— Подлизываетесь, Глеб Викторович? — не удержалась Лариса, поднимая на него глаза.
— Называйте это стратегической адаптацией под целевую аудиторию, — в его глазах мелькнула знакомая искорка. Та самая, что была в баре. — Или вы предпочитаете, как в старом анекдоте, «справедливо долбить лбом в стенку, вместо того чтобы обойти ее и добиться цели»?
Лариса фыркнула, стараясь скрыть улыбку.
— Мой лоб еще ни разу не подводил меня в спорах с глухими стенами.
— Тогда мне вас искренне жаль, — он сделал шаг ближе, чтобы посмотреть на документ у нее в руках. Его плечо почти касалось ее плеча. — Это неэффективное использование ресурсов. Особенно такого ценного.
Он сказал это тихо, почти интимно. Играл он или говорил всерьез? С Барминым это было никогда не понятно. Лариса почувствовала, как по спине пробежал противный, предательский трепет.
— Мой лоб — это мой личный ресурс, и я распоряжаюсь им как хочу, — отрезала она, отходя к столу и делая вид, что ищет ручку. Ей нужно было расстояние. Немедленно.
— Как знаете, — он развел руками, и в его позе читалась театральная покорность. — Тогда предлагаю компромисс. Пишем: «Добились значительного роста лояльности, что подтверждается стабилизацией кадров и увеличением соответствующих показателей на 15%». И ей хорошо, и цифры на месте.
— Звучит как описание стирального порошка, но… ладно, — сдалась Лариса. Она нашла ручку и села, чтобы сделать пометку. — Только давайте уберем «соответствующих». Это слово-паразит. Оно не несет смысла, только воду.
— Согласен, — кивнул Глеб. Он подошел и встал рядом, смотря через ее плечо. — Вы прирожденный редактор, Лариса Дмитриевна. Жаль, что ваш талант пропадает на исправление моих корявых формулировок.
— Кто-то же должен, — буркнула она, чувствуя, как нагревается от его близости. Она сконцентрировалась на буквах, стараясь не дышать его парфюмом, не чувствовать исходящее от него тепло. — Ваш стиль иногда напоминает не стенограмму, а набор боевых команд для штурма замка.
— А вы предпочитаете дипломатические ноты? — он облокотился о спинку ее стула, и его рука легла рядом, на стол. В сантиметре от ее руки.
— Я предпочитаю ясность, — ее голос дрогнул. Она убрала руку, будто обжегшись. — Без прикрас и милитаристских метафор.
— Скучновато, — заметил он. В его голосе снова зазвучала та самая, опасная игра. — Но, возможно, в чем-то вы правы. Иногда прямой штурм — не лучшая тактика.
Он замолчал. Тишина в номере стала густой, налитой невысказанным напряжением. Дождь за окном усиливался, стуча по стеклу мерным, гипнотизирующим ритмом. Лариса не двигалась, чувствуя каждой клеточкой своего тела его близость. Она знала, что стоит ей обернуться — и их лица окажутся в сантиметрах друг от друга.
Идиотская, клишированная ситуация. Начальник и подчиненная в гостиничном номере. Тысяча раз обыгранная в плохих романах. Но сейчас это не казалось ни смешным, ни пошлым. Казалось невыносимо реальным и пугающим.
Он сделал едва заметное движение — не то, чтобы ближе, просто… иначе. Как будто решился на что-то.
— Лариса… — начал он, и его голос потерял привычную командирскую твердость, стал тише, ниже.
В этот момент на столе, прямо между их почти соприкоснувшимися руками, оглушительно зазвонил ее телефон. Раздалась кастомная мелодия — задорный, настойчивый трек, который она поставила на звонок Софии.
Лариса вздрогнула так, что чуть не уронила со стола чашку. Глеб резко выпрямился, отшатнувшись, словно его ударило током. Заклинание было разрушено. Момент развеялся как дым.
Сердце бешено колотилось, Лариса схватила телефон. На экране сияло счастливое, смеющееся лицо дочери на фоне моря.
— София… — выдохнула она, нажимая на кнопку ответа. Голос ее прозвучал хрипло и неестественно. — Солнышко, все в порядке?
— Мам! Ты не представляешь, что тут творится! — в трубке послышался взволнованный, чуть истеричный голос дочери. — У меня просто КАТАСТРОФА!
Лариса метнула взгляд на Глеба. Он стоял в нескольких шагах, отвернувшись к окну, и делал вид, что с величайшим интересом изучает струи дождя на стекле. Но по напряженной линии его плеч она понимала — он слышит. И он так же рад этому звонку, как и она. Это было спасение. И… легкое, дурацкое разочарование.
— Что случилось? Спокойно, говори медленнее, — сказала Лариса, включая режим «мама». Это была привычная, понятная роль.
— Да этот дурацкий проект по физике! Этот Артем! Ну, ты знаешь, мы же с ним делали эту модель солнечной системы на платформе Arduino! И у нас все работало! А сегодня утром я прихожу в школу, а она не включается! Совсем! А презентация завтра! И Артем говорит, что это я что-то спалила, когда вчера паяльником пользовалась! А я не спалила! Это он сам со своими проводами напутал! Мам, что мне делать-то? Он сейчас сидит и тупит, а я реву! Мы же провалимся!
Лариса закрыла глаза. Катастрофа вселенского масштаба. Разрушенная солнечная система. Две враждующие планеты в лице ее дочери и сына Бармина. Идиотизм. Совершенный, прекрасный, спасительный идиотизм.
— Соф, дыши, — сказала она мягко. — Во-первых, перестань реветь. Слезами платы не перепаяешь. Во-вторых, поставь Артема на телефон.
— Да он тут! — фыркнула София. — Слушает нашу драму с каменным лицом!
— Идиот, — донесся с фона чуть насмешливый, спокойный голос Артема. — Я же говорил, что нужно было проверить заземление.
— Молчи, паяльник дилетантский! — огрызнулась София.
Лариса почувствовала, как по ее лицу расплывается улыбка. Они были так похожи на них самих. Тот же конфликт, те же амбиции, та же неспособность договориться без внешнего арбитра.
— Так, хватит ругаться, — сказала она, уже почти смеясь. — Артем, ты меня слышишь?
— Да, Лариса Дмитриевна, — голос Артема стал серьезнее, почти почтительным.
— Хорошо. Сейчас же идите, возьмите мультиметр и проверьте напряжение на батарейном отсеке. София, ты умеешь это делать?
— Ну… в теории… — запинаясь, сказала София.
— Прекрасно. Теория встречается с практикой. Артем, руководи процессом. Но без хамства. Ясно? Действуйте. И перезвоните мне через пятнадцать минут с отчетом.
— Ага… — нехотя пробурчала София. — Ладно… Пошли, технарь, спасать твое творение.
— Это наше творение, — поправил Артем. — И да, я всегда прав.
Лариса положила трубку, все еще улыбаясь. Абсурдность ситуации была поразительной. Она, сидя в номере отеля с Глебом Барминым, только что руководила спасением школьного проекта их детей.
Она обернулась. Глеб уже смотрел на нее, и на его лице тоже была тень улыбки.
— Проблемы с солнечной системой? — спросил он сухо.
— Межпланетный конфликт, — вздохнула Лариса, разводя руками. — Ваш сын обвиняет мою дочь в непрофессионализме при работе с паяльником.
— Звучит знакомо, — Глеб покачал головой. — Артем перфекционист. Не выносит, когда кто-то портит его идеальные схемы.
— А София — творец. Она может забыть про заземление, но зато сделает самые красивые планеты из папье-маше. Кажется, они обречены на взаимное непонимание.
— Как и их родители, — неожиданно серьезно сказал Глеб.
Их взгляды встретились. Улыбки исчезли. Шутка кончилась, упершись в неудобную, голую правду.
Наступила пауза. Уже не такая напряженная, как до звонка, но все же полная невысказанного.
— Мне пора, — первым нарушил молчание Глеб. Он кивнул на документы на столе. — Внесете правки — отправьте мне на почту. И… удачи им с солнечной системой.
— Спасибо, — кивнула Лариса. — Думаю, они справятся. Они же умные дети.
— Да, — согласился Глеб. Он уже был в дверях. Остановился, повернулся. — Лариса Дмитриевна…
— Да?
— Вчерашний ужин… он был… — он искал слова. — Полезным. С профессиональной точки зрения.
— Согласна, — кивнула Лариса, пряча улыбку. — Очень продуктивный обмен мнениями.
Он кивнул, еще раз коротко и резко, и вышел, закрыв за собой дверь.
Лариса осталась одна. Она подошла к окну, глядя на мокрый, серый Питер. Ее локоть все еще помнил прикосновение его руки в лифте. А в ушах стоял взволнованный голос дочери.
