В свете последних актуальных новостей, это особенно важно.
Интересно, что там Бешеный Лис имел в виду, когда про оружейку говорил?
Неужели, Тошку нашли? Так быстро?
Или что?
Теряюсь в догадках, ускоряюсь, минуты три трачу бесполезно, пытаясь замаскировать огромный засос на шее, рядом с челюстью. Это Лис постарался, гад такой, несдержанный. Так… А это еще что???
Минуту неверяще изучаю след от зубов на плече. Это Камень. Боже, зверюги… И как я не почувствовала-то? Или почувствовала, но кайфанула, извращенка?
Ладно. Это хоть можно футболкой закрыть, а засос куда девать?
И крем нифига не помог от раздражения щетиной на щеках. И губы искусанные тоже ничем не замазать.
Распускаю волосы, укладываю длинную челку так, чтоб максимально закрыть пострадавшую часть лица, снова мажу губы кремом. Черт, у меня даже косметики никакой нет! Не пользовалась никогда же! А пора бы начинать…
Смотрю на себя в зеркало, с огорчением убеждаясь, что ухищрения мои привели лишь к тому, что вместо двадцати трех лет я на восемнадцать смотрюсь. Немного измученных, правда, затисканных, но восемнадцать.
И как это я совсем недавно уныло размышляла о возрасте и раннем старении?
Сейчас бы за совершеннолетнюю сойти…
Безразмерная футболка и джинсы-бойфренды в стиле девяностых зрительно еще уменьшают возраст. Ох… Ладно. Ладно.
— Маленькая, ты как там? — в голосе Камня искренняя обеспокоенность, — час уже моешься…
Час? Это как такое могло произойти? Только же зашла!
А сколько мы вообще тут времени провели?
Пытаюсь прикинуть и не могу.
— А сколько времени сейчас?
— Шесть вечера уже.
Ого…
Мы тут, в гостях, больше четырех часов. Из них три — наверху…
Неспроста нас Демид Игнатьевич кроликами назвал!
Позорище.
Можно я тут побуду?
— Маленькая… — Камень аккуратно открывает дверь, я смотрю, как его огромная фигура полностью заслоняет проем, плечи даже не помещаются чуть-чуть, и Лешке приходится протискиваться боком.
Он хочет еще что-то сказать, затем видит меня с распущенными волосами и полным волнения взглядом, замолкает, сжимает челюсти, осматривая меня с ног до головы уже медленней и тяжелее. А затем делает шаг вперед и закрывает за собой дверь.
Пискнув, дергаюсь к раковине и вбок, уже понимая, что не просто так он это все сделал!
— Охуеть, Вася… — бормочет Лешка, — я словно на пять лет назад вернулся… Только ты еще круче.
Он, не обращая внимания на мои умоляюще выставленные вперед ладони, ловит в объятия, подтягивает вверх, подхватывая под ягодицы, так, чтоб лица наши на одном уровне оказались.
Хватаюсь за его шею, шепчу взволнованно:
— С ума сошел? Я столько времени себя в порядок приводила! Прекрати!
— Не могу… Блядь… Вася… Я все еще не верю, что ты рядом… — он делает шаг и прислоняет меня спиной к стене, утыкается лицом в ямку между ключиц, вдыхает шумно, — веришь, иногда ловлю себя, что надо проснуться. Полное ощущение, что это сон… И сейчас глаза открою, а там… Там камера. Вась… Я не хочу просыпаться. Не хочу больше без тебя.
Я обнимаю его, сжимаю судорожно пальцы за мощном затылке. И плачу. И сама не понимаю, что плачу.
Мне так жаль его! И Лиса жаль. И себя.
Мы так мучились, боже…
За что нам такое?
За что?
***
Это будет сладкий сон. Чтоб не просыпаться,
чтоб сквозь темень тишины слабо ощутить,
Как горчит губами он, как велит остаться
и раскрыть глаза скорей. И про все забыть.
Это будет долгий вздох. Чтоб не задохнуться,
Чтоб усилием слепым легкие раскрыть
и поверить, что назад нам нельзя вернуться,
и поверить, что во сне невозможно жить.
Только эта тишина, этот шорох ночи,
что сплетает мертвый сон с сказкой наяву,
мне вернет прошедший день, солнце обесточит.
И я буду сладко спать, веря, что живу.
52
Внизу, на огромном диване в гостиной, сидят и мирно общаются трое мужчин. Лис-старший, мой Лис и… И кряжистый широкоплечий, мощный, словно дуб, мужчина.
Я его видела один раз до этого, на записи. Но узнаю сразу.
Виталий Большой.
Мой предполагаемый отец.
Мы с Лешкой спускаемся к ним, медленно, я еще и притормаживаю от неожиданности, и Лешка меня подхватывает за талию, не давая упасть.
Его большая лапа так и остается на моей пояснице, когда мы уже доходим до самого низа лестницы.
Я в шоке, смотрю на гостя Бешеного Лиса, не отрываясь. И он отвечает мне тем же.
Его лицо, суровое, красное, словно бы обветренное какое-то, с ярко выраженными носогубными складками и жесткой линией рта, становится белым.
И взгляд остреет.
Он поднимается с дивана, сжимает растерянно руки:
— Лара? — голос его тихий и неуверенный.
А взгляд — жадный, неверящий.
Лара… Мою маму зовут Лариса.
Он меня за маму принимает?
Я подхожу ближе, отчаянно стараясь удержать лицо.
Мощная громада Камня позади служит отличной опорой. А внимательный восхищенный взгляд Лиса — придает силы.
— Это моя мама — Лариса, — говорю я спокойно, — а меня зовут Василиса.
— Василиса… — повторяет Большой, кивая чему-то, и снова меня оглядывает, в этот раз медленно, неторопливо: лицо, шею, растрепавшиеся короткие волосы, футболку эту дурацкую… Лапу Камня на талии. Тут он тормозит чуть-чуть, ноздри вздрагивают.
Затем возвращается к лицу.
— На мать похожа, — хрипло говорит он. — А… отец кто?
— Думала, что тот, кто меня воспитывал, — пожимаю я плечами, — но, похоже, это не так.
— Если не так, то… похоже… это я. — Фраза дается Виталию с трудом, через силу. И кровь, отхлынувшая было от лица, возвращается обратно в усиленном темпе.
— Это не факт, так что… — пожимаю я плечами, а Камень подталкивает меня к дивану.
— Садись, маленькая.
Я сажусь с Игнатом, он незаметно пожимает мою ладонь, ободряя, Камень валится рядом, заставляя таким образом Большого сесть напротив, к Бешеному Лису.
Большой садится, смотрит, как Камень демонстративно кладет свою здоровенную ладонь мне на плечо. Очень по-собственнически, нахально, я бы сказала.
— Парень твой? — кивает он на ладонь Камня.
— Можно и так сказать… — уклончиво отвечаю я, не желая распространяться об особенностях своей личной жизни.
Я сама их не до конца еще осознала, окружающим вообще нет настроя объяснять. Лис рядом ревниво подрагивает губами, явно желая внести ценные поправки, но его отец, словно чуя возможное напряжение, торопливо разряжает обстановку, предлагая выпить за встречу.
Мужчины молча наливают, так же молча пьют.
Я воздерживаюсь, потягивая сок.
Большой все это время не сводит с меня задумчивого взгляда.
— А мама твоя где? — спрашивает он.
— В больнице, — коротко отвечаю я и добавляю, предваряя следующий вопрос, — инсульт.
— Помощь нужна?
— Нет, у нее все есть, — тут же влезает Камень, и я киваю.
Хочется мужчинам дать понять вновь прибывшему, что я под защитой и все у меня хорошо, пусть.
Тем более, что этого, новоприбывшего, я и не знаю. Может, он не мой отец вообще? Чисто внешне я на него не похожа нисколько.
— Василиса, я тебе вопросы позадаю, хорошо? — сразу берет быка за рога Большой, — и потом… Тест ДНК сдашь?
Пожимаю плечами. Почему бы и нет?
Мне скрывать нечего.
В то, что у Большого к вновь обретенной кровиночке проявятся родственные чувства, я не верю, но отказываться тоже не собираюсь.
