Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Вместо этого я обхватываю его ногами за талию, притягивая ближе. Я вдыхаю его, потому что он безумно приятно пахнет, вкусный на вкус, потому что он кажется мне связующим звеном между моим старым миром и тем, в который меня загнали насильно, потому что я хочу его, и я так устала от того, что мне отказывают в том, чего я хочу, – в свободе, свободе воли, в грёбаной правде.

Я провожу руками по его голове, запускаю кончики пальцев в длинные тёмные волосы на макушке, прижимаю их к его затылку. Когда он подаётся вперёд, одной рукой опираясь на грязное зеркало позади меня, и прижимается ко мне бёдрами, его твёрдый член горячо прижимается к моим бёдрам, я прикусываю его нижнюю губу, прикусывая мягкую плоть, пока не ощущаю вкус крови.

Джексон издаёт глубокий горловой рык, и я чувствую, как он пульсирует, чувствую, как его рука сжимается на моём бедре, когда он прикусывает меня в ответ, втягивая мою нижнюю губу в свой рот и слизывая боль от укуса. Поцелуи – это почти битва, зубы и языки, хватающие и перемалывающие друг друга, языки, переплетённые друг с другом. Я слышу, как он стонет, когда сильнее прижимает меня к себе, его толстый и твёрдый член прижимается ко мне, и я так отчаянно хочу, чтобы он был внутри меня, что в этот момент чувствую, что готова на всё, чтобы получить это.

Но, конечно, Джексон отстраняется первым. Но не до конца. Он остаётся у меня между ног, прижавшись лбом к моему лбу, тяжело дыша, пытаясь отдышаться.

— Не здесь, — говорит он между вдохами, протягивая руку и проводя по моим волосам. — Мы не будем делать этого здесь.

Он не говорит, что мы вообще не будем этого делать, это первая мысль, которая приходит мне в голову. Я чувствую жар, и хотя грязный мужской туалет в захолустном баре, это не то место, где я бы предпочла провести своё первое свидание с Джексоном, я не совсем логически мыслю прямо сейчас.

— Давай. — Он хватает меня за талию, оттаскивая от раковины, и снова ставит на ноги, его тело всё ещё касается моего. Такое чувство, что он не совсем хочет отпускать меня, и, по правде говоря, я тоже этого не хочу. Если бы мы были в другом месте, я думаю, мы бы сейчас были обнажены, а губы и руки Джексона скользили по моему телу. — Давай вернёмся и допьём наши напитки.

Я почти забыла, о чем мы говорили, но, когда мы возвращаемся в прокуренную темноту бара, всё возвращается на круги своя. Клуб, Пикси, то, что произошло между ней и Джексоном, и я снова чувствую, как у меня в животе всё сжимается, предчувствие чего-то плохого, что должно произойти.

Я хочу верить, что всё наладится. Я хочу верить, что решение Дина и Кейда не играть в игру своих отцов так, как от них ожидают, действительно изменит ситуацию. Но сегодня вечером, когда я увидела Пикси, узнала, что она из клуба, и у меня не остаётся никаких сомнений в том, что они стоят за моим похищением и жестоким обращением, я задаюсь вопросом, есть ли смысл бороться с этим.

Может быть, было бы лучше, если бы я просто позволила Дину забрать свой приз, женится на Уинтер и править городом. Следовала правилам, традициям, устроилась бы экономкой в поместье и благополучно прожила свою жизнь со своей матерью. Я не могу отделаться от мысли, что всё происходящее сейчас – это своего рода наказание за то, что я осмелилась нарушить эти правила, за то, что дала отпор.

Но для кого же это лучше? Если бы я сделала это, если бы я просто позволила событиям развиваться так, как они задуманы, сын Дина и Уинтер, если бы он у них был, а я не сомневаюсь, что традиции их семьи таковы, что от невесты требуется как можно больше детей, пока она не родит сына, был бы в конце концов, и тоже играл в эту игру. Его бы воспитали в вере в то, чего всегда придерживался Дин: что город и тело другого человека принадлежат ему по праву рождения. Их сын и его друзья мучили бы какую-нибудь другую девушку, пока она не сдалась бы и не выбрала кого-нибудь другого, и весь этот грёбаный ужасный цикл начался бы снова.

Это должно прекратиться.

— Ты не можешь это остановить, — тихо произносит Джексон, и только тогда я понимаю, что произнесла последнюю часть вслух, тихо, себе под нос, но он всё равно услышал меня. — Ты действительно не можешь, Афина. Они будут продолжать пытаться навредить тебе и людям, которые тебе дороги.

— А если я не буду пытаться? Они причинят боль и другим тоже. Я не принадлежу ни вашим отцам, ни другим сварливым старикам, которые правят этим городом. Я даже не принадлежу тебе, или Дину, или Кейду, как бы вам всем ни хотелось в это верить...

— Я не думаю, что ты принадлежишь мне. — Джексон отводит взгляд, делая большой глоток пива.

Я слышу тоску в его голосе, и это пугает меня. До этого момента, несмотря на все наши встречи, я не осознавала, что он, похоже, хочет меня так же сильно, как я его. И я знаю, что после того, что только что произошло между нами, он очень близок к тому, чтобы потерять контроль. Это волнующе и пугающе одновременно. И у меня есть выбор – воспользоваться этим и продолжать давить на него, пока он не сломается и не сдастся, или отступить, и позволить тому, что есть между нами, продолжать существовать, пока это либо не взорвётся само по себе, либо не исчезнет.

Мысль о том, что мы никогда не будем с Джексоном, о том, что то, что между нами, умрёт, ранит сильнее, чем следовало бы. Намного сильнее. И я пытаюсь игнорировать это, но не могу.

— Мы не можем бороться с ними, — тихо говорит Джексон. — Ты... Афина, я не могу спокойно смотреть на то, что с тобой будет. Ты ведь знаешь, почему я так старался держаться от тебя подальше, верно? Почему я избегал тебя после похищения, почему я развлекался с Пикси хоть и минуту, почему мне сейчас так тяжело. Я не могу...

Он замолкает, и на этот раз я не настаиваю. Я знаю, что это как-то связано с девушкой из его бумажника, девушкой, которую он когда-то любил, и я снова чувствую ту смесь ревности и грусти, которая скручивает мои внутренности.

— Я не могу сдаться, — тихо говорю я. — Если это означает, что тебе нужно отдалиться от меня, то я понимаю. Но я не могу просто позволить всему этому продолжаться, ничего не предпринимая. Так что ты делай любой выбор, который тебе нужен. Я свой сделала.

Я снова отодвигаю свой стул, но на этот раз, вставая, ухожу от Джексона. Я направляюсь к двери, внезапно испытывая отчаянное желание выбраться из сумрачного тепла бара на прохладный ночной воздух. От чего у меня проясняется голова, но ненадолго. Я едва успеваю сделать два шага, как слышу за спиной звук тяжёлых шагов Джексона по бетону и в миллионный раз за этот вечер чувствую его руку на своей.

— Куда, по-твоему, ты идёшь? — Требовательно спрашивает он, и в его голосе снова слышатся нотки раздражения. — Ты ещё не поняла, что это опасно? Ты не можешь...

— Перестань указывать мне, что делать! — Я пытаюсь стряхнуть его, но он сжимает мою руку ещё крепче. Когда я поворачиваюсь, чтобы крикнуть ему, чтобы он, блядь, перестал меня трогать, он хватает меня за плечи, прижимает спиной к стене бара и прижимает своим твёрдым телом, его грудь вздымается напротив моей, а губы срываются вниз.

Сила этого поцелуя возвращает меня к действительности, заставляет мою кровь снова нестись по венам с головокружительным жаром, и я чувствую, что тону, меня толкают и затягивают волны, которым я бессильна противостоять. Он хочет меня и в то же время не хочет. Я хочу его для своих собственных нужд и просто потому, что хочу, и прямо сейчас, как всегда, его руки и рот на мне ощущаются так чертовски хорошо, так правильно, что я не могу с этим бороться, даже если бы захотела.

Его ладони скользят по моим рукам, опускаются к талии, бёдрам, он сам втирается в меня, и я чувствую, как он снова становится твёрдым. Я беспомощно стону ему в рот, желая большего.

Я не могу удержаться и провожу рукой между нами, по его джинсам спереди, чувствуя, как его толстая эрекция почти прорывается сквозь ширинку. Джексон стонет даже от этого прикосновения, его бёдра дёргаются под моей ладонью, и что-то безрассудное охватывает меня от ощущения этого отчаянного движения, от того, как его тело в нужде прижимается к моей руке.