Он сделал паузу, снова обвел взглядом зал. Привычные слова лились сами собой, но он чувствовал, что это не то. Не то, что он хочет сказать сегодня.
— Мы справились, потому что в этой компании работают профессионалы. Люди, которые болеют за дело. Которые не боятся сложных задач. Которые… — он запнулся, ища нужные слова, — которые не всегда со мной согласны.
В зале прошел легкий шорох удивления. Глеб Бармин публично признал, что кто-то может с ним не соглашаться? Вселенная явно сошла с оси.
— Да, — продолжал он, и в его голосе зазвучала какая-то странная, несвойственная ему искренность. — Я ценю ваш труд. Вашу преданность. Но особенно я ценю… принципиальность. Умение отстаивать свою точку зрения. Даже если эта точка зрения… — он чуть заметно улыбнулся, — … категорически противоречит моей.
Взгляд его снова нашел Ларису. Он уже не отводил его. Она замерла, чувствуя, как у нее холодеют пальцы, сжимающие бокал.
— Спорить с директором — это риск, — сказал Глеб, и его слова были обращены уже не к залу, а к ней одной. Просто он говорил это в микрофон. — Это требует смелости. Ума. И абсолютной верности не человеку наверху, а… здравому смыслу. И интересам общего дела.
Он сделал еще одну паузу. В зале стояла абсолютная тишина. Даже официанты замерли с подносами. Все ждали, куда он поведет эту речь.
— И иногда, — Глеб произнес эти слова медленно, четко, вдавливая каждое в наступившую тишину, — очень редко… этот самый спор, это противостояние… может привести к чему-то совершенно неожиданному.
Лариса почувствовала, как по щекам разливается жар. Сердце забилось где-то в горле. «Он же не посмеет. Нет. Он не идиот. Он не сделает этого здесь, при всех…»
— К чему-то, — продолжал Глеб, его взгляд был прикован к ней, и в его глазах светилось что-то теплое, неуверенное и бесконечно решительное одновременно, — что не вписывается ни в один регламент. Ни в один отчет по KPI. И что является, пожалуй… самым ценным результатом работы за весь этот год.
Он не сказал «люблю». Он не сказал «отношения». Он не сказал ничего конкретного. Но он сказал все. Абсолютно все.
Тишина в зале взорвалась.
Сначала это был одинокий вздох, потом сдержанное умиленное «аахх», потом громовой хохот Петрова из ИТ, который крикнул: «Я знал!», и, наконец, море аплодисментов. Не вежливых, а настоящих, громовых, восторженных. Кто-то свистел, кто-то кричал «браво!», Олег Борисович из отдела продаж вытирал слезу и пытался обнять соседку из бухгалтерии.
Лариса стояла, как вкопанная. Ее лицо пылало таким румянцем, что могло бы осветить весь зал в случае отключения электричества. Она хотела провалиться сквозь землю. Хотела убить его на месте этим бокалом. Хотела повернуться и уйти.
Но она не сделала ничего из этого. Потому что увидела его глаза. В них не было торжества победителя или насмешки. В них была уязвимость. И надежда. И тот самый вопрос, который он задал ей когда-то без слов: «Ну что, Грымза, берешь вызов?»
И она… улыбнулась. Сначала неуверенно, растерянно. Потом шире. Это была не ее обычная язвительная или холодная улыбка. Это была настоящая, смущенная, счастливая и немного обескураженная улыбка. Она покачала головой, словно говоря: «Ну идиот же ты, Бармин», но взгляд ее при этом сиял.
Это было моментально сфотографировано десятком телефонов и стало, без сомнения, главным мемом следующего квартала.
Глеб, увидев ее улыбку, словно сбросил с плеч сто пудов. Он кивнул залу, сказал в микрофон сдавленное «Спасибо. Хорошего вечера» и быстрыми шагами сошел со сцены, оставляя за собой бушующий океан восторга и сплетен.
К нему сразу же кинулись поздравлять. Он кивал, пожимал руки, но пробивался сквозь толпу к ней.
Они встретились в центре зала, как два корабля, прошедшие через шторм. Вокруг них бушевало веселье, но они стояли в небольшом островке тишины, который создали сами собой.
— Ну и публичное заявление, Глеб Викторович, — произнесла Лариса, первая, найдя в себе силы говорить. Голос ее дрожал, но в нем звучал знакомый ему металл. — Теперь мой отдел будет не оптимизацией заниматься, а разбором ваших личных сенсаций.
— Я считаю, это позитивно скажется на корпоративном климате, — парировал он, и в его глазах плясали чертики. — Повысит уровень… эм… эмпатии.
— Повысить уровень моей потребности вас придушить, — огрызнулась она, но улыбка не сходила с ее губ.
— Это тоже форма эмпатии, — серьезно заметил он. — Очень тесный физический контакт.
В этот момент между ними протиснулась София, сияющая, как новогодняя елка.
— Мам! Папа Артема! Это было так круто! — выпалила она, не обращая внимания на то, что только что назвала Глеба «папой Артема» в слух. — Прямо как в фильме! Только без музыки и бега по аэропорту!
Следом появился и Артем, слегка смущенный, но довольный.
— Пап, я записал. Потом смонтирую, добавлю спецэффектов и эпичную музыку. Можно будет использовать как мотивационное видео для новых сотрудников. «Как завоевать сердце строгой HR-директорши: мастер-класс от Глеба Бармина».
Глеб и Лариса переглянулись. И в один момент они оба рассмеялись. Это был смех облегчения, смущения, нелепости и какого-то дикого, неподдельного счастья.
Вечер изменил свою тональность. Теперь это был не корпоратив, а праздник. Их праздник. Общий. Заводной и слегка сумасшедший.
Петров из ИТ, вдохновленный всеобщим ликованием, наконец-то исполнил свой коронный танец, но на этот раз это было не нелепое ковыляние, а нечто энергичное и зажигательное, подхваченное десятками коллег.
Даже Елена Петровна Семенова, связавшись по видео, улыбнулась и сказала: «Наконец-то вы прекратили эту бессмысленную бойню, Глеб Викторович. Лариса Дмитриевна, мои поздравления. Вы единственная, кто смог его… оптимизировать».
Глеб в тот вечер не орал. Не требовал. Не давил. Он был… просто человеком. Немного скованным, немного неуместным в этой роли, но искренним. Он даже танцевал. Один танец. С Ларисой. И это было не нелепое танго под диктовку, а медленный, осторожный танец двух людей, которые нашли друг друга на минном поле корпоративной войны.
Они не говорили о любви. Они не произносили громких слов. Они просто были. А вокруг них бушевал офис, который на одну ночь превратился в самое теплое и безумно сплоченное место на земле.
А на следующий день всем пришло письмо от Максима с протоколом поручений по итогам корпоратива. Последним пунктом значилось: «Проработать вопрос о внесении в корпоративный кодекс пункта о запрете на совмещение рабочих и личных отношений. Или разрешить. HR-директору Орловой Л.Д. предоставить развернутое заключение».
Лариса, прочитав это, только покачала головой и отправила Глебу в личный чат всего одно слово: «Идиот».
Он ответил почти мгновенно: «Ваше заключение принято к сведению. Жду дальнейших рекомендаций. И ужина. Сегодня. В восемь».
Война закончилась. Наступил мир. Странный, нелепый, местами неудобный, но бесконечно желанный. И самое главное — он был общим.
Эпилог: Год спустя
Год в «Альфа-Консалтинг» пролетел так, как будто кто-то нажал на таймлапс в самом интересном сериале. Офис все так же сверкал стеклом и сталью, воздух по-прежнему пах дорогим кофе и амбициями, но что-то в самой атмосфере изменилось неуловимо и кардинально. Страх больше не витал над головами сотрудников зловещим смогом. Его сменило другое чувство — острое, живое любопытство.
Лариса Орлова, проходя по коридору к своему кабинету, ловила на себе эти взгляды. Но теперь это были не взгляды ужаса перед «Грымзой», а скорее… заинтересованное наблюдение. Люди смотрели на нее как на главную героиню продолжающегося романа, исход которого им невероятно интересен.
«Ну что, смотрим, в каком я сегодня настроении? — мысленно усмехалась она, замечая, как пара стажеров из маркетинга тут же уткнулась в мониторы при ее появлении. — Ищут признаки «ночной дипломатии»? Следы поцелуев под тональным кремом? Извините, детки, сегодня все строго. Сегодня у нас бюджетное планирование. Даже любовь, даже самый прекрасный Узурпатор не отменяет необходимости сводить дебет с кредитом».
