Брачная ложь (ЛП) - Ричардсон Аманда

Странно чувствовать, будто меня душит воздух.

Как будто комната давит на меня.

Как будто мое сердце могло разбиться от боли.

Мужское ворчание позади меня пугает, и когда я медленно оборачиваюсь, я вижу, как Майлз шевелится рядом со мной.

— Ты в порядке? — спрашивает он сбитым голосом.

Сейчас темно. Последнее, что я помню, это то, как он прижался ко мне сзади и впоследствии погрузился в один из самых глубоких снов, которые я когда-либо испытывала в депрессивном состоянии.

Я привыкла к глубокой, изнурительной боли, из-за которой физически больно вставать с кровати. Обычно непрекращающаяся жестокая бессонница — это просто бонус, но я с ним хорошо спала.

— Который сейчас час? — Я спрашиваю.

— Понятия не имею, — хрипло говорит он.

Адреналин от его присутствия исчез, и все, что я чувствую, — это глубокая, пустая боль, когда я переворачиваюсь и возвращаю свое тело в положение эмбриона.

— Спи, бабочка, — шепчет он.

Матрас сдвигается, когда он придвигается ближе. Я зажмуриваю глаза, не чувствуя ничего, но желая чувствовать все. Онемение так изолирует. Как будто я сплю и не могу проснуться. Его рука опускается на подол моей безразмерной рубашки, которая проходит по задней поверхности бедра, прикрывая трусики. Я смотрю на стену напротив себя, пока пальцы Майлза поднимают мою рубашку. По тому, как его мозолистые пальцы задирают ткань, я понимаю, что он не собирается делать ничего предосудительного. Когда моя спина обнажена, его пальцы начинают медленными круговыми движениями проводить вдоль моего позвоночника. Это... приятно.

Если бы я не была настолько десенсибилизирована, я бы нашла это более возбуждающим, но сейчас я хорошо справляюсь с тем, чтобы отвлечься от темноты.

— Спасибо, — шепчу я.

— А теперь спи, — говорит он тихо.

Я засыпаю, чувствуя, как его костяшки касаются чувствительной кожи поясницы.

Я просыпаюсь в комнате, наполненной солнечным светом. Первое, что я замечаю, это то, что Майлза больше нет. В этом есть смысл. Сегодня понедельник, а у него работа. Я делаю глубокий вдох, и хотя вдыхать все еще больно, боль значительно уменьшилась. Однажды я спросила своего терапевта о боли, которую я испытывала во время приступов, и мы так и не смогли выяснить причину. После дальнейших исследований я пришла к выводу, что я должна переносить напряжение мышц между грудными костями. Это всегда проходит, когда я начинаю чувствовать себя лучше, но каждый раз я использую его как меру, чтобы увидеть, как я себя чувствую.

Сейчас лучше, чем вчера, и это все, на что я могу надеяться.

Я провожу несколько минут, глядя на стену спальни, не думая. Подтянув колени к груди, я вдыхаю и выдыхаю, закрывая глаза и заставляя тени комнаты уйти.

Я должно быть снова заснула, потому что просыпаюсь от стука в дверь моей спальни. Я сижу, оглядываясь.

— Секундочку, — говорю я гостю, натягивая огромный джемпер поверх старой пижамы. Я быстро провожу пальцами по своим узловатым кудрям, собирая их в небрежный пучок. Я не принимал душ два дня, и мне срочно нужно почистить зубы.

Постучал бы Майлз? Возможно нет.

Подойдя к двери, я распахиваю ее.

— Лиам?

На нем серая футболка и джинсы, которые выглядят так, будто их никогда не стирали. У него больше загривка, чем обычно, и я заметила, что большая его часть имеет серебристый оттенок. Его глаза находят мои, и он мягко улыбается мне. Только тогда я замечаю засаленную сумку и напитки, которые он держит.

— Голодна? — спрашивает он, жестом приглашая меня выйти из комнаты.

— Что ты здесь делаешь? — осторожно спрашиваю я, выходя из спальни и быстро закрывая дверь, чтобы он не увидел грязную кровать, из которой я только что вылезла.

— Думаю, тебе понадобится компания. Сейчас время обеда, и я знаю, что Майлз на работе.

Я глотаю.

— О, эм, спасибо, — предлагаю я, обхватив себя руками. — Я просто читала, — объясняю я, надеясь, что он поверит.

Ухмыляясь, он поворачивается и идет к розовому дивану. — Садись.

Я следую за ним и сажусь, остро осознавая, как я должен выглядеть.

— Майлз подговорил тебя на это? — спрашиваю я, подтягивая ноги к груди и обхватывая руками колени.

Он пожимает плечами.

Я выгибаю бровь, и он хихикает, подняв руки в знак капитуляции.

— Отлично. Он потребовал, чтобы я пришел и проверил тебя. Он заставил меня пропустить урок раньше, — объясняет он. — У него встреча, которую он не может пропустить, иначе я уверен, что он был бы здесь.

Я глотаю боль в горле. Так отличается от ворчливости, к которой я привыкла.

— И все же я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Спасибо, — тихо говорю я ему. — Это мило с его стороны.

— Мне нравится заботиться о людях, — грубо добавляет он, ставя сумку и доставая два чизбургера, завернутые в коричневую бумагу. — Мои братья и их близкие. Поскольку ты замужем за моим братом, ты в том числе.

Я не отвечаю, меня накрывает волна тоски по дому.

Почему-то, несмотря ни на что, я начинаю считать этих людей друзьями. И однажды… возможно, семья.

Вручая мне бургер, он откидывается назад и ест. Я хватаюсь за свою, не в силах переварить запах жирного мяса. Во время моих эпизодов трудно наслаждаться простыми вещами, которые я обычно люблю, такими как еда, аудиокниги, музыка… все это просто существует. Я подношу его ближе к лицу, но расплавленный желтый сыр — это последнее, чего я хочу. Вежливо ставя его обратно на кофейный столик, я кладу щеку на колени, и мои глаза наворачиваются слезами.

Боже, это стыдно.

Я уже собираюсь извиниться, когда Лиам ставит свой чизбургер на стол и начинает говорить.

— Знаешь, три года назад умер мой лучший друг. — Он делает паузу, берет свой напиток и делает глоток, прежде чем поставить его обратно. — Его звали Элиас. Я встретил его в университете. Я был шафером на его свадьбе. Я присутствовал при рождении его дочери Зои. По мере взросления Зои мы немного отдалились друг от друга, особенно в первые несколько лет ее жизни, но я был на каждой вечеринке по случаю дня рождения. Я был там на каждом празднике и по особому случаю.

Я подтягиваю колени ближе к груди, когда он продолжает.

— Три года назад Элиас и его жена Брук отправились в поход. Они оставили Зои дома — ей тогда было пятнадцать. Ты знаешь, как это бывает с девочками-подростками. Во всяком случае, в ту ночь они не вернулись. На следующее утро мы с Зоей пошли в полицейский участок, чтобы сообщить об их исчезновении. Мы искали их несколько дней, а примерно через неделю узнали, что их затопило странное наводнение. Шел дождь, и река, по которой они шли, поднялась и стала опасной.

Я глотаю.

— Мне очень жаль, — говорю я ему. — Что случилось с Зоей?

При этом Лиам улыбается.

— Зои была растеряна. Мы оба были. Особенно когда мы узнали, что меня назначили ее опекуном.

Я сажусь немного прямее. — Я этого не знала.

Он пожимает плечами.

— Только по названию. Она не хочет иметь со мной ничего общего. Она посещала школу-интернат с одиннадцати лет, так что помимо отпуска на похороны, она хотела вернуться к своим друзьям. Ей было пятнадцать… Я ее не виню. Она отчаянно независима и самый сильный человек, которого я знаю. Я почти не вижу ее, а когда звоню, то получаю односложные ответы. Типичный подросток восемнадцати лет .

— Она скоро выпускается? — Я спрашиваю.

Он кивает.

— Ага. Она подает документы в местный университет, где я работаю. Она хочет сэкономить деньги, поэтому она будет жить со мной. — Он трет рот. — Я предполагаю, что это будет приспособлением для нас обоих. В любом случае, суть моей истории в том, что после смерти Элиаса у меня диагностировали депрессию и тревогу.

Я сижу по-прежнему, ничего не говоря. Я встречала несколько человек, у которых была депрессия, но я никогда бы не подумала, что Лиам тоже страдал от нее.