Не поддающийся (чувствам) (СИ) - Волкова Дарья

Да-да, хорошую вещь браком не назовут. Наверное, именно поэтому я так старательно избегал всех попыток меня женить. И именно поэтому мне так смешно сейчас. Каким дураком я был…

А вот Рене не смешно, наверное. От моего идиотского молчания. Кивки и «конечно» – это все-таки немного не то. Я тянусь к ней. И вздрагиваю.

Какой же у нее кошмарный рингтон на телефоне!

Рена моргает, просыпаясь. Смотрит на меня дезориентировано, будто не узнает. Эй, это я! Твой «Конечно»!

Рена резко садится на кровати, тянется к телефону. А потом бросает на меня взгляд через плечо и почему-то шепотом:

– Это Аир.

Ну, Петровский, ну кто так делает! Но голова уже включается. Нежности и признания подождут. Если Петровский звонит с утра – значит, есть повод. Но лучше бы он позвонил мне! Рена прокашливается.

– Привет.

А дальше молча. Только короткие «Да» и «Хорошо». Я на какое-то время замираю взглядом на ее обнаженной спине, на розе на пояснице. Не зря мне всегда нравились девушки с тату. Надо будет расспросить Рену, как ей пришла в голову идея такой татуировки. Надо будет рассмотреть эту розу во всех подробностях. Много чего надо сделать.

Но сейчас я тяну на себя одеяло, накидываю Рене на плечи, кутаю. Нечего голой с дядей разговаривать. Пусть и по телефону.

Рена заканчивает разговор. Молчит, опустив руку с телефоном. И я тоже почему-то молчу. Потом прижимаюсь губами к основанию ее шеи и шепчу туда:

– Что?..

Рена подается назад, прижимаясь ко мне.

– Сейчас приедет Аир. Мне надо поехать с ним. Для дачи показаний и… В общем, надо.

Так, Петровский, а со мной согласовать?! Словно в ответ звонит и мой телефон. А вот и Петровский. Рена выскальзывает из моих рук.

– Я в душ.

Одеяло спадает с ее плеч, я на какое-то время зависаю взглядом на ее фигуре – россыпь волос по спине, роза, бедра. А потом, встряхнув головой, все же принимаю звонок.

– Куда надо Рене? Зачем?!

– И тебе доброе утро, Рустам. Ей надо написать заявление. Дать показания. В общем, обычная рутина.

– Я поеду с ней.

– Я поеду с ней. Этого достаточно.

Мне нечего возразить, хотя хочется! Но Аир прав – если он будет с Реной, то этого достаточно. Он в этой сфере свой, он все знает, он подстрахует. Я там буду только мешаться под ногами. В конце концов, Рена взрослая самостоятельная девушка.

Но все равно внутри все сводит от того, как хочется поехать с ней. Я не хочу отпускать ее одну во все это. Я просто не хочу ее отпускать.

Петровский словно это чувствует.

– Все будет в порядке. Я буду рядом с Реной. Когда все закончится, я тебе напишу.

Что я могу на это сказать?

– Спасибо.

Когда Рена выходит из душа, я уже одет. Уже сварил кофе. Уже сделал омлет – это я умею. И уже успел озаботиться мыслью, в чем Рена поедет. И что из моих вещей ей может подойти.

Мы завтракаем молча. Как будто смущенно. Переглядываемся тайком. Я пододвигаю ей вазочку с джемом. Она мажет мне бутерброд маслом. А потом вдруг берет меня за руку.

– Со мной все будет в порядке, Рус. Не переживай. Я справлюсь.

У меня все настолько на лице, да? Ответно сжимаю ее пальцы.

– Я думаю о том, во что тебя одеть.

Этот вопрос элементарно решает Аир. Он привозит вещи Рены. И, пока она переодевается, под кофе рассказывает.

– Направление не мое, но связи есть, я договорился, что меня допустят. Присмотрю. Есть там нюансы. Сегодня видно будет. Нам нужны основания, чтобы его закрыть. Нужно предъявить обвинение. Поэтому без Рены никак, понимаешь?

Киваю.

– Даже не думай увязаться с нами. Не надо тебе там быть. Ей так будет спокойнее, она думать сможет. И не переживай. Я буду рядом.

Снова киваю. Петровский хлопает меня по плечу.

– Выдохни, парень.

Да если бы я мог!

Рена обнимает меня на прощание, Петровский кивает. Они уходят, я несколько секунд смотрю на дверь. А потом срываюсь с места. В душ. И потом куда-нибудь. Дома я все равно не могу быть. Я сойду с ума.

Глава 12.

За что отдельно ценю Милану – она не задает лишних вопросов. Мы втроем, с ней и с отцом, пьем кофе прямо на кухне, обсуждаем, какой молодец Захар и что нам делать с Каминским – уже в деталях, принципиально вопрос решен.

А потом я зарубаюсь в настольный хоккей с Ванькой. Верунчик составляет нам компанию и болеет за меня – подозреваю, чисто, чтобы досадить Ваньке – у них такая сильная любовь, что без скандалов и бурных примирений никак. И я никак не могу отделаться от мысли, что, теоретически, через несколько лет могу вот так же зарубаться в настолки и перешучиваться с собственным ребенком.

Мысль неожиданная. Какая-то будоражащая. И очень, очень… От нее покалывает и, одновременно, очень тепло внутри.

Аир звонит, когда Верунчик решает, что тоже хочет со мной сыграть, а Ванька подначивает ее, что она обязательно проиграет.

– Так, стоп. Дайте мне отдохнуть, – беру телефон, отхожу к окну.

– Мы его закрыли, – Петровский начинает без предисловий.

– Рена как?

– Справилась. Ребята тоже. Сработали оперативно, там еще пара эпизодов, две попытки и один чистый износ. Для задержания более чем достаточно. А там, может, еще чего нароют и раскрутят.

– Куда подъехать за Реной?

– Пока никуда. Ее Зиля перехватила. У них там план-капкан.

– В смысле?

– Маникюр и всякое такое. В общем, за подробной информацией звони матери, я ей Рену на руки сдал.

– Понял. И… Спасибо.

Хмыкает.

– Ну, мы же семья.

Рена, умница, звонит сама. И я вслушиваюсь в ее голос – спокойный. Вслушиваюсь в слова – ровно та же версия про маникюр и прочее. Договариваемся, что заберу ее через три часа – оказывается, именно столько времени надо на весь этот «план-капкан».

Может быть, мама все делает правильно. В очередной раз правильно. И сейчас, сегодня, после визита в полицию, лучшее, что может быть для Рены – сделать себе красивый маникюр. Жаль, что мне там места рядом пока нет.

– Как Рена?

Оборачиваюсь. Ванька с Верой куда-то уже слиняли. Рядом стоит Милана. О том, где сейчас Рена, я им первым делом рассказал.

– Все в порядке.

Милана наклоняет голову, словно ожидая деталей. А я в место этого говорю другое.

– Она сейчас с мамой. Делают маникюр.

– Зиля – невероятная женщина, – совершенно искренне произносит Милана. Я эту дружбу между двумя женщинами моего отца не понимаю. Просто принимаю как факт.

– Вы с этой невероятной женщиной меня все-таки сглазили. Добились своего.

– То-то ты такой несчастный.

– На нашей свадьбе будешь плясать?

– До упаду – за себя и за Гульнару, – а потом звонко хлопает в ладони, как маленькая девочка, крепко обнимает меня и так же резко отпускает. – А теперь пойдемте обедать!

***

– Нравится?

Мне нравится маникюр. Мне не нравится какой-то робкий, неуверенный голос Рены. Беру ее руку, разглядываю пальцы. На ногте безымянного – роза. Глажу ее пальцем.

– Ты рассказала маме о тату?

– Конечно, нет! Это она сама… сама предложила.

От матери я теперь всего могу ожидать.

Может быть, стоит отложить расспросы до того, как мы вернемся домой. Но я не могу молчать.

– Ты как?

– Нормально.

Я ей верю – и все-таки нет. Совсем нормально быть не может.

– Синяк у Авдеева – твоя работа? – вдруг спрашивает Рена.

– Твоя школа.

– Считай, сдал зачет.

Мы снова молчим. Надо бы трогаться и ехать. Но я медлю.

– Страшно было?

Рена улыбается немного растерянной улыбкой. А потом качает головой.

– Нет. У меня же есть ты. И Аир. И Зиля.

Это неплохой ответ. И я трогаю машину с места.

***

Мне и в самом деле не страшно. Сейчас. Когда рядом Рус. И почти не было страшно тогда, там. Когда я столкнулась лицом к лицу с Авдеевым. Не только голос, а он сам. Весь. Целиком.

Меня в первый момент напугал его взгляд. Жалкий, какой-то униженный. А еще у Авдеева кровоподтек на скуле. Человека с таким взглядом и с таким лицом невозможно бояться. Но мне страшно за своих. Пусть этот человек получит то, что заслужил. Но я не хочу, чтобы мои родные люди об это марались.