На том проводе стоит тишина, и я даже проверяю трубку, но звонок еще идет. А потом я слышу:
— Я не перестану восхищаться тобой и любить тебя, — он говорит это горько, вызывая потаенные эмоции из моей хрупкой и оберегаемой души.
Отключаю звонок, оставив это без ответа и не позволяя себе крутить эти слова в своей голове.
Глава 52. Гордей
Пятнадцать лет назад
— Че то ты кислый такой, Зарудный… Сделка закрыта, отдали хорошие места под строительство ребятам. На, — главный двигает ко мне ближе пузатый бокал с коньяком, — Мартель. Хороший француз. Выдержанный.
— Спасибо, Алексей Игнатьевич. Не лезет.
Я просто хочу сбежать отсюда, как можно скорее. Оказаться дома, пускай не рядом с Мартой, но хотя бы не участвовать в этом фарсе. Но не могу. Связан по рукам и ногам.
— Не отказывают, Зарудный, когда тебе предлагают. Давай. Пей.
Он кивает вновь на тот же бокал, внимательно так, с легким прищуром. Сукин сын. Осушаю бокал под его пристальным взглядом, горло тут же обжигает янтарная жидкость.
— Закуси. Это оленина, свежак. Знакомый с Лен области принес, охотник от бога.
Закусить и правда стоило бы. Иначе улечу быстро, а мне это совершенно не нужно. Да и я надеюсь, что этот чертов хлыщ от меня отстанет. Он уже изрядно пьян, еле лыко вяжет. Кладет свою толстую руку со шрамом поперек ладони мне на плечо, сжимает крепко, а я тем временем стискиваю зубы.
— Кхм, — он пододвигается ближе, — Гордей, я тебе через месяцок дам еще один заказ. Нужно будет аккуратно провести сделку. Договорились?
— При всем уважении, Алексей Игнатьевич, я не могу так подставляться. Вторая сделка точно привлечет ненужное внимание. Давайте повременим.
— Не получится, Зарудный. Не могу людям важным отказать.
Я внимательно смотрю на эту чертову руку, что еще сильнее сжимает мое плечо. Понимаю, что спорить сейчас бесполезно. Он изрядно пьян и будет гнуть свою линию.
— Мне нужно будет уехать в Москву на неделю, по семейным делам. Отпустите?
— Езжай, — он наконец убирает свою лапу и вальяжно раскидывается на стуле, широко расставив ноги, — Как жена? Как дети?
— Скучают.
— Правильно, Зарудный. Семья — это важно. Это наш фундамент. Я вот свою Маринку в жопу почти целую, это единственный человек, который может крутить мной и вертеть, как хочет. Остальным я сам выкручу нужные места, — он ржет противно, как делает это всегда, думая, что классно шутит.
Всегда восхищенно говорит о своей жене, хотя у него каждый месяц новая женщина, он особо и не скрывает. И все равно демонстрирует то, что жена на первом месте, а бабы… Это так. Ради развлечения.
Он вышел из девяностых, верша судьбы других людей. Вовремя познакомился с нужными людьми, и конечно же, по иронии судьбы оказался в администрации.
Теперь мне приходится работать с ним, под ним. И с каждым разом все хуже и хуже. Тошно. А в обратку уже пойти не могу, так дела не делаются. Почти десять лет как девяностые канули в лету, а законы остались все те же. Только теперь все под маской благородства и под крышей закона.
Он подливает мне коньяк, я уже пьянею, когда алкоголь попадает на старые дрожжи. Он рассказывает историю, как встретил свою жену, в сотый раз, наверно. Рассказывает про друзей, обещает свозить на охоту, которую я терпеть не могу.
И через час я ощущаю, что уже пьян.
Встаю с места, пошатываясь, иду к уборной. Нужно валить домой. Завтра первым же рейсом к Марте. На коленях ползать буду, лишь бы приняла. Дочке куклу купил, бэби борн какая-то. Говорят, что она сейчас самая популярная. По всем каналам крутят рекламу.
Не сразу слышу вой у кабинки, но чем ближе подхожу, тем отчетливее он звенит у меня в ушах. Бью ладонью по двери, она без напряга открывается, открывая моему взору тонкую фигуру девушки.
Лицо знакомое. Кажется, она вчера меня посадила в такси.
— Как тебя? — прохожусь ладонью по волосам, — Забыл.
Опираюсь на стену спиной, перед глазами вертолеты уже. Дева сидит на холодном кафеле, роняет слезы себе под ноги. При виде меня успокаивается, но все еще всхлипывает еле звучно.
— Оля, — шепчет на выдохе.
— Чего ревешь, Оля?
— Все хорошо, — она растирает тушь по своему лицу, — Просто день не задался.
Встает с пола, каблуки стучат по кафелю. Платье оголяет ее стройные колени.
— Понимаю. У меня тоже день говно.
Киваю ей. Наконец подхожу к раковине и умываю лицо ледяной водой. Протрезветь не получается.
— И все же… Расскажешь?
— Нет, — она тоже умывает лицо смоченной в воде туалетной бумагой.
— Наумыч, да? — хмыкаю, замечая висящий кусок ткани у груди с оторванными пуговицами, — Приставал?
— Я сама виновата, — она снова всхлипывает, тряся меня за рукав, — Просто он мою вежливость принял за…
— Оль, дурой не будь. Мужика за блядство не оправдывают. Давай домой тебя отвезу. Баш на баш, так сказать. Ты мне вчера помогла, а я тебе сегодня.
— Правда?
— Правда. Пошли.
Отличный повод наконец-то сбежать с этого балагана. Игнатьевич уже еле сидит на стуле, бухой в хлам. Я забираю свой пиджак и Олю в придачу.
Вызываю такси. Отвезу ее и домой поеду. А завтра к своей девочке. Скорее.
Глава 53. Марта
— Ева, ты сразу из Питера вылетаешь? — разговариваю по видеосвязи с дочерью.
— Да, мам, только папа так и не сказал, что за срочность? — хмурится дочка, на секунду отвлекаясь от экрана.
— Паш, не надо…
Слышу как она говорит что-то, кажется объясняет. Про травму что-то. Терпеливо жду, когда она вернется.
— Прости, ма, — появляется она вновь.
— Неважно, просто пора всем отдохнуть, — глупо увиливаю я, на что Ева многозначительно на меня смотрит: — Есть некие сложности на работе у Гордея, поэтому лучше будет, если вы пока отдохнете у моря вместе с семьей Кирилла.
Дочка пожимает плечами, но я даже через экран вижу тревогу в ее глазах.
— А вы?
Посылаю в нее улыбку, демонстрируя, что поводов для паники вообще нет.
— Я не могу бросить студентов, скоро им сдаваться, — театрально потираю ручки, на что Ева усмехается: — А отцу еще много чего нужно сделать…
На самом деле последнее полная правда. Однако, я вообще не имею представления что и как будет делать Гордей. Причем во всех смыслах.
— С Пашей все нормализовалось? — уточняю про самочувствие, на что дочь кивает.
— Да, останется только разобраться с его мамашкой, — шепчет она грозно: — И по-хорошему, забрать его….
Закашливаюсь от последнего заявления и тут же беру стакан воды.
— Мам, все окей?
— Отец хочет забрать опеку? — интересуюсь как бы невзначай, на что Ева видимо куда-то уходит из комнаты.
Я же с судорожно с бьющимся сердцем жду продолжения. Нет, такой исход был вполне очевиден, там ведь женщина явно не в себе. Просто я все равно не была к этому готова, хоть и теперь мне вообще должно быть все равно на то, как собирается жить Зарудный.
— Ну он прямо не говорил, мам. Но я подозреваю, что да, если она не остепенится, то разговор будет короткий, — озвучивает дочка, а потом на секунду замолкает: — А еще… Он по тебе очень скучает, мам.
Информация застает меня врасплох, и я поправляю челку, что лезет в глаза.
— Вечером как-то зашла к нему, а он уснул, а на телефоне твоя фотография приближена…
Размеренно дышу короткими вдохами и пытаюсь улыбаться дочери.
— Наверное, случайно задел, — озвучиваю, не желая принимать это за правду.
Потому что в груди царапает так, что аж жжет.
— Мам, ну не глупи, папа любит тебя. Ума не приложу, как с этой связался, но ты для него…
— Ладно, Ев, давай, поедешь вечером в аэропорт, позвони, хорошо? — закругляю эту беседу, потому что лишь бередит мою боль, а Ева осознавая, что я делаю кивает, поджав губы: — Люблю тебя, милая.
Слышу ее глухое «я тоже», и она отключается. Прикрываю глаза, откидываясь на спинку дивана. Когда же эта боль пройдет, или хотя бы не будет так нарывать? Будет ли когда-нибудь хотя бы нормально? Пусть не хорошо и не счастливо, но просто нормально…
