Столкновение (ЛП) - Хабра Бал

Я опускаю глаза и поднимаюсь с кровати. Температура в комнате повышается до такой степени, что моя одежда становится неудобной. Но я не долго раздумываю, потому что, когда прохожу мимо него, он останавливает меня, схватив за запястье. Противоречивые эмоции и что-то еще, что я не могу точно определить, омрачают черты его лица.

— Ты хочешь уйти? — спрашивает он.

— Ты выглядишь озабоченным, а мне не нравится, когда меня игнорируют.

Со вздохом он отпускает мое запястье и садится на край своей кровати. Мой гнев рассеивается, как дым, и появляется притяжение, которое заставляет меня последовать за ним, а также побуждает меня его обнять. Я обхватываю его за левый бок, потому что он огромный, а мои руки не такие длинные.

Еще одна долгая минута проходит в тишине. Я застенчиво отстраняюсь.

— Ты выглядел так, словно нуждался в объятиях.

Он снова притягивает меня к себе.

— Да.

Взрыв в моем сердце кажется таким мощным, что я уверена, он это видит. Уткнувшись лицом ему в грудь, я нежусь в комфорте его рук.

— Вот, — внезапно говорит он, вкладывая свой телефон мне в руку, не выпуская меня.

— Зачем?

— Чтобы ты могла успокоить свою ревность.

Я пытаюсь отстраниться от его груди, но он мне не позволяет.

— Я не ревную. Ты просто вел себя как осел, — я сую его телефон обратно ему в руку.

— Завтра мы играем с Йелью.

Это не то, что я ожидала от него услышать. Хоккейное соперничество между Йелью и Далтоном долгое и напряженное, но для Эйдена нехарактерно волноваться из-за игры.

— Ты сомневаешься, что вы выиграете? — я спрашиваю.

Он усмехается, качая головой.

— Дело не в этом. Просто на этой игре будет трудно.

— Почему?

— Это выездная игра.

Играть вне домашнего льда – определенно недостаток, но Далтон в этом сезоне не проиграл ни одного выездного матча. Поддержка нашего университета на выездных играх также очень высока, потому что женские общества стараются поддерживать дресс-код в золотых и синих цветах.

— Ты не фанат Нью-Хейвена?

— Там погибли мои родители.

Моя голова вскидывается от шока, а сердце проваливается в желудок.

— Что?

Эйден смотрит на свои руки.

— Мне было восемь, и они ехали на мою игру. Дороги заледенели, и солнце уже село, когда в них ни с того ни с сего врезался пьяный водитель.

Боль разрывает меня пополам.

— Я понятия не имела, Эйден. Мне так жаль.

Его хватка усиливается.

— Вот почему Йель для меня – сложная тема. Ребята в курсе, поэтому стараются изо всех сил, когда я не в форме.

Я провожу рукой по гладкой коже его подбородка.

— Я не могу представить, как это, должно быть, тяжело.

Он накрывает мою руку своей, тепло покалывает мою кожу.

— После стольких лет стало лучше, но что-то все еще есть в той раздевалке.

— Это там ты узнал?

Он кивает с отрешенным видом.

— Пришли мои бабушка и дедушка, и я понял, что что-то не так, — мое сердце словно растворяется в желудочной кислоте, когда я представляю, как маленькому испуганному мальчику приходится с этим справляться. — Иногда мне кажется странным продолжать играть в хоккей, потому что я не могу избавиться от чувства вины.

Меня охватывает замешательство.

— Чувства вины?

— Я был причиной того, что они вообще ехали по этому шоссе.

— Эйден, это…

— Я знаю, это нездоровые мысли. Каждый терапевт говорил мне об этом.

Я качаю головой.

— Нет, просто это ложь. Кто-то принял глупое безрассудное решение, и оно отняло у тебя двух очень важных людей. Ты ни в коем случае в этом не виноват, — он смотрит на меня долгую хрупкую минуту. — Какими они были? — я шепчу, не желая разбивать завесу уязвимости.

Затененные глаза вспыхивают эмоцией, которую я не могу определить.

— Никто никогда не спрашивал меня об этом.

Я удивленно моргаю.

— Почему?

— Мы с Эли выросли вместе, поэтому он хорошо знал моих родителей. Ребята слышали истории, но думаю, несчастный случай со смертельным исходом сделал эту тему запретной.

Он смеется, но я вижу его нерешительность.

— Так расскажи мне.

— Тебе не обязательно…

— Нет. Я хочу знать, — настаиваю я.

Он позволяет мне взять его за руку.

— Мой отец сделал все, чтобы я стал лучшим игроком, каким только мог быть. Он не был одним из тех властных отцов, которые наказали бы меня, если бы я не стал профессиональным спортсменом. Он просто хотел, чтобы я был увлечен чем-то. Если бы я бросил хоккей через десять лет, он бы выбросил мои коньки ради меня.

Осознание того, что у него есть теплые воспоминания о его родителях, вызывает глубокое тепло в моей груди. Я не удивлена, потому что Эйден – самый заботливый парень, которого я встречала, но когда ты растешь в месте, где такая любовь не дается просто так, знать, что она есть у других, кажется чем-то чуждым.

— Он кажется действительно отличным отцом, — тихо говорю я. — А твоя мама?

Его улыбка становится нежной.

— Она была энергичной. Веселая и такая полная энергии, как будто она была ребенком, и мой папа любил ее за это еще больше. Все мамы на тренировке жаловались на наш изнурительный график и опасность хоккея, но маме было все равно. Она учила меня быть осторожным, но при этом говорила: У тебя одна жизнь, Эйден. Ничего страшного, если ты получишь несколько синяков. Из них получатся хорошие истории. И всегда показывала мне швы, которые получила во время игры.

— Она тоже играла в хоккей?

Он кивает.

— Она – причина, по которой я ввязался в это.

— Она кажется крутой.

Зеленые глаза встречаются с моими.

— Да, она была именно такой.

Глава 33

Эйден

Вдохновляющие речи, переходящие в длинные угрозы, – фирменное блюдо Килнера перед игрой. К тому времени, как он заканчивает говорить так оживленно, что слюна брызгает на большинство парней, стоящих впереди, все на взводе. Это мне намек на то, чтобы сказать им настоящие слова поддержки. Проиграть сегодня вечером – не вариант, и я позабочусь о том, чтобы все это поняли.

Сегодня «Далтон Роял» играет против «Йельских Бульдогов», и мы как никогда готовы. Мы просмотрели записи игр и скорректировали стратегии, учитывая наш проигрыш университету Браун. Я доволен тем, как мы играли на тренировках, и хотя у меня все еще остается мрачное чувство в животе, оно утихает по мере приближения игры.

— Ладно, приведите свои головы в порядок, прежде чем мы выйдем на лед, — коллективное согласие заполняет раздевалку. Как раз в тот момент, когда я начинаю выполнять упражнения на пресс, кто-то хлопает меня по плечу.

— Саммер здесь, — шепчет Дилан. Я мгновенно выскакиваю за дверь, надеясь, что тренер меня не поймает. Надев щитки, я направляюсь по коридору и сразу же замечаю ее. Она подобна лучу маяка в темном море.

— Ты пришла.

Саммер оборачивается, воздух наполняется ароматом персика. Похоже, атмосфера стадиона ее не впечатлила.

— Ты должен мне компенсацию.

— Моя компенсация – вся твоя, — когда я показываю на свою промежность, она смотрит так, словно хочет ударить меня коленом.

— Тебе повезло, что я все еще здесь.

Она права. Я везучий ублюдок.

— Как насчет того, чтобы я забил для тебя шайбу?

Она морщит нос.

— Это так слащаво. Это ты предлагаешь всем своим подружкам по сексу?

Это разжигает неприятный огонь у меня под ложечкой. Я хочу, чтобы это чертово словосочетание исчезло из ее словаря.

— Нет, — у меня сводит челюсть. — Предложение исключительно для тебя.

— Для меня это честь, — сухо говорит она. — Но нет, ты можешь сделать это в своих мечтах.

— О, это комплимент?

Она бросает на меня презрительный взгляд.

— Не притворяйся скромным. Я слышала, как ты сравнивал себя с Кросби прошлой ночью.