Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Ещё одна причина чувствовать себя виноватой в том, что я жива, а она нет. Что моей «жертвой» было просто желание заняться сексом с парой хулиганов, с которыми, кстати, мне сейчас очень нравится заниматься сексом.

Я представляю Элис, связанную и напуганную, без тени сомнения знающую, что она умрёт, когда они приставили кинжал к её горлу. Я представляю, как прадеды Кейда, Дина и Джексона прикасаются губами к её крови, разбрызгивая её по земле. Я представляю, как жители Блэкмура соглашались с этим ужасным ритуалом, почему-то полагая, что это оправдано тем, насколько процветающим продолжал оставаться Блэкмур, насколько безопасным и предположительно свободным от преступности городом.

Но безопасным именно для кого?

Конечно, это небезопасно для Элис Плимут или безымянной девушки, которая последовала за ней, первой, отданной их сыновьям в качестве игрушки, её девственность была предложена в качестве альтернативы пролитию всей крови девственницы. Определенно, это было небезопасно и для меня, которая провела свои первые недели в доме Блэкмур в ужасе, которую похитили с той же территории, похитили, избили, изнасиловали и оставили умирать те же самые люди, которые должны были защищать наследников и их питомцев.

— Я собираюсь сжечь это грёбаное место дотла, — выдавливаю я сквозь зубы, закрываю книгу и тянусь за пачкой газет. Часть меня не хочет знать больше, чем я уже знаю, но я знаю, что не могу остановиться сейчас. Я чувствую, как меня гложет чувство вины, потому что прошлую ночь я провела, испытывая оргазм за оргазмом между потомками мужчин, которые совершали эти ужасные вещи. Потому что сегодня утром я снова легла в постель с одним из их сыновей. Потому что в глубине души мне нравятся унижения, наказания и нагоняи, но даже если бы я этого не делала, у меня никогда не было выбора. Ни у одной из этих девушек не было выбора.

Тот факт, что мне это нравится сейчас, не меняет того факта, что это рабство во всем, кроме названия, – обязательное сексуальное рабство без даты окончания контракта. И скольким девушкам на этих фотографиях это понравилось или пришло в голову? Всем? Почти наверняка нет. По крайней мере, некоторые из них, вероятно, обнаружили какие-то скрытые, тёмные желания, которые иначе никогда бы не были обнаружены, как это сделала я.

Но это не оправдание. И я снова чувствую, как сгораю от стыда за то, что мне это нравилось так сильно, как сейчас.

Я пролистываю газеты, но почти не вижу заметок. Не похоже, что игра получила широкое освещение в прессе, это уж точно. Но тут Мия ахает, и я испуганно поднимаю глаза.

— Боже мой. — Она пододвигает ко мне газету пятилетней давности. Заголовок статьи на первой полосе сразу же привлекает моё внимание.

Старший сын и наследник Сент-Винсента погиб в автокатастрофе.

Моё сердце чуть не останавливается в груди.

— Ты знала, что у Кейда был старший брат?

Я качаю головой, с трудом сглатывая. Там есть цветная фотография старшего Сент-Винсента, фотография из ежегодника. Он очень красивый, с аккуратной стрижкой и более светлыми волосами, чем у Кейда, одет в поло и широко улыбается. У него такие же зелёные глаза, но они не злые, как у Кейда, какими они почти всегда бывают. Он выглядит довольно милым парнем, хотя я не могу толком понять его характер по сохранившейся фотографии.

— Дин и Джексон не говорили тебе?

Я снова качаю головой, с трудом подбирая слова.

— Нет, — говорю я наконец.

— Так что же происходит, если один из них старше любого из детей в других семьях? — Мия заглядывает в статью. — Игра все ещё существует? Ждут ли, пока другие мальчики подрастут? Как это вообще работает?

— Чёрт меня побери, если я знаю. — Я снова смотрю на фотографию. Даниэля Сент-Винсента. Я действительно понятия не имею, что произошло бы с городом, если бы он остался жив, если бы он просто унаследовал его как старший ребёнок во всех трёх семьях, если бы у этого поколения никогда не было игры, моя жизнь могла бы сложиться совершенно по-другому. Я даже не знаю, что я чувствую по этому поводу. Мне бы хотелось, чтобы моя жизнь никогда не заканчивалась в руках Дина, Кейда или Джексона, но я не уверена, что смогу это сделать. Я не уверена, что изменила бы это, и осознание этого ощущается как удар под дых, когда я смотрю на газету.

Это что, какой-то грёбаный Стокгольмский синдром, или я действительно влюбляюсь в них?

— Афина? — Мия с тревогой смотрит на меня. — Ты в порядке?

Я молча киваю. Я думаю о том, каким всегда злым бывает Кейд, о кипящей ярости, которая скрывается под его взглядом. Я думаю о шрамах на его спине, о слоях заживающих и вновь открывающихся ран, и снова чувствую, как глубоко в животе у меня все переворачивается. Это как-то связано со смертью его брата. Я просто знаю это. Как-то связано с тем фактом, что ему никогда не суждено было стать наследником Сент-Винсента.

Я пролистываю газеты в поисках чего-нибудь ещё.

— Чёрт, — шепчу я, натыкаясь на следующий жирный заголовок: «Водитель, виновный в аварии Сент-Винсента со смертельным исходом, найден мёртвым в результате очевидного самоубийства».

— На самом деле это не могло быть самоубийством, так же, как и убийство/суицид родителей Элис, — шепчет Мия. — Должно быть, Филип Сент-Винсент приказал его убить.

— Да. — Я просматриваю статью. — Его нашли на чердаке. Но это не значит, что кто-то его туда не затащил.

— Я имею в виду... — Мия хмурится, покусывая нижнюю губу. — Мне неприятно это говорить, но трудно винить его, когда дело доходит до этого. С такой властью, которой он обладает? Если бы кто-то убил моего ребёнка, я не знаю, что бы я чувствовала.

— Да. — Я пролистываю газету в поисках дополнительной информации. — Но всё же...

Все, о чём я могу думать, хотя и не могу произнести это вслух, это то, что я очень сомневаюсь в том, что Филип Сент-Винсент сам завязал петлю. Вероятно, кто-то из «сынов», а то и несколько, сделали за него грязную работу. И, учитывая время… Я не могу не задаться вопросом, был ли там мой отец. Возможно, это преступление было частью того, что привело его к доносительству. Если он имел к этому какое-то отношение.

Вдруг Кейд был там и наблюдал, как они убивали человека, ответственного за смерть его брата.

— Чем дальше мы заходим в кроличью нору, тем хуже становится, — бормочу я.

— Этот город серьёзно испорчен, — соглашается Мия. — Всё намного хуже, чем мы думали.

— Это действительно так. Я…

Я останавливаюсь как вкопанная, переворачивая стопку и обнаруживая газету, датированную гораздо более свежим изданием. На мгновение мне кажется, что меня сейчас стошнит.

«В результате наезда погибла выпускница академии Блэкмур».

На фотографии рядом со статьёй очень красивая девушка с тёмными волосами и большими голубыми глазами, ухмыляющаяся в камеру, как будто она знает что-то, чего не знает фотограф. Девушка, которая кажется мне очень знакомой.

Мне требуется всего секунда, чтобы узнать её.

Это девушка с фотографии, которая выпала из бумажника Джексона.

Его бывшая девушка.

И тут я вижу её имя, напечатанное жирным шрифтом под фотографией.

Натали Браунинг.

Мой желудок переворачивается, и я думаю, что меня действительно может стошнить всем кофе, который я выпила за последний час.

— Что не так? — Мия смотрит на меня с беспокойством на лице. — Что ты увидела?

Я протягиваю ей статью.

— Эта девушка. У неё фамилия моего отца.

Мия смотрит на неё, а затем в замешательстве переводит взгляд на меня.

— Подожди, твоя фамилия Сейнт.

— Да.

— Так... твоего отца зовут? Не так?

— Мои родители не были женаты, когда я родилась. Поэтому они могли вписывать в свидетельство о рождении любое имя. Фамилия моей мамы – Сейнт, и они согласились использовать её, потому что это звучало круче, чем Браунинг. — Я смеюсь, но смех выходит сдавленным. — Тогда моя мама была гораздо более непокорной. Когда она была молода и влюблена в моего отца, они были просто бунтарями, живущими в составе банды байкеров, а не настоящими взрослыми, пытающимися растить ребёнка, поддерживать порядок и служить семьям. Она так и не сменила моего имени, даже после того, как они поженились, а меня всегда звали Сейнт. Я тоже всегда была рада, потому что Браунинг – скучное имя.