Селянин (СИ) - "Altupi"

Возле калитки в нос ударил неприятный запах чего-то варящегося, какой-то тухлой бурды. Кирилл поднял руку, чтобы закрыться от него, но сообразил, что это может быть жратва для скота, и опустил, укорил себя за брезгливость.

Он прошёл к хлеву, ожидая увидеть там Егора. Дверь в коровник как раз была распахнута, рядом стояли три пустых ведра из нержавейки, к стене была прислонена метла из коричневых веток. Калякин заглянул в коровник и никого там не увидел, в помещении было темно.

Он прошёл дальше. За соседней дверью хрюкали поросята и слышалась возня, но она была закрыта задвижкой. Курятник тоже оказался заперт.

Кирилл остановился, оглядывая незамысловатое подворье — верстак вдоль забора, невысокая поленница под навесом, много старых вёдер, грабли, сложенные силикатные кирпичи, накрытые пятью листами шифера, кусты крыжовника, снова забор. Между ним и сараем было свободное пространство метра полтора шириной. Калякин двинулся к нему, обошёл сарай и… очутился ещё в одном дворе, намного большем, чем предыдущий. Тут тихо играла музыка и пахло совсем неаппетитно.

Он сразу увидел низенькую, не выше полуметра, сложенную из красных кирпичей, обмазанную глиной печку… или плиту?.. В открытой топке горел огонь, на печке стояли два чугуна, размером, наверно, с паровозные котлы, с тем самым плохо пахнущим варевом. Варево кипело, это была мелкая картошка в очистках.

К сараю примыкал загон для скота из сетки-рабицы, натянутой на металлические столбы. Он делился на две части. В ближней гуляла наседка с подросшими, оперившимися цыплятами, учила их добывать червяков. Цыплята пронзительно пищали и дрались за добычу. Остальные куры, видимо, заслужили право расхаживать по улице. Во второй прямо на голой земле лежали, блаженно похрюкивая, три огромные абсолютно чёрные свиньи! Поросёнок поменьше рылся пятачком в продолговатой деревянной лохани с нарезанными яблоками. Ноги у него были короткими, брюхо свисало почти до земли. Кирилл поразился, он не знал, что существуют чёрные поросята! Он и поросят-то видел чаще в форме котлет.

С этим изумлением в глазах его застал Егор, внезапно возникший в загоне для свиней. Он тянул за собой на верёвке маленькое металлическое корыто, с горкой наполненное… свежим жидковатым навозом. Кирилла замутило от густой вони, от мыслей о сексе не осталось и следа.

Увидев гостя, Егор запнулся, а потом, заметив, конечно, смену его настроения, надел маску безучастности и потянул корыто дальше, по проложенной борозде, к куче навоза в углу загона. Свиньи нехотя уступали дорогу, поднимались на короткие ноги, недовольно хрюкали, задирая кверху приплюснутые рыла.

Дотащив, Егор наклонился и перевернул корыто в кучу, подержал, пока весь навоз не вывалится, а жижа не стечёт. На его руках были хозяйственные перчатки, сильно поношенным футболке и трико исполнилось лет по сто, к подошвам резиновых сапог прилип навоз вперемешку с соломой. Волосы защищала бандана. На мачо этот отталкивающий образ не походил. Но это был Егор с его удивительным холодным обаянием и завораживающе-бездонным взглядом.

— Привет, — сглотнув комок брезгливости, севшим голосом сказал Кирилл и подошёл ближе по траве. Егор уже поставил пустое корыто на землю и выпрямился. Их разделяла сетка, в которой позади кучи обнаружился маленький закрытый лючок. Рядом запах навоза от кучи был куда насыщеннее, и от Егора, наверно, тоже. Но Кириллу это было безразлично, он до дрожи хотел от него взаимности, со всем остальным как-нибудь справится.

— Привет, — произнёс Егор, снял одну перчатку и вытер лоб, после надел обратно. Мухи вились вокруг него, он их не глядя отгонял.

Кирилл никак не мог придумать, что сказать дальше, импровизация не шла, слова застревали в горле, он мог только смотреть и залипать на густые длинные ресницы, тонкую переносицу, красивую линию губ, гладкие щёки. Такого безумия с ним точно никогда раньше не случалось.

— Кирилл, — привлёк внимание Егор.

— А? А, извини, — Калякин стушевался, почесал лоб. — Извини, просто… просто свиней таких никогда не видел — чёрных. Или это не свиньи?

Чёрт, что он несёт?!

— Свиньи, — ответил Рахманов, тоже, похоже, ожидавший другого разговора. — Вьетнамские вислоухие.

— А, понятно. А… а ты скоро закончишь?

— Я? Я только начал, — Егор опустил взгляд на кучу, которая тут явно копилась не один месяц и понизу поросла травой, потом обернулся на свинарник. Кирилл вспомнил, что он только что приехал из города, и проследил за его взглядом, в открытой двери увидел горевшую лампочку, лопату, прислонённую к перегородке, и загораживающую проход свинью. Животина стояла к ним жирным задом и помахивала тонким чёрным хвостом-спиралью. Дверь подпирал облезлый зелёно-голубой школьный стул, на нём стоял магнитофон — двухкассетный динозавр с бегающими разноцветными огоньками на эквалайзере! В колонках звучало что-то слабо знакомое, старинное, типа Цоя. Шнур тянулся к розетке где-то внутри сарая.

— А если я тебе помогу? — спросил Кирилл, хотя внутри всё сжалось при мысли о необходимости кидать навоз и вообще работать физически в нечеловеческих условиях.

— Не надо, я не хочу опять оказаться твоим должником.

— Я ничего не требую! Я просто так помочь, по-твоему, не могу?

— Не знаю, — Егор пожал плечами. — Но мне всё равно помощники не нужны. Спасибо, что предложил.

У Кирилла противно засосало под ложечкой и зарябило в глазах: никаким образом не получалось пробить бронированную защиту этого парня! Не впускал он в душу! Был настороже! Как это переломить?

Кирилл был готов сползти по железной опоре забора на дышащую кучу навоза. Пусть острые края сетки раздерут ему спину в клочья. А Егору не терпелось закончить разговор и вернуться к очистке закутов, он то и дело оглядывался на сарай, постукивал носком сапога по корыту.

— Егор, — Калякин зацепился пальцами за сетку, будто это могло стереть материальную границу между ними, — мне казалось, после вчерашнего нам надо поговорить.

— О чём? — устало осведомился Рахманов. К нему подошла большая свинья и ткнулась пятачком в ногу, он её отогнал. Кирилл не к месту подумал, что до смерти боится этих сально-мясных чудовищ. Но надо было что-то отвечать по другой теме.

— Ну… О нас и наших отношениях.

— У нас нет никаких отношений.

— Егор… — Кирилл попытался улыбнуться. Уголки губ приподнялись и опустились обратно. Пальцы крепче вцепились в проволоку сетки. Ему нечего было больше сказать при таком моральном противостоянии, за грудиной болело.

Рахманов посмотрел на него жалкого, сжал губы, обвёл округу взглядом и принял решение:

— Ладно, сейчас я выйду, мы поговорим.

Хоть тон не предвещал пощады, у Кирилла едва не подкосились ноги и не пролился мочевой пузырь, тёплая волна окатила его от пояса вниз к кончикам пальцев. Он опёрся на сетку, пережидая слабость. Перед глазами плыло, возможно, от нервов скакнуло давление, пришлось опустить голову и глубоко вдыхать, искоса подглядывать за Егором. Тот отвёз корыто к сараю, привязал веревку к гвоздику в двери, очистил сапоги о вбитую в землю металлическую пластину и пошёл к сетчатой калитке в ограждении загона, которая неприметно примыкала к кирпичной стене сарая.

— Пойдём, — позвал Егор, не спросив про его состояние, но прежде подкинул дров в печку.

Егор привёл его ещё в один закоулок, в часть сада, примыкавшую к длинной глухой стене дома и, соответственно, к улице. От дороги этот уголок скрывали плотные заросли сирени, американского клёна, боярышника, ещё каких-то кустов и деревьев. Здесь, на участке четырёх-пяти соток, росли молодые яблони, сливы, груши, вишни. На некоторых в зелени красными или лиловыми боками просвечивали плоды, можно было протянуть руку и сорвать. Кирилл этого не делал — его руки тряслись от мандража, что пришлось сунуть их в карманы. И лишь на миг удивился обширности владений Рахмановых, в чём, в принципе, не имелось ничего парадоксального, ведь в деревнях землю отродясь не экономили, особенно в заброшенных. Дальше его внимание приковал к себе деревянный столик на полянке, накрытый клетчатой клеёнкой, на двух ножках, с трех сторон которого помещались лавочки, тоже по-хозяйски защищенные от влаги только кое-где потрескавшимся бордовым дерматином. В метре от него высился закопчённый мангал, около которого под куском целлофана лежала кучка пиленых толстых веток и сучьев. Всё вместе выглядело солнечно, уютно, по-домашнему. Похоже, в череде однообразных будней Егор позволяет себе разгрузку с шашлычком. Вот только для кого он устраивает пикники? Для Ларисы? Любовников? Бред, нет у него других любовников!