Хартли протянул Элис руку и с улыбкой сказал:
— Здравствуйте.
Но девушка неожиданно низко опустила голову и быстро ушла, толкая перед собой тележку.
Непонимающе посмотрев ей вслед, Хартли опустил руку и едва заметно пожал плечами.
— Кажется, я не произвел на нее впечатления, — кисло сказал он.
Келли смущенно опустила глаза.
— Дело совсем не в тебе. Просто Элис не разговаривает. Сперва это кажется странным, но к этому быстро привыкаешь. Это так на самом деле, поверь мне.
Ник еще раз посмотрел вслед уже исчезавшей за поворотом Элис и покачал головой. Они прошли дальше по коридору и остановились у двери. Келли повернула ручку и толкнула дверь от себя.
— Вот, это моя палата, — сказала она, — заходи, Ник.
Он с любопытством вошел в небольшую комнату, все стены которой были завешены большими листами с карандашными рисунками. Рисунки довольно точно отражали внешность многих пациентов, которые находились вместе с Келли в клинике доктора Роулингса. Вполне определенно можно было сказать, что у Келли талант рисовальщика.
— О, мне нравится, что ты рисуешь, — с улыбкой сказал он. — И выглядит это довольно неплохо.
Ник Хартли подошел к столу, заваленному рисунками и стал перебирать большие листы с мужскими и женскими портретами.
— Да, это очень неплохо, — похвалил он. Келли смущенно улыбнулась.
— Все это потому, что у меня теперь появилось свободное время, — пояснила она.
Он посмотрел на нее с некоторым удивлением. Она смутилась еще больше и стала показывать рукой на прикрепленные к стенам рисунки.
— Это все я нарисовала. Правда, неплохо?
Он уверенно кивнул.
— Да, это очень хорошо.
Затем взгляд Ника упал на несколько книг, лежавших на тумбочке рядом с кроватью.
— Книги, откуда они у тебя?
Она немного смутилась.
— Это мой приятель принес несколько книг и комната приобрела вполне жилой вид, правда? И эти рисунки на стенах, книги.
Ник подошел к тумбочке и взял одну из книг.
— Любопытно, что ты читаешь?
— А, это американские поэты — ответила она, — хочешь, я почитаю тебе одно стихотворение, которое мне очень нравится? Я всегда читаю на ночь стихи, это помогает мне уснуть.
Она открыла книгу.
— Вот, это Уинстон Хью Оден. Особенно мне помогает уснуть его «Колыбельная». Вот послушай:
Любовь моя, челом уснувшем тронь
Мою предать способную ладонь.
Стирает время, сушит лихорадка
Всю красоту детей, их внешний вид,
И стылая могила говорит,
На сколько детское мгновенье кратко,
Но пусть дрожит иное существо
В моих объятьях до лучей рассветных —
Из всех виновных смертных, безответных,
Лишь ты отрада сердца моего.
Плоть и душа не ведают преград:
Любовникам, когда они лежат,
На склоне, зачарованном Венерой,
В очередном беспамятстве, она,
Ниспосылает свет иного сна —
Зарницу истинной любви и веры.
В то время, как пустынник среди скал
С его весьма абстрактным умозреньем,
Настигнутый любовным озареньем,
Испытывает плотских чувств накал.
Уверенность и вера канут в сон,
Как ночью зыбкий колокольный звон,
Который иссякает в дальней дали.
А новомодные педанты в крик:
На все есть цены. Оплати, должник
Все, что им карты мрачно нагадали —
Все ценности по ценнику тщеты!
Но эта ночь пусть сохранит до крохи
Все мысли, поцелуи, взгляды, вздохи,
Того, что в этом мире — я и ты.
Пусть наградит тебя он днем таким,
Чтоб взгляд и сердце восхищались им,
Найдя наш смертный мир вполне достойным.
Пусть видит полдень, полный духоты,
Что ты — источник силы животворной,
А полночь, полная обиды черной —
Как взорами людей любима ты.
Она умолкла.
— Да, это очень любопытно, — сказал Ник. — Кстати говоря, я тоже интересуюсь стихами американских поэтов. Мне, например, очень нравится Роберт Пэн Уоррен.
Она радостно улыбнулась.
— Да, в этой книге есть стихи Уоррена.
— Вот как? Я бы хотел прочитать тебе одно стихотворение, которое мне очень нравится. Позволь, я посмотрю.
Она передала ему книгу и, пролистав ее, он воскликнул:
— Вот, оно здесь есть, послушай. Стихотворение называется «Мир — это притча»:
Я должен спешить, я должен нестись
Куда‑нибудь, где тебя нет и где
Не будет тебя никогда, я должен
Куда‑то отправиться, где ничто
Реально в силу того, что только
Ничто есть реальность и сверх того
Есть море света.
Мир — это притча,
И мы — ее смысл.
Поток машин свою беготню начинает
И смысл во мне расцветает, словно бегония.
Этого я не решаюсь назвать по имени —
О, водитель, тот свет догони, ради бога,
Ибо приходит время,
Когда мы все хотим начать новую жизнь.
Все мифологии с этим согласны.
Прочитав стихотворение, Ник захлопнул книжку.
— Ну как, понравилось?
— Да, — кивнула она. — С некоторых пор я очень полюбила стихи. Они помогают мне успокоиться и прийти в себя. Я очень благодарна за это моему новому другу.
Ник с любопытством посмотрел на Келли.
— У тебя есть друг?
— Да.
— А кто он?
Она неожиданно смутилась и опустила голову.
— Мне не хотелось бы сейчас говорить об этом. Он просто мой приятель, и все.
Ник понимающе кивнул.
— Ясно.
Она суетливо сложила книги на место и, откинув со лба прядь волос, сказала:
— Я очень рада, что ты нашел время навестить меня. Тебя не было уже так давно, и я подумала, что что‑нибудь случилось.
Хартли покачал головой.
— Нет, все в порядке. Келли, я вынужден был уехать из города.
Она виновато посмотрела на него:
— Надеюсь, это произошло не из‑за меня? Ведь в последний раз, когда мы виделись, я, кажется, нагрубила тебе.
Он молча смотрел на нее, не сводя взгляда с ее таких для него знакомых и теперь таких далеких глаз.
— Прости, — сдержанно сказала она — это был просто нервы. Не обращай на это внимания. Сейчас все изменилось.
Он взволнованно облизнул губы.
— Да, я вижу, что все изменилось, — сказал Ник, — только не понятно, к лучшему или к худшему, я в этом пока еще не разобрался.
Она энергично кивнула.
— Думаю, что к лучшему. Я чувствую себя гораздо сильнее, а главное, у меня исчез страх.
Ник едва заметно улыбнулся.
— Я рад это слышать.
— Последнее время мы не очень‑то ладили, — грустно сказала она и добавила — …к сожалению
Ник тяжело вздохнул.
— Да, к сожалению.
В этот момент дверь в палату открылась, и в комнату вошел доктор Роулингс.
— Господа, — сказал он деловитым тоном, — извините за то, что я прерываю ваш разговор, но Келли пора идти на процедуры. Я попрошу вас уйти, мистер Хартли.
— Да, я понимаю, — с неохотой сказал Ник.
Он повернулся к Келли и распахнул руки для объятия.
— Я очень рад был повидаться с тобой.
Однако, вместо того, чтобы прижаться к нему, она просто протянула ему ладонь для рукопожатия.
— Да, я тоже была рада увидеть тебя. Мне вообще приятно принимать гостей.
Тяжело вздохнув, он пожал ей руку.
— Не сомневаюсь.
Она внимательно смотрела ему в глаза, словно мучительно пытаясь вспомнить, кто же перед ней и какие отношения их прежде связывали. Ник понял, что кроме его имени и каких‑то отдельных фактов из их прошлого она не помнит ничего. Это, конечно, не означало, что она стала хуже. Она просто стала другой.
— Ник, ты будешь навещать меня в клинике? — с надеждой спросила она.
— Да, конечно, — задумчиво ответил он.
Доктор Роулингс, до этого молча наблюдавший за их разговором, внезапно вмешался:
— Я провожу вас, мистер Хартли. Келли, спустя несколько минут я жду тебя в своем кабинете. Не забывай об этом, — он распахнул дверь и жестом пригласил Ника выйти из палаты.
В двери Хартли остановился и бросил прощальный пристальный взгляд на Келли. Ник и доктор Роулингс вышли в коридор. Здесь главный врач клиники деловито осведомился:
