Хмыкаю, делая подряд две затяжки. Ну что он может предложить кроме как своей долбанной дочурки? От имени которой меня уже тошнит.
— Верю, Лень, — тушу окурок: — Верю. Уверен, что соглашусь?
— Уверен. Оплачу твоей дочери лечение в клинике в Германии. Устрою транспортировку. А ты сейчас встань, выйди из больницы, садись в свою машину и поезжай к Карине. Сделай предложение девушке. Как тебе?
— Хм… Ну такое себе, если честно.
Мы оба еле сдерживаемся. Я это чувствую. Только вот Берестов думает, что на коне…
— Давай, Марат, решай. У тебя полчаса. Пока-пока. Дарине привет передавай от меня.
Он сбрасывает трубку. Трусливый пес.
Тру лицо, хочу в кровь его стереть, не могу никак в себя прийти. И не успокаиваюсь, пока родные руки не опускаются на мои плечи.
— Я все слышала, — Дарина горько усмехается, достает из кармана моих брюк пачку и тут же прикуривает: — Езжай, Марат.
— Нет, Дарин…
Она делает затяжку, тут же кашляя.
— Черт, я и забыла, какой у них отвратный вкус… Марат, — поднимает глаза, а там столько боли: — Давай не будем больше играть нашими жизнями. Если ему так нужно, то сыграем по его правилам. Что для него будет самым больным? Подумай, родной…
— Если я сделаю больно его ребенку.
— Вот именно. Я не верю, что говорю это, — она прислоняется лбом к моей груди, дышит тяжело.
Опускаю руку на ее спину, глажу родную и любимую женщину, пытаясь ладонью впитать в себя ее боль.
— Сыграй, Марат, красиво. Дай ей понять, что хочешь. Что все осознал. Она ж тупая, поверит. А потом…
— Что потом, Дарин? — план мне не нравится.
Я не хочу даже искусственно быть рядом с другой.
— А потом, когда Берестов позовет всех своих друзей, всю свиту… Ты кинешь ее у алтаря, ты растопчешь его репутацию. Все узнают, кто она для него. Все узнают правду. Уверена, что за это время мы еще что-то нароем из информации.
У Дарины загораются глаза лютой ненавистью и желанием мстить.
— Я никогда не видел тебя такой, малыш.
— Просто помни, Марат, я за свое не глотки грызу. Я медленно уничтожаю… Закон детдома.
Глава 39
Смотрю в умиротворенное и спокойное лицо моей девочки, не в силах оторваться.
Она такая маленькая, такая хрупкая, но определенно сильная. Она не сдастся, она просто не сможет, ведь у нее это в ДНК от родителей.
Смахиваю слезу. За последние дни было пролито столько литров, сколько еще никогда мои слезные каналы не вырабатывали.
Поглаживая кончиками пальцев нежную кожу щек, молюсь, чтобы она очнулась. Здесь, сейчас в одиночестве с этим горем, меня буквально рвет на части.
Был бы рядом Марат… Мне с ним легче.
Шумно выдыхаю, прикрыв глаза и отхожу от больничной койки, присаживаясь в кресло. Зарываю руки в волосы склоняясь и пытаясь не думать.
Отключить эмоции, оставив только безудержное желание уничтожить человека. Наряду с тем, что я согласилась на это, сердце кровоточит и извергает струи крови так обильно и так болезненно, что сложно принять эту реальность.
Он наверное сейчас с ней…
Тяну волосы на голове, намеренно причиняя себе физическую боль, потому что иначе просто не получается успокоить истерзанное сердце.
Слышу, как вибрирует телефон. Замечая имя мужа тут же подрываюсь и спешно отвечаю.
— Марат? — собственный голос слышится глухим.
— Малышка как звездочка? — напряженно он спрашивает, а слезы сами собой вновь брызгают из глаз.
— Пока также… —- шепчу в трубку, стараясь скрыть этот раздрай.
На том проводе пауза.
— А ты, Дари?
Он говорит так, будто ему больно. Тяну носом несколько раз прежде, чем стойко ответить.
— Нормально, — выдаю только одно слово, потому что сил хватает только на это.
Отдаленно слышу имя своего мужчины, сказанное приторным улыбчивым голосом.
Жмурюсь со всей силы, вонзая ногти в собственную кожу, а душа буквально мчит сейчас к нему.
Ты знаешь зачем это. Ты знаешь.
Потом увидишь, как рушится мир старого подонка, и забудешь эту историю как страшный сон.
Уговариваю себя, убеждаю, внушаю.
Но…это не помогает.
Муж рявкает короткое сейчас, адресованное не мне, и улыбка тянется на лице сквозь слезы.
Слышу его тяжелое дыхание.
Ощущение, что он будто собирает весь свой дух, а у меня очень нехорошее предчувствие.
Предчувствие того, что он должен сделать что-то, к чему я совершенно не готова.
— Я люблю тебя, Дари…— хрипит, вызывая новую порцию всхлипов: — Ради вас я…
— Я знаю, Марат, знаю… — боже, я не могу представить как ему тяжело: — Знаю. Мы тебя тоже очень, очень любим.
Нечто неизбежное нависает надо мной облаком, и я старательно руками пытаюсь разогнать эти тучи, но на деле выходит, что только стремительно теряю силы.
— Поцелуй от меня дочь, — говорит он напоследок и с шипением отключается.
