Селянин (СИ) - "Altupi"

— Дано, налей ему внеочередную, — быстренько распорядился Никита. — Выпей, братан, и забудешь про голову. — Он заржал.

Данил согласно кивнул и, не дожидаясь повторной просьбы, наполнил тонкую стеклянную стопку с красными и белыми ободками по верхнему краю. Протянул Кириллу. Тот взял, но поставил на стол.

— Я лучше таблетку. Не надо было меня будить среди ночи, заранее предупредили бы, что приедете. А когда не высплюсь, всегда болит.

Он соврал. Не пил, потому что боялся потерять контроль над собой. Приятели могли пить-пить, базарить про курс доллара, в котором ни хрена не понимали, про крутость своих отцов — мелких торговцев, про скатившуюся армию для лохов и полёты на «суперджетах», а потом хопа! — и секса захочется, экзотики! И попрутся пьяной толпой к Егору. И их ничто не остановит: проучить пидора — богоугодное дело. Если так случится, Кирилл хотел быть физически способным их остановить. Или, по крайней мере, не попереться с ними, охваченным желанием мстить за отказ.

— Да, блять, скучный ты какой-то, — выдал Никита. Данил уже успел разлить всем остальным. Они выпили за отсутствующих здесь дам и запихнули во рты то, до чего дотянулись. Пашка громко рыгнул, качнувшись на колченогом стуле.

— О, точно, Паша! — воскликнул, будто только что его перед собой узрел, Никита. — А ты чего нам свои хоромы не показываешь? А ну-ка пошли! Такой дом с виду шикарный!..

Замечание тоже было шикарным, учитывая вытертые обои советских времён, низкий отдающий желтизной потолок, лампочку Ильича, свисающую на проводе над головами, ультрасовременную мебель и технику на грани фантастики. Паша оценил шутку, поднялся, махнул им рукой и повёл за собой через трёхметровую прихожую в горницу. Щёлкнул выключателем.

Из темноты возникла большая комната. Кирилл замер позади всех, предчувствуя неладное.

На полу возле дивана стояла его дорожная сумка, раскрытая. Из неё торчали комки одежды, которую он с психа запихивал туда днём. Бесформенная горка носков и футболок громоздилась и на стуле под окном. Окна, кстати, остались не завешанными, за тюлевыми шторами проглядывала ночь. Но главным «экспонатом» в этом музее был диван — с кучей постеленных на него разноцветных одеял, выглядывающих из-под сбившейся простыни, как промазанные кремом слои «наполеона». Одеяло, которым укрывался, Кирилл забрал на кровать, но оставил коробку презервативов, салфетки и вазелин. Коробка была пуста, квадратики из фиолетовой фольги лежали рядом. Их было всего два, однако это не особо имело значение, потому что в сочетании с другими штуками, особенно вазелином… У Кирилла похолодело в груди, и голова действительно пошла кругом.

— Так-так, — ехидно проговорил Пашка, подходя ближе к дивану, — а кто-то утверждал, что пидорок не тронутый. — Он поднял ногу и толкнул её пальцами «доказательства». Никита и Данил повернулись к Кириллу, ухмылялись. Но, кажется, одобрительно. Мол, молоток, Киря, не облажал, так их, пидоров, всегда под низ! Унижать и властвовать!

— Ладно, раскусили, — весело фыркнул Калякин, хотя сердечко стучало где-то в горле возле кадыка. — Захотелось попробовать, как это. В жизни надо всё испытать.

— Ебать пидоров не позорно, — авторитетно рассудил Ребров. — Всё равно, что бабу. Вон, на зоне пачками ебут, и от этого сами пидорами не становятся. Я бы, может, тоже попробовал.

— Ты? — рассмеялся Никита. — Смотри, только в очко не давай, а то тоже пидором станешь.

— Иди на хуй, — легонько толкнул его бедром в бедро Данил. Оба были пьяны и собачились по-дружески. Кириллу же было главное, что они не стали осуждать его. Паша тем временем уселся на диван, взял коробку от презервативов и занял ей руки. Глядел же на Кирилла, усмехался и вроде по-доброму.

— И как это было? — с вызовом поинтересовался он. Вообще, после попадания к ментам Паша заметно изменился, оборзел. Наверно, злился и за провал миссии с коноплёй, и за то, что провёл за решёткой на пару дней больше.

— Да-да, как? — поддержали ребята, устраиваясь кто на кресло, кто на диван к Паше. — Он тебе сосал? Минет отличается от бабского? Он же пацан, должен знать, как лучше хуй обрабатывать…

Кирилл заставил себя улыбнуться, даже беззаботно хмыкнуть. Переступил с ноги на ногу и прислонился спиной к дверному косяку. Острый угол сразу впился между лопаток, но это было не больно по сравнению с затруднительным положением, в которое он попал. Руки убрал назад, заложил между косяком и поясницей, якобы, чтобы мягче и удобнее было, на самом деле хотел скрыть, что они мелко подрагивают. Спасал только алкоголь в крови — успокаивал, притуплял невроз. Нельзя было выставить себя дураком при приятелях и рассказать, что это ты мечтал взять в рот член настоящего пидора.

— Отличается? Да нет, разницы нет никакой особо, — покачал головой Кирилл, не приукрашивая, чтобы у них не возникло желания немедленно пойти и почувствовать эту разницу. Хотя что так, что эдак, он в любом случае сочинял. — Кто хорошо сосёт, так это Даша Перестрелка. У-уу, она на майских праздниках так заглотила!.. Ух, я думал, из задницы у неё вылезет!

— А, да, кстати, — оживился Никита. — Рекомендую! Кто Дашу не пробовал, обязательно попробуйте! Вообще! — он поднял вверх большой палец и засмеялся.

— Ну, а в очко хоть?.. В какой позе ты его? — спросил Данил, ковыряя пальцем в зубах.

— Да в какой, в какой… — принуждённо хохотнул Кирилл. — Раком поставил да жарил, пока полную жопу не накончал ему. Жопа узкая, аж пиздец. Первый раз за три минуты кончил. Второй уже подольше.

— Что ж ты пиздишь-то? — спросил Паша. — Гондона только одного в коробочке не хватает.

— А это уже вторая коробка, — нашёлся Кирилл. — Или ты думаешь, я его только один день?

Пашка выдержал его полный вызова взгляд и, отбросив коробку, радостно воскликнул:

— Я же говорил, пацаны, он влюбился!

С ним заржал только Данил — устроившийся в кресле Никитос задремал. Его голова всё время отклонялась назад на высокую спинку, но каждый раз он вздрагивал, поднимал её, открывал глаза, таращился, потом глаза закрывались, и всё начиналось сначала.

Кирилл побледнел, но потом решил, что с этим надо кончать. Он отодвинулся от косяка.

— А не заткнёшься ли ты, Паша? — сказал он тоже ехидненько, чтобы не доводить до новой драки. — Задрал уже подъёбывать. Ну, чпокаю я Егора, и что? Ты хоть раз видел, чтобы я влюблялся в шлюх? Я думаю, ты сам в него влюбился! И ревнуешь! Докажи, что нет! Я помню, как ты его с самого первого дня защищал! А теперь тебе завидно, что он выбрал меня, а не тебя! А мне он на хуй не нужен, я его просто трахаю, как шлюху похотливую! И он у меня сосёт!

Внимание Данила теперь переключилось на Пашу, он с любопытством разглядывал его и предвкушал, как Паша будет выкручиваться от этого искусного обвинения. Машнов пьяно выпучил глаза, чуть отклонившись всем корпусом назад. Ему не хватало слов, чтобы высказать возмущение. Вид был такой, будто он вот-вот взорвётся. Но спустя какое-то время лицо чуть дрогнуло, Паша моргнул, надул щёки и примирительно улыбнулся — широко, от уха до уха.

— Вот ты злой-то, Киря! Говорят тебе — шутки! Я же знаю, что ты и любовь — понятия несовместимые! Кому же это лучше знать, как не мне: мы же друзья! Ты просто скажи: когда ты домой вернёшься? Без тебя там тоска смертная. Не собираешься же ты из-за пидора тут до сентября сидеть? Поехали завтра с нами?

Калякин мысленно выдохнул. Расчёт на то, что Паша, часто гуляющий на его деньги, не захочет с ним ссориться, был сделан правильно. Ещё повезло, что у всей компании имелось весьма своеобразное мнение о пидорах, вольное толкование этого термина, допускавшее возможность трахать парней и оставаться чистеньким. Трахать можно — главное, не влюбляться.

Но перед Кириллом сейчас стоял другой вопрос, на который, в кои-то веки, он знал ответ.

— Не, Паш, не поеду. Нельзя мне: родаки думают, я на Кипре отдыхаю.

— На Кипре? — удивился Данил, опередив Пашку.

— Да. А я путёвку проебал где-то… Напиздился в стельку и посеял где-то. Вот, чтобы звездюлей не огрести, и свалил в деревню. Папаша и так злой из-за тюряги…