Селянин (СИ) - "Altupi"

В той же позе — подперев себя руками — Пашка задумчиво обошёл тачку спереди, осмотрел с другой стороны.

— Чего она вся какая-то… Диски вон грязные. Внутри.

— Да дождь шёл… Я же тебе говорил! Ветер был, ураган! Воды по колено было! Она вся грязная была — листьев с деревьев нападало, пыль летела, грязь какая-то… Я её ещё утром помыл, чтобы за тобой ехать, ну, а колёса… не буду же я их вылизывать! На мойку потом отгонишь. Можем сейчас доехать.

Пашка повёл взглядом от одного колеса к другому, оценивая угрозу машине от грязи рассыпаться в прах прямо сейчас, после скосоротился, махнул рукой.

— Ладно, подождёт. Прыгай давай, поехали. Заебался я дома…

Кирилл, довольный, что его отмазка прокатила, с радостью ринулся к пассажирскому месту, но стоявший там Пашка всё ещё скорбно разглядывал набившуюся в колёса землю. Хотя, не так уж её там много было, только то, что лень было выковыривать.

Пашка отступил на пару шагов, давая пройти. Калякин открыл дверцу…

— У тебя шорты грязные, — сказал сзади Машнов.

— Знаю, — буркнул Кирилл, изворачиваясь, чтобы лицезреть свою пятую точку. В этих шортах он вчера упал и сидел на дороге, а постирать забыл. За ночь грязь засохла, он её отшкрябал щёткой, потёр шорты сами о себя. Чистыми они не стали, но больше надеть было нечего.

— Это я упал, когда за травой ходил, — пояснил он, отряхивая зад ладонью, будто это могло чем-то помочь. — Кстати, ты мне шмотки привёз? Заходил к моим?

— Да, забегал вчера, — Пашка сел в машину, Кирилл тоже. — Маман твоя была дома, нихуя мне не обрадовалась. Начала расспрашивать, что да как, почему я здесь, а ты не приехал, нахера тебе ещё вещи.

— А ты что? — развеселился Кирилл, узнавая свою досужую мамашу.

— А я — хэзэ, Елена Петровна, это же вы сына к трудолюбию не приучили.

— А она?

— Чкнула мне твои вещи в зубы и велела привет передать. И чтобы звонил почаще. И лавандосиков скромную сумму вручила.

Смеясь, оглядываясь в разные стороны, Пашка сдал назад и потихоньку из-за мешающихся пешеходов-суицидников покатил по улице. Дополнительные деньги к скромным запасам грели душу Кириллу.

Скоро базарный квартал кончился, и машина набирала скорость. Городок был крошечным, в пять тысяч жителей, в основном частный сектор, чтобы пересечь с одного края до другого, потребуется полчаса. Они выехали к окраинным домам уже через десять минут, дальше потянулись сжатые жёлто-чёрные поля и пыльные тополиные посадки.

— Кого ещё видел? — нарушил молчание Кирилл. Он соскучился по городской разгульной жизни, рад был хотя бы истории послушать про общих знакомых.

— Да никого особо не видел. С ремонтом завяз, всё быстрей и быстрей, чтобы свалить. Лёху Баргеста только в «Строймаркете» встретил. Он думает, что ты в Турции зажигаешь.

— Пусть думает, — хихикнул Кирилл. — Ему думать полезно.

— А ты? У нас там всё спокойно? — осторожно поинтересовался Машнов, скосив на него взгляд. Впрочем, что встречных, что попутных машин было немного, а асфальт на всём участке до поворота на Островок сохранился неплохо.

— Всё нормально, не ссы.

— Банкиршу не трахнул?

— Всё бы тебе подъебнуть, да? — сгримасничал Калякин и вдруг вздрогнул, как от удара током: в магазин-то за вкусностями не заехал! Он обернулся, будто выискивая позади супермаркет, но позади было чистое поле и голубое безоблачное небо. Просить Пашку развернуться и, следовательно, объяснять ситуацию не стал, уселся обратно. В следующий раз, значит. Пашка его метаний и не заметил, продолжил стебаться:

— А Егора?

— Что — Егора? — отвлекшись на свою промашку, Кирилл потерял нить разговора.

— Не трахнул?

У Кирилла свело низ живота.

— На хуй иди.

— Бедняга, — заржал Пашка. — А я Софочку Меркулову поимел!

Кирилл резко обернулся, задыхаясь от зависти и удивления. Не то, чтобы Софочка являлась отменной бабой, просто не всем позволяла себя иметь. Сам он шпилил её всего два раза.

— Ты же говорил, что никуда не ходил, — наконец Кирилл уличил друга в противоречии.

— Ну… Не хотел тебе сначала говорить, чтобы ты из деревни не сбежал. Но не удержался, — Пашка одарил его лучезарной хвастливой улыбкой. — В первый день, как домой приехал… От матери удрал, типа психанул, и просто иду такой по улице, а тут она. Что, спрашивает, без машины? Ну, слово за слово и понеслось…

Пашка в красках и лицах принялся рассказывать об этом чудном вечере — где, как, в каких позах. Он был мастер языком молоть и приукрашивать. Кирилл сначала с воодушевлением ржал над его приключениями, потом понял, что ему это не интересно, что он просто сидит, слушает, подставляя пальцы под поток холодного воздуха кондиционера, и абсолютно не возбуждён. Что возбуждение на клубную шлюху было бы предательством по отношению к чистому и светлому Егору.

Всё также травя байки, Пашка въехал в Островок. Даже после маленького города здесь царило умиротворение — то есть тишина и запустение. Развалины церкви скрывались в густой зелени американских клёнов, брошенные дома пустыми чёрными глазницами выглядывали из бурьяна, пыль по известняковой дороге вилась столбом. После ливня трава пустилась в рост и там, где было окошено, снова можно было заготавливать сено. Кирилл жадно высматривал, не делает ли этого где-нибудь Егор. Под одной из хат, вросшей в землю, давно не крашеной, на лавке сидели две незнакомые бабки. На них были цветастые платки, телогрейки и тёплая обувь типа калош на меху — как будто на термометре не тридцатиградусная жара, а январь-месяц. Перед бабками расхаживали красные и чёрные куры. Куры тут были вроде тотемного животного — в каждом доме, кроме банкирши. Бабки проводили машину любопытными взглядами. Наверно, опять будут сравнивать их с Егором. Может, они и ждут Егора с заказанными ему продуктами. Пашка на всё это не обращал внимания, ему не терпелось поскорее добраться до любимой конопли, боялся за неё, как за родного ребёнка, оставленного с оболтусом соседом.

— Приехали, — протянул Машнов, заглушая двигатель у дома своей бабки. Чуть наклонив голову, устремил взгляд на «хоромы».

— Пойдём, чего сидишь? — подогнал Кирилл, вылезая, хотя, конечно, он предпочёл бы, чтобы хозяин этой избушки оставался в машине веки вечные. Но Пашка, конечно, выбрался из машины.

— Ремонт надо делать, — деловито проговорил он, обходя «Тойоту» и двигаясь к калитке. Вот крику-то сейчас будет! Заранее уши вянут. Но исправить что-либо к его возвращению частично было невозможно, частично лень. Главное, конопля была в порядке, а остальное хуйня.

Пашка уже скрылся во дворе, Кирилл покрутил головой, разминая шею, и устремился за ним. Сразу за забором территория была нормальной, разбросанный ещё во времена царя Гороха хлам к числу грехов не причислялся. Пашка между тем прошёл мимо веранды, обогнул сарай и попал к туалету. Остановился. Следовавший по пятам Кирилл тоже остановился.

Картина была маслом. Хотя, если быть точным, то говном. Дверь деревянного туалета уже несколько дней была распахнута, там, где была дыра в полу, зиял провал, из него торчали доски, некоторые острыми краями вверх, всё это было обмазано слоем засохшей коричневой субстанции. Вонища стояла несусветная, жирные зелёные мухи летали как истребители, прям с неба — и к ресторану с деликатесами. На земле дождь почти смыл блевотину и какахи, что-то было прикрыто редкой травой, но мухи находили себе пропитание.

— Что это? — спросил Пашка осипшим голосом.

— Твой хвалёный сортир, блять, — пояснил из-за его плеча Калякин.

— Как ты его разломал? Ты же говорил, что всё спокойно тут было.

— А я его спокойно разломал, без единого писка. До сих пор, блять, в ахуе.

— Постой, Киря, — Машнов обернулся, лыбился, сука, — ты что, того… провалился что ли в него?

— Нет, блять, просто глубину решил измерить, — состроил рожу Калякин. Было и обидно, и стыдно в таком признаваться, и стать посмешищем не хотелось, а Пашка, придурок долбанный уже начал ржать, покатывался со смеху, уёбище, блять, лесное.