Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

— Он был на стадионе, — прошептал Озьяс на ухо Зо. — И, видимо, свалился с трибуны.

Из живота Пикана, на два дюйма правее пупка, то есть оттуда, где расположены все жизненно важные органы, торчал шестидюймовый кусок алюминиевой арматуры. Зо видел анатомические схемы в медицинских учебниках Анайи и сразу представил себе красную почку, жирную багровую печень и розовые кишки.

— Мы не можем оставить его здесь, — воскликнул Озьяс, — в компании одного лишь петуха.

— Этот петух — единственная компания, которая у него когда-либо была, — ответил Зо, беря оглобли под мышки.

— Не торопись, погоди! — Озьяс снял крышку с одного из ведер и зачерпнул полную кружку воды. — По крайней мере, дадим ему попить.

Зо опустил оглобли.

— Я же не медсестра, — сказал он, однако взял кружку и отнес ее Пикану. При его приближении петух забеспокоился, хотя Пикан по-прежнему безмолвствовал. Он не протянул руки к кружке и, казалось, даже не заметил ее, так что Зо пришлось поднести питье к его запекшимся губам. Но старик так задрожал, что половина воды вытекла у него изо рта. Он поперхнулся и выплюнул воду в лицо молодому человеку.

— Черт побери, Папа! — воскликнул Зо. — Где ты учился пить?

Пикан вытер лицо.

— Ты не мог бы напоить птицу? — попросил он. — Когда Ти-Зом нервничает, его начинает мучить сильная жажда.

Изо рта у старика исходило зловоние, и Зо представил, как в его темной утробе желудочный сок смешивается с кровью и к горлу подступает страшная горечь. Озьяс зачерпнул воды и для Ти-Зома, и молодой возчик неохотно поставил на дорогу миску для петуха.

— Пожалуйста, — взмолился Пикан. — Не оставляйте меня.

— Здесь нет места, — ответил Зо.

Пикан переводил оцепенелый взгляд с Зо на Озьяса.

— Куда вы? — спросил он.

— В медицинский городок, — сказал Озьяс.

— Лопиталь Женераль?

Зо сунул оглобли под мышки и приготовился бежать.

— Держись, старик, — сказал он Пикану. — Просто сиди и жди здесь, как делал всю свою жизнь, и ты увидишь, что не все еще погибли.

— Я всегда жил среди людей. — На губах Пикана вскипела розовая пена, и он вытер ее. — Боюсь помереть в одиночестве.

Зо взглянул на Пикана, потом на Озьяса и понял, что они не смогут оставить его одного. Ему ужасно не хотелось перегружать повозку, но в конце концов он помог Пикану забраться в кузов. Старика осторожно уложили среди пожертвований от жителей Мон-Нуа, и он неловко завозился, подзывая петуха, точно уродливая курица цыплят.

— Зом, — кудахтал Пикан. — Ти, Ти, Ти, Ти-Зом.

— Ему нужен петух, — сообщил Озьяс.

Зо забросил хлопающего крыльями петуха в кузов.

— Опасная тварь, — заметил он, вытирая руки о рубашку.

— Я думал, вы поймете друг друга, — пробормотал Пикан. — В конце концов, он тоже боец и так зарабатывает свой хлеб.

— Я работаю не за птичий корм, — сказал Зо.

— Я поставил свой последний доллар, — сообщил Пикан. И предложил Зо самокрутку, ароматизированную гвоздикой и сдобренную бозом [114].

Зо сунул сигарету в рот, ощутив вкус табачного листа с примесью марихуаны. У него были спички, подаренные Марвинсом, и он закурил. Косяк был слабенький и горячий даже на такой жаре; он выжег пыль из легких и выветрил из головы отрешенность. Когда Зо выдохнул, изо рта у него вырвался пряный голубой дымок, и он передал косяк по кругу. Озьяс наскоро курнул, Пикан же сделал большую затяжку и оставил сигарету себе.

— En ale, — произнес он, выпуская дым. — Я готов.

Потом на каждой выбоине он хватал ртом воздух, рыгал, кашлял и умолял бежать потише, но Зо не замедлял шаг. Он выпрямил спину и потащил повозку против движения, направляясь к руинам в центре города, откуда бежали все остальные. А за ним вздымались клубы белой пыли и уносились вверх по косогору.

2

Зо не осталось ничего иного, как превратить свою грузовую тележку в карету скорой помощи. Все началось с Ти Папа Пикана и его петуха, но вскоре клади прибавилось. В Морн-Эркюле Зо подобрал братьев Венса и Экзандье Ноэлей, учеников школы Нувель Энститю Эмманюэль, чуть не погребенных под ее развалинами. Венс вытащил младшего братишку из разрушенного класса, и выглядел тот плоховато. Когда Озьяс увидел держащихся за руки, залитых собственной кровью ребят на обочине, он не мог оставить их одних.

— Чего ты от меня хочешь? — воскликнул Зо.

— Отвези их к больнице.

— Это слишком далеко.

Пикан поднял голову с пола повозки.

— Тут недалеко клиника Обина, — сказал старик, показывая, где именно. — Он знает, что делать.

— Господи Иисусе! — крикнул Зо. — Надо было оставить вас двоих на дороге.

— Ра di sa, — ответил Пикан. — Не говори так.

— Я не скорая помощь и не таптап, — огрызнулся Зо. — Я поехал, чтобы забрать Анайю из училища и привезти домой. И взял с собой этот чертов бруэт только для того, чтобы было на чем ее довезти!

Усадьба Обина была истинным городским чудом: она занимала целый квартал на склоне холма в нижнем Неретте. Он завладел этим местом, незаконно обосновавшись здесь двадцать семь лет назад. Отсюда открывался обширный вид на город, от аэропорта до трущоб Сите-л’Этернель и горящих мусорных свалок на побережье. Зеленый двор зарос высоким просом, красиво серебрившимся, когда с залива налетал ветер. Тут были высажены кешью и розовое дерево, кора которого благоухала корицей, антильский дуб с приземистой кроной и карибская сосна, обычно произрастающая на более возвышенных участках. Главный дом стоял в роще из лаймов и помело, которые той зимой плодоносили дважды. Ветви сгибались под тяжестью зеленых и розовых цитрусов.

Из фруктов и трав, росших в его саду, Обин изготовлял всевозможные зелья. Одно снадобье замедляло рост зоба, вызванного увеличением щитовидной железы. Другое помогало при старческом недержании. Обин однажды отправился в долгое путешествие и вернулся с редкого сорта кофейным кустом, который посадил в тени. Каждую неделю он собирал и жарил ягоды в латунном тазу. Особенно восхищала людей его настойка из обжаренного кофе и эвкалипта, которая, как считалось, при ежеутреннем употреблении излечивала от зависти.

Сам Обин был шести футов ростом, широким в плечах и заядлым курильщиком, верившим в чудодейственную тонизирующую силу западноафриканской горькой настойки. Он был признанным специалистом по вправлению закрытых переломов и лечению хронического артрита, читал на медицинском факультете лекции по ортопедической хирургии. Его познания в области воспалений и вправления костей были настолько обширны и уникальны, что когда-то на факультете ходили толки о создании кафедры народной медицины — специально под Обина.

Обин сидел на траве с сигаретой в зубах и работал. На нем был длинный поварской фартук с надписью «Поцелуйте повара» на груди, заляпанный смесью крови и гипса. Юный ученик Обина в белом лабораторном халате перемещался вслед за ним по всему двору со столярным ящиком, в котором лежали лубки, гипс, марля, ватные тампоны и ювелирный угломер — с его помощью костоправ измерял сломанные и восстановленные конечности.

Было не похоже, что лекарь завален работой, но даже издали стало заметно, что глаза у него покраснели. Возможно, причиной тому было спиртное, которое он потягивал из кружки.

Обин пересек лужайку, стягивая с рук хозяйственные перчатки. Зо вывез тележку на траву и опустил оглобли. Мужчины обменялись рукопожатием. Костоправ отпил своей горькой настойки и предложил глоток Зо.

— После нее руки становятся на удивление крепкими.

Зо взял чашку, выпил и вернул хозяину.

Обин осмотрел Ти Папа Пикана и братьев Ноэль.

— Я не лечу ни травмы головы, — он кивком указал на Экзандье, — ни колотые раны. Только вправляю кости и снимаю лихорадку, — Обин указал на траву под лаймовыми деревьями. — Взгляни на мою педиатрическую клинику. Они до смерти напуганы, и недаром. Им требуется переливание крови, а у меня только травы. — Костоправ оглядел свой двор, словно капитан палубу разбитого корабля. — Им нужно в больницу. Скольких ты сможешь взять?