Брачная ложь (ЛП) - Ричардсон Аманда

— Ты, — шепчет он, наклоняясь и целуя меня в лоб. — Сейчас, — продолжает он, другой рукой притягивая мою талию к своему телу. — Восхитительная.

А потом он целует меня, прижимая к цементу маленького домика, стонет, когда его язык скользит между моими влажными губами.

Я отстраняюсь.

— У тебя козлиные руки, — поддразниваю я.

— Я горжусь тобой, — отвечает он. — Ты приближаешься. И уж точно у меня не козлиные руки.

— Да, — хнычу я. — Они пахнут козой…

Он снова прижимается своими губами к моим, и я чувствую его улыбку на своих губах, пока дождь льет на наши лица. Отстраняясь, его грудь прижимается к моей с каждым вдохом.

В этот момент что-то проходит по его лицу, и я сглатываю, когда его рука касается моей щеки.

— Эстель…

Он выглядит противоречивым. Как будто он собирается что-то сказать. Но затем он сжимает губы и качает головой.

— Нам нужно зайти внутрь и обсохнуть.

— Конечно, — отвечаю я, улыбаясь.

Вытираясь, мы с Майлзом проводим день вместе. Я готовлю нам попкорн, и он соглашается посмотреть документальный фильм о Тейлор Свифт. Он даже не жалуется. Когда все заканчивается, я тянусь проверить его температуру — он просто хмурится на меня и говорит, что все в порядке. В любом случае, это лучше, чем я ожидала. Около пяти я поднимаюсь наверх, чтобы начать собираться.

Разглаживая кудри, я натягиваю черную блузку — единственную черную вещь, которая у меня есть, — а также пару зеленых брюк собственного дизайна, стянутых на талии толстым ремнем и зауженных к лодыжкам. Я наношу легкий макияж, а затем надеваю винтажные сапоги на каблуке с принтом под кожу питона, а также свою винтажную черную сумку Gucci с черной цепочкой, завершая образ своим ожерельем Р.

Майлз ждет меня, когда я выйду из своей спальни. Он вскидывает голову, медленно и мучительно осматривая мой наряд глазами.

— Ты выглядишь… — он замолкает, и я прослеживаю взглядом то, как вздрагивает его горло. — Великолепно. Как всегда.

На нем черный костюм, светло-зеленый галстук того же цвета, что и его глаза, а также фирменные часы Cartier и туфли Dior. Я не могу помочь бабочкам, которые вспыхивают внутри меня, когда я рассматриваю весь его ансамбль, тем более что никто из моих бывших не умел одеваться так, как Майлз Рейвэдж.

— О, и кстати, я украл свои часы. Хотя идея, что моя горячая жена будет носить это, привлекательна. Возможно, мне нужно подарить тебе подходящие.

— Я не хочу свое. Мне нравится носить твое, — говорю я ему.

Подойдя достаточно близко, я встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его. Вместо того, чтобы подчиниться, его рука летит к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Мое сердце колотится в груди, когда его язык скользит в мой рот. Электрический ток проходит от его рта к моим пальцам ног, и все между моими ногами пульсирует от желания.

Он отстраняется.

— Я не мог удержаться, — бормочет он.

— Я не возражала, — говорю я ему, прижимая ладонь к его груди. Его сердце бешено бьется под моими пальцами, совпадая с моим собственным учащенным пульсом.

— Я не думал, что ты это сделаешь.

— Ты мог бы сделать это снова, — язвительно произношу я, прижимаясь своей грудью к его.

Он стонет, в его зрачках расцветает тьма. — Если бы я это сделал, мы бы наверняка пропустили ужин.

Я пожимаю плечами. — Я согласна.

Он смеется, наклоняясь и прижимаясь своим лбом к моему. — Как бы мне ни хотелось трахнуть тебя до бесчувствия, этому придется подождать.

Я дуюсь, когда он отстраняется.

— Тебе лучше загладить свою вину, — поддразниваю я.

— На всю оставшуюся жизнь, — шепчет он.

Я не могу сдержать резкий вдох от его слов, и он быстро отстраняется, качая головой.

— Нам пора идти, — быстро говорит он, его равнодушная маска становится на место.

Я следую за ним из жилого помещения, и мы молча идем к лифту, пока я обдумываю его слова.

На всю оставшуюся жизнь.

Означало ли это, что он думал об этом браке в долгосрочной перспективе? А как насчет подписанного нами контракта, в котором говорилось, что мы расторгнем брак через год? Я не припомню, чтобы там был пункт о том, что произойдет, если один из нас не захочет расторжения брака.

Я все еще думаю об этом, когда мы забираемся на заднее сиденье черного внедорожника, и я быстро здороваюсь с Ниро, когда мы направляемся в Западный Голливуд. Я знала, что Майлз выбрал место, где, скорее всего, полно папарацци. Из динамиков играет тихая музыка, и я молча благодарю Ниро за то, что он немного разрядил обстановку. Хотя я все еще думаю над тем, что сказал Майлз, я тянусь к его руке и крепко сжимаю ее всю дорогу до ресторана.

И, как и предполагалось, камеры вспыхивают, когда мы подъезжаем к переднему краю.

– Возможно, я сделал несколько звонков, — быстро говорит Майлз. Он поворачивается ко мне лицом и натянуто улыбается. — Готова?

Я киваю, когда приходит осознание, и думаю о том, что я была бы готова ко всему, если бы он был рядом со мной.

Когда он смотрел, как я принимаю душ, смотрел, как я готовлюсь, как будто я была его человеком.

Когда он гладил меня по спине, прежде чем погрузиться в онемевший, прерывистый сон без сновидений.

Вместе с ним, готовящим для меня.

И он говорил мне всю оставшуюся жизнь.

— Готова, — говорю я ему, надеясь, что он поймет двусмысленность моих слов.

Выходим из машины, и люди начинают на нас кричать. Рука Майлза начинается на моей пояснице, но когда мы выходим на бордюр, он притягивает меня к себе.

— Стелла! Майлз! Как семейная жизнь?

— Фан-офигенно, — отвечает Майлз, тепло улыбаясь. — Спасибо за вопрос.

— Стелла! Как ты приспосабливаешься к жизни в Калифорнии?

Я ухмыляюсь, глядя на Майлза. — Это было невероятно.

Майлз улыбается мне, а затем, к моему удивлению, притягивает меня к себе для поцелуя.

Это не игра.

Нет никакого притворства.

Его низкий стон, вибрирующий в глубине моего горла, настоящий.

Это — мы — реально.

— Влюбленные! — кто-то кричит.

— Так романтично!

— Юная любовь!

Майлз отстраняется, и я не могу стереть улыбку со своего лица. Когда мы приближаемся к двери, кто-то появляется передо мной.

— Каково это — быть замужем за таким недоверчивым человеком?

Моя голова поворачивается к фотографу, и он смотрит на Майлза с чистой ненавистью.

— Прошу прощения? — спрашиваю я резким голосом, когда улыбка скатывается с моего лица.

— Пойдем, — шепчет Майлз мне на ухо. — Брось, Эстель.

Фотограф поворачивается и смотрит на меня. — Ты слышала меня. Сколько он тебе платит за игру в доме?

Мои щеки горят, когда я отстраняюсь от Майлза и подхожу прямо к фотографу.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — отвечаю я, чувствуя, как Майлз тянет меня за руку. Я игнорирую это. — Мой муж — один из лучших людей, которых мне посчастливилось знать. Ты мог бы знать это, если бы поговорил с ним вместо того, чтобы останавливаться на том, что сделал его отец десять лет назад.

— Разве не утомительно продолжать защищать человека, которого LA Weekly назвал хулиганом?

Мои ноздри раздуваются, а руки сжимаются по бокам.

— Эстель, он того не стоит, — рычит Майлз позади меня.

— Я люблю своего мужа. Никакие деньги или ложная репутация не смогут этого изменит.

С этими словами я отворачиваюсь от Майлза и фотографа и направляюсь в ресторан один. Мне требуется некоторое время, чтобы осознать, что я сказала, и когда Майлз заходит внутрь, он выглядит немного ошеломленным.

— Я не хочу об этом говорить, — говорю я ему, скрещивая руки на груди.

Его губы дергаются. — Я не собирался ничего говорить.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторяет он.