идти к Егору и каяться, просить прощения, объяснять, что ради него хочет исправиться.

Калякин смотрел на машину — как-то незаметно помытую, сполоснуть и всё путём. Съездит за Пашкой, а вечером пойдёт к Егору с повинной. Воистину шутят, что ты гетеросексуал, пока своего единственного не встретил.

Шагая снова к колодцу, Кирилл понял, что упустил важный момент. Радужно расписал всё, в красках — как они помирятся с Егором, как станут встречаться, спать вместе, но не учёл реакцию Пашки, например. Что скажет Пашка, когда застукает голубков? На Пашку, конечно, начхать, пусть говорит, что хочет, в крайнем случае отношения можно маскировать под дружбу. Очень странную, наводящую на подозрения дружбу пидора и гомофоба, ага.

Продолжать враждовать на людях не очень-то импонировало Кириллу. Если только для сохранения собственной репутации, ведь здесь деревня, две калеки, три чумы, судачить особо некому, а когда новость о его голубизне выйдет за пределы этого маленького населённого пункта…

На долгую минуту сердце Калякина сжалось тоской. Он даже перестал крутить ручку колодца, удерживая полуподнятое, рвущееся вниз тяжеленное ведро. Может, и не нужна эта любовь, с такими проблемами? Конопля почти скошена и засушена, ещё неделя и вернутся домой, срубят халявные бабки, заживут и до следующего лета забудут про эту глушь. Клубы, бухло, тёлочки — образ парня с красивыми глазами и чёрной копной волос тоже рассеется, как дым. Нет у них будущего. И даже перечислять не надо, почему.

На эту самую долгую минуту такое решение представилось Кириллу наилучшим выходом. Он испытал облегчение, вытащил ведро, перелил в другое, пластмассовое, а это поставил на деревянный край колодца. И посмотрел в сторону улицы, не едет ли по дороге красный двухцилиндровый раритет, как будто мог это увидеть через два забора. Нет, вечером он пойдет к Егору поговорить, убедит его в серьёзности своих намерений, купит в райцентре и принесёт им с мамой каких-нибудь вкусняшек, на которые у них нет денег.

Воодушевлённый планами, Кирилл плеснул водой на машину, любуясь, как струи скатываются по серебристым бокам в изрядно вытоптанную за прошедшие дни траву. Когда они приехали, перед хатёнкой рос девственно нетронутый зелёный ковёр.

Кирилл закончил с ополаскиванием кузова, протирать его насухо не стал из-за отсутствия подходящего куска материала, помыл коврики и вытряхнул с заднего сиденья завалявшиеся листочки конопли. Кошка игралась рядом. Время на уборку дома, мытьё посуды оставалось, но стало лень — уморился. Вместо этого он пошёл порыскать в холодильнике, чем бы подкрепиться. Как только сел за стол на кухне, услышал тарахтенье проезжающего «ижака».

23

Одетый как пижон Пашка слез с автобуса и сразу завладел ключами от своей ненаглядной «Камри». Кирилл помог ему дотащить пакеты до машины.

— Ставь в багажник, — мигнув сигнализацией, сказал Машнов и полез его открывать. — Слушай, а что с машиной?

— Что с ней? — сердце Кирилла ёкнуло, но он прикинулся дурачком. Засунул оба пакета в багажник, закрыл его, исподтишка наблюдая за другом. Тот уперев руки в бока, нахмурив брови, смотрел на левое переднее колесо, чуть водил подбородком туда-сюда. Вокруг ходили люди, так как автовокзал в этом маленьком городишке располагался рядом с базаром, и автомобилей была тьма — хрен воткнёшься. И Пашка ещё не спешил с ответом, который Кирилл и так знал, и приготовил оправдания. Всё это нервировало.