— Что такое? Что?
Сантана перепуганно металась из одного угла комнаты в другой.
— Что произошло? — недовольно пробурчал окружной прокурор.
— Кейт, уже утро! — воскликнула она, собирая разбросанные на полу вещи.
— Ну и что? — полусонно спросил он. — Ну, утро и утро. Каждый день в Санта–Барбаре бывает утро. Что в этом особенного?
Она стала дрожащими руками натягивать на себя юбку.
— Мы провели здесь целую ночь.
Он перевернулся на живот и с улыбкой сказал:
— Не беспокойся, номер оплачен.
Она торопливо набросила на себя блузку и стала застегивать пуговицы, не попадая в петли. Состояние Сантаны было близко к истерике.
— Что я скажу Крузу? Он ведь, наверное, уже всех поднял на ноги, чтобы разыскать меня. И зачем я только поддалась на твои уговоры?
Тиммонс громко зевнул.
— Дорогая, успокойся.
Но она заводилась все больше и больше.
— Зачем я осталась с тобой? Мне надо было уйти немедленно, еще в ресторане. Я сама не знаю, зачем пришла в этот номер.
Тиммонс раздраженно скривился.
— Я тебя насильно не удерживал. Значит, ты этого сама хотела.
Когда Сантана в полурасстегнутой блузке прошла мимо него, Тиммонс механически отметил:
— Ты выглядишь очень привлекательно, дорогая. Не находя себе места, она металась по комнате.
— Что я скажу Крузу? Как ему объясню, почему не пришла домой ночевать? Мне снова придется врать. Я больше так не могу. Это невыносимо. Кейт, во всем виноват ты. Это ты заставил меня остаться здесь на ночь.
Тиммонс, даже не заботясь о том, чтобы прикрыться, бесстыже уселся на диване, спустив ноги на пол.
— А ты скажи ему правду, — с необъяснимым хладнокровием заявил он. — Думаю, что так будет лучше для всех.
— Это исключено, — немедленно заявила она.
Тиммонс потянулся к журнальному столику и, посмотрев на стрелки наручных часов, с некоторым удивлением хмыкнул:
— Да, действительно, уже утро, — пробормотал он. Затем, повернувшись к Сантане, Тиммонс громко сказал:
— Я думаю, что правда отрезвит твоего мужа.
Она остановилась посреди комнаты и с возмущением посмотрела на Тиммонса.
— Кейт, подумай, что ты говоришь. Я не могу такое сделать.
Он скривился.
— Дорогая, я пошутил. Не надо воспринимать все так серьезно. Конечно, Круз ничего не должен знать. Мне просто обидно, неужели тебе не понравилось, как мы провели ночь?
Затягивая на талии пояс, Сантана отрывисто бросила:
— Я не желаю этого вспоминать.
Тиммонс в изнеможении откинул голову на спинку дивана.
— Это была восхитительная, изумительная, великолепная ночь, — с пафосом произнес он. — Стоит ли забывать о таком?
Она нервно кусала губы. Да, сейчас ее положению трудно было позавидовать. Учитывая то, что в последнее время отношения между ней и Крузом совершенно разладились, такие опрометчивые поступки могли только озлобить его. Скорее всего, после такого, ни о каком примирении не могло быть и речи. Осознав все это, Сантана зарыдала. Из глаз у нее хлынули слезы, которые мокрыми ручьями потекли по щекам.
— Кейт, помоги мне, — всхлипывая, сказала она. — Что я теперь скажу мужу? Как мне оправдаться перед ним?
В соседнем номере на диване, развалившись, лежала Джина. После довольно напряженной ночи, которую ей пришлось провести перед видеокамерой, она, тем не менее, чувствовала себя весьма и весьма бодро. Сунув видеокассету с записью, сделанной прошедшей ночью, в окошко видеомагнитофона, она с удовольствием наблюдала за тем, как на экране вновь разворачивались события, которые могли изменить судьбы нескольких человек. Собственно, и событий никаких не было — просто Кейт Тиммонс и Сантана Кастильо занимались любовью.
С удовольствием попивая холодную минеральную воду, Джина неотрывно смотрела на экран. Это доставляло ей неизъяснимое наслаждение. Она извивалась в таких телодвижениях, словно чувствовала себя на месте Сантаны. Руки ее скользили все ниже и ниже по ночному халату, пока, наконец, не нырнули между ног…
В коридоре, который вел к изолятору, где находился Перл, было пусто. Воспользовавшись отсутствием санитаров, Келли и Оуэн Мур скользнули к двери, на которой было написано: «Изолятор. Посещения запрещаются».
Келли прильнула к двери и, прислушавшись, прошептала:
— Перл, ты здесь?
Испуганно озираясь по сторонам, Мур прокрался к двери следом за Келли.
Перл лежал на кровати, мрачно уставившись в потолок, когда из‑за двери донесся приглушенный голос Келли. Услышав ее, он мгновенно вскочил и бросился к двери. Приподнявшись на цыпочках, он выглянул наружу через маленькое зарешеченное окно.
— Келли, как я рад тебя видеть. Привет! — радостно воскликнул он.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она. Он энергично кивнул.
— Да, со мной все нормально. А вот тебе я бы порекомендовал поскорее уйти отсюда, если не хочешь сама попасть в такую же комнату.
Со страхом оглядывавшийся по сторонам Мур сказал, подхватывая слова Перла:
— Мистер Капник прав. Нас ожидают большие неприятности, если мы попадемся. Пойдем, Келли. Пойдем.
Она неохотно была вынуждена согласиться.
— Да, хорошо, Оуэн, мы сейчас вернемся назад.
Она снова повернулась к Перлу и с болью посмотрела на него.
— Увидимся позже. Мне надо идти.
Перл просунул сквозь решетку кончик указательного пальца. Келли приложила к нему свой палец. На этом их свидание закончилось. Перл проводил девушку печальным взглядом.
Догнав Мура, она остановила его и спросила:
— Оуэн, что с ним сделают? Ты ведь уже давно находишься здесь и знаешь, какому наказанию подвергают пациентов, попавших в изолятор.
Он посмотрел на нее с таким страхом, что Келли стало не по себе.
— После изолятора назначают специальную терапию, — он умолк и опустил глаза.
Келли побледнела.
— Что это означает?
Следующие слова Мура подтвердили ее ужасную догадку. Еле выговаривая слова, трясущимися от страха губами, Оуэн произнес:
— Это означает электрошоковую терапию. А в некоторых случаях бывает еще хуже.
— О нет! — в ужасе воскликнула она. — Но ведь он ничего не сделал? В чем он виноват? Только в том, что нарушил больничный режим?
Мур осторожно выглянул из‑за ее плеча, высматривая, не появился ли кто‑нибудь из санитаров в коридоре. Немного успокоившись, он сказал:
— Но мистеру Капнику еще ничего такого не делали — это я знаю наверняка.
Келли испуганно схватила его за руку.
— Откуда ты знаешь?
Он теребил пальцы, пытаясь унять сильную дрожь.
— Когда я попал в больницу, я тут же узнал, что это такое. После электрошока тебя долгое время преследует запах горелых волос. Ни с кем не хочется говорить, а хочется только лежать. При этом, тебе наплевать на все.
Ошеломленно выслушав слова Оуэна, Келли метнулась за угол.
— Нам надо его спасать! Пошли.
Мур немного замешкался, и был застигнут в коридоре неизвестно откуда вынырнувшим доктором Роулингсом.
— Оуэн, что ты здесь делаешь? — подозрительно спросил он.
Увидев главного врача клиники, Мур, в буквальном смысле слова, затрясся от страха. Не находя места своим рукам, он едва слышно прошептал:
— Простите меня, доктор Роулингс, я не хотел…
Роулингс посмотрел на него таким строгим взглядом, что Мур готов был провалиться под землю.
Оуэн низко опустил голову, не осмеливаясь поднять взгляда. Роулингс укоризненно покачал головой и перешел на более миролюбивый тон:
— А ведь еще вчера я считал тебя образцовым пациентом. Как же ты меня разочаровываешь. Нельзя так обманывать доверие администрации больницы.
Беззвучно шевеля губами, Мур пытался что‑то сказать, но ни единого звука не слетело с его уст. Роулингс торжествующе улыбнулся и положил руку на плечо пациента.
— Я готов простить тебе это нарушение больничного режима, если ты поможешь мне наблюдать за мистером Капником. Я знаю, что ты уже повидался с ним.
Мур трясся мелкой дрожью, как осиновый листок на холодном октябрьском ветру.
